и этот самый народ будет за тебя, плюс влияние твоего отца и мои деньги сделают свое дело. Ты займёшь высокий пост в политической элите, – не уставала объяснять мне мамуля.
Амбиции у моих родителей, конечно, те еще.
– Изначально этот путь мы готовили для сына, но, так как Марк родился вторым, да еще и в паре с Лизой, это уже так не провернёшь. Одного ребенка спрятать легко, а вот двоих, да еще и близнецов, – нет. Наша поддержка будет выглядеть подозрительной, так что по этому пути придётся пройти тебе. Ты поступишь учиться в обычную школу, друзей не заводи, ни с кем не делись данными о семье и родителях. Ты поняла меня, Лилиана? – мама всегда прямо заявляла о своих требованиях, без пояснений и не делая скидку на возраст.
Вот так в семь лет и была решена моя судьба.
– Стать богатым можно всегда, а вот стереть из биографии, как жил до, чей ты ребёнок и где учился, не выйдет, поэтому пока учись, как все обычные дети. Дальше посмотрим, что с тобой делать. Ну как минимум Председателя Совета Федерации из девушки я сделаю, а дальше все будет зависеть от тебя. Возможно, и до высшей политической должности доберёшься, если и не в качестве главного действующего лица, то хотя бы в качестве первой леди, – закончил лекцию отец.
Эти слова отца и матери я никогда не забуду. И вроде я была еще малышкой семи лет, но уже тогда со мной разговаривали как со взрослой.
Хотя я и мало что понимала, но основные правила уяснила: молчать, никому не рассказывать о своей семье и выполнять все указания родителей.
Сейчас уже пройдена одна треть пути, приготовленного мне родителями. Через полтора года после этого разговора родился Кирилл, и ему отвели ту же роль, что и мне. Только на меня повесили еще одно задание: помогать ему, когда он вырастет, в продвижении по карьерной лестнице.
И вот мне уже восемнадцать. А Кириллу всего десять лет, он еще совсем ребенок. Но он мальчик, наследник, как и хотел отец. И если Марка и Лизу к себе под крыло забрала мама, то я и Кирилл достались отцу.
Теперь ко мне было меньше требований в плане политической деятельности, но зато появилась более важная задача: я должна буду выйти замуж за политика и продвигать Кирюху в построении успешной политической карьеры.
Мне сейчас восемнадцать лет, и, вместо того, чтобы принимать ухаживания парней, гулять в парках и ходить в кино, я заплетаю волосы в косички, надеваю очки и школьную форму на один размер больше и хожу в школу. Показывая, насколько я умна и что могу претендовать на что-то ещё.
Да, с рождением Кирилла некий груз ответственности с меня сняли. Но тот факт, что я должна выйти замуж по расчёту, меня пугает. Я смирилась с этим внешне. Но в душе растет протест. Мне хочется весны, романтики, влюблённости. Но на меня никто не обращает внимания как на девушку. Даже парни, с которыми мы перешли в эту школу. Они тоже внешне чистые ботаники, умные. Но мной как девушкой не интересуются нисколечко.
Возможно, причина в ужасных очках, которые зрительно уменьшают мои глаза, или в одежде не по размеру, но факт остаётся фактом.
И вот я иду на задний двор нашей школы. Моё дополнительное занятие отменили, и я решаю провести это время на природе. Погода радует, можно снять эти ненавистные очки и радоваться солнышку.
Сажусь на лавочку, снимаю пиджак и очки, откидываюсь назад, поднимаю лицо к солнцу и улыбаюсь. Как же приятно: запах сирени, солнышко, тень от деревьев.
Стоп, какая еще тень? Открываю глаза и натыкаюсь взглядом на своего одноклассника, с которым у нас несколько совместных уроков, которые проходят на английском языке.
– Никогда не видел тебя без очков. А у тебя большие глаза. И красивые, – добавляет он с неким удивлением.
Он кореец по национальности, и на глазах они все повёрнуты. Как только могут зрительно их увеличивают при помощи косметики, причём парни тоже ею пользуются. Некоторые даже к пластическим хирургам обращаются.
Я поняла это, почитав некоторые статьи на разных сайтах.
Но Юн и без этого красив. Он высокий и харизматичный. В школе всегда в гуще событий. Он сын посла Южной Кореи. Понемногу учит и наш язык, но в прерогативе это английский, французский и немецкий.
Наша школа по-своему уникальна. В десятом и одиннадцатом классах мы сами выбираем уроки, которые хотим посещать. И вот на уроках иностранных языков мы и пересекаемся с Юном, ну и еще на парочке предметов.
Но мы с ним никогда не общались. С чего он ко мне подошёл, непонятно. Может, что на голову упало и он поэтому неадекватен сейчас?
Я, как и все льготники в нашем классе, – изгой. С нами особо не разговаривают, если только не понадобится помощь.
– Спасибо.
Больше мне нечего сказать. Я в шоке от поведения одноклассника.
И тут мы вместе оборачиваемся на звук шагов. К нам подходит женщина, тоже кореянка, приятной внешности, с пакетом в руках.
Смотрит на меня, после на Юна.
– Ты оставил пакет.
Говорит она на всем понятном английском, чтобы не поставить меня в неловкое положение.
А вот Юн переходит на свой родной корейский и довольно грубо ей что-то отвечает. Женщине неловко, и она опять смотрит на меня умоляюще, после быстро ставит пакет на лавочку и удаляется.
Он ей кричит что-то вслед, но она не останавливается и скрывается за стенами школы.
Юн трогает свои идеально уложенные волосы в нервном порыве. Потом смотрит на меня и произносит то, чего я никак не ожидаю от него услышать.
– Есть хочешь?
– Прости, что ты сказал?
– Есть будешь? – и показывает на пакет.
Что сегодня за день? Полнолуние или солнечное затмение?
Чтобы «золотой мальчик», во-первых, заговорил со мной, а во-вторых, предложил перекусить! Хотя, возможно, там какая-нибудь гадость и он хочет посмеяться надо мной.
– А что там? – решаюсь уточнить.
– Суп с морскими водорослями.
Я начинаю вспоминать, где я слышала о супе с таким названием. Припоминаю, что у корейцев есть традиция: матери готовят для своих детей в день рождения такой суп.
– Ты… сегодня именинник? То есть у тебя день рождения?
– Откуда знаешь? – Юн крайне удивлен моими познаниями их культыры.
Пожимаю плечами.
—Смотрела ваши сериалы.
Юн явно не ожидал от меня такого ответа.
– Серьезно? Я, кореец, не интересуюсь этим, а ты, русская, и смотришь.
Что-то наш разговор мне перестает нравиться.
– А