"Все это связано с риском для твоей жизни".
"Я знаю".
Она переждала поднявшуюся ментальную дискуссию на тему, не должно ли Сообщество Тайри категорически запретить ей любые действия, связанные с риском для ее драгоценной жизни. Потом усмехнулась мысленно и напомнила, что любая тайри абсолютно свободна в своих действиях, и запретить ей ничего не смогут.
"И все-таки, — осуждающе сказала Лий, тоже забредшая в локальную Сеть, — подумай, у тебя еще тысячелетия впереди… ты же не из короткоживущих".
Все тайри молчали подавленно — никто не считал себя вправе высказаться. Но ощущая их молчаливую поддержку, Алейн сказала.
"В момент, когда мы начнем считать собственную жизнь более ценной, чем жизнь любого обычного человека на любой планете — Союз можно считать мертвым".
Ей показалось, будто сразу тысячи рук обняли ее за плечи. Лий вспыхнула непокорной звездочкой и утихла.
"Наверное, ты права. Я должна это обдумать".
"Твой план я считаю разумным, но следует уточнить детали", — вступил Ульвир. Они стали обмениваться инфопакетами, корректируя и уточняя план дальнейших действий Алейн.
"И вот еще что. Это к вам, Виэрел. Лока-тайри, за которой я наблюдаю, готова к инициации. Кроме того, я прошу вас поторопиться! Здоровье моей подопечной оставляет желать лучшего. Боюсь, что если вы не заберете ее в ближайшие дни, мы можем ее потерять…"
Тайри с Виэрела зашумели, что сейчас невозможно перебросить корабль к Земле — ведь он должен дежурить у системы Матур, это тоже важно! Одна из них, старая и мудрая тайри, по имени Кринн Быстрая, вставила спокойно:
"Не понимаю причин волнения! Мы поступим обычным образом — сейчас же пошлем к земле челнок и инициирующую команду! Челнок доставит лока-тайри на корабль всего за несколько часов".
Восприняв простой навигационный расчет, тайри успокоились и даже несколько устыдились — действительно, решение лежало на поверхности, и сложно было его не увидеть.
Светлана Григорьевна успела доползти до телефона и набрать скорую.
Говорить было уже трудно. Она кое-как прошамкала в трубку свой адрес и потеряла сознание.
Вновь в себя она пришла уже в больнице. И сразу поняла, что случилось.
Все-таки худший исход. Именно то, чего она боялась больше всего.
Вот так это и случается. Прозаически. Широкая трещина в краске через всю стену рядом с кроватью. Желтая казенная краска, пупырышки на ней. Ветхий пододеяльник еще советских времен с веселенькими пестрыми надписями "Минздрав". Голое окно, и за ним — одно только небо, и то серое, затянутое пеленой туч.
Сознание было затуманено — не то болезнью, не то лекарствами, которыми ее накачали. В руке торчала игла капельницы. Отдельная палата, осознала Светлана. Совсем маленькая, отдельная. Это что значит — я умираю?
Умираю, подумала она. И это самое лучшее, что со мной может произойти. Потому что это, дорогие товарищи, инсульт. Вся правая сторона — будто исчезла. Ее нет. Невозможно шевельнуть рукой или ногой, нет и чувствительности. Голова тупо побаливает, и что-то со зрением — все плывет перед глазами.
Говорят, что иногда эти параличи проходят… через сутки вроде. Прошли уже сутки, или нет? Светлана чувствовала, что ничего у нее не пройдет.
Слишком уж сильно все это. Слишком тяжело.
Даже если она не умрет — жизнь кончена. Начинается умирание. Оно может растянуться еще лет на десять… ужас какой! Но жизни больше не будет. А лучше бы, конечно, закрыть глаза и уйти сразу… вот прямо сейчас… Светлана закрыла глаза.
Неужели это все… вот и вся жизнь… а что там — дальше? Как ее уверяли с детства — ничего? Или, как ей рассказывала подруга — Бог? Вдруг резанула несправедливость: почему именно она, именно сейчас должна умереть? Смерть казалась такой далекой… даже когда уже состарилась, уже было ясно, что несколько лет — и все. Так приговоренный к казни не боится, потому что осталось еще целых полчаса… пятнадцать минут. Это время впереди кажется вечностью. Но вот больше нет времени. И над беспомощной шеей — топор гильотины.
Светлана Григорьевна заплакала.
Пришел Ваня. Он был весь какой-то потерянный, напуганный. Посидел, держа ее руку в своей. Что-то говорил, тихо, не очень понятно. Светлана Григорьевна попыталась ответить, но заметила, как сын вздрогнул от звуков ее голоса. Голос изменился, и говорила она теперь непонятно, неразборчиво. Ваня с врачом вышел в коридор, и они там о чем-то беседовали.
Потом Ваня сказал ей, что завтра должен прилететь Олег.
Я умираю, снова кольнул ужас. Поэтому они и… Я умираю! И они не могут помочь. Никто не может помочь.
Светлана Григорьевна проснулась ночью. Состояние было непонятное. Правая сторона все так же не двигалась. Кажется, кровать мокрая. Кожу неприятно жгло. Светлана решила не обращать на это внимания.
Через высокое окно в палату лился лунный свет.
Что там будет, когда я умру, снова подумала Светлана. Вот ведь всю жизнь гадала. Раньше была атеисткой, да и вопрос этот сильно не волновал. Ее слишком занимала жизнь — некогда было думать о смерти. Потом вроде стала во что-то верить. Но сейчас это опять уже казалось глупостью. Бог, ангелы… черти… ей, наверное, по церковным канонам положено попасть в ад. Она и не ходила никогда в церковь. А чувство говорило ей, что ничего этого не будет. Какая там душа, отдельная от тела? Как вообще может что-то существовать отдельно от тела? Ничего этого нет. Просто сон — вечный сон.
Но сейчас это не пугало ее. И вообще ничто уже не пугало.
Старая ведь уже, подумала Светлана. Пожила достаточно. Все умирают.
Почему-то эта простая мысль — все умирают — успокаивала ее. Мало ли людей умирают молодыми… вот как ее мальчики. Умирают даже дети. А она — прожила долгую, хорошую, интересную жизнь. Чего же ей еще нужно?
Она просто смотрела на лунный свет. Как это, оказывается, просто и прекрасно — лунный луч ложится на шероховатый белый подоконник, высвечивает трещины, исчезает в синеватой дымке внизу.
Это было новое, доселе неизвестное ей занятие — умирать. Даже интересное чем-то занятие.
Только хорошо бы все-таки это случилось уже сейчас, подумала Светлана. Лежать годами, мучиться самой и быть обузой для окружающих… и ведь все равно это не что иное, как тот же процесс умирания, только растянутый и мучительный.
И в этот миг от стены отделилась легкая тень.
Светлана перепугалась на миг — сама не зная, чего. Глупым был этот ужас — кто будет нападать на умирающую парализованную старуху? Но это и не был простой страх — а безотчетный мистический ужас… Кто это?!
Перед ней стояли двое. Девушка и молодой мужчина. Обычно одетые, темноволосые, и оба — в темных очках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});