батальонов!
— Мне не позволили, — глухо произнес инженер броневой защиты. — «Морские котики» нужны на Земле. Как и все остальные — меркурианские штрафники, Гвардия Геркулеса, Кровавые Вороны с Альграба, Пожиратели Радиации с Зирды, женские батальоны смерти с Явы и даже наемники из диких племен с Острова Забвения. Все, способные держать оружие. Потому что Глубоководные вернулись и собираются напасть снова. Председатель считал, что я справлюсь. Мы рассчитывали встретить на Горгоне разве что только глупых животных и мертвых андромедян. И уж точно не безумных пришельцев из Эры Разобщенного Мира… Мы даже с Торманса несколько легионов отозвали — или ты не заметила?
— Я думала, что это всего лишь регулярная ротация — и вы вскоре пришлете новые войска, — растерялась Ма-Ри-Соль.
— Обязательно пришлем, — криво усмехнулся Бренн Бир, — даже не сомневайся. Мы не бросим Торманс на произвол судьбы. Как и все остальные миры. Эта вселенная будет принадлежать нам — и никому другому. И горе тем, кто станет у нас пути. Потому что мы — люди, а Человек рожден править!
Ма-Ри-Соль ответила далеко не сразу. Глубоко в ее душе зародилось сомнение, в ее голове роились зловещие планы.
«Рожденный править». Тормансианка нисколько не сомневалась в этом, потому как и сама принадлежала к великому человеческому племени.
Но кто сказал, что столица Империи Человека должна находиться на Земле?..
Ма-Ри-Соль знала одну планету, куда более подходящую на эту должность. Древнюю и холодную, опаленную огнем бесконечных сражений, освещенную лучами умирающей красной звезды — но все еще живую. На наш век хватит.
«Потому что мы рождены править».
Глава 21, в которой ровным счетом ничего не происходит
Ничего.
Глава 22. Ревущая Ярость Небесного Храма
Несмотря на свой относительно юный возраст, капитан Виктория-Мако Аматерасу-Виндзор была опытным боевым офицером. Ей неоднократно приходилось не только участвовать в сражениях, но и тщательно изучать последствия оных; как-то, высаживаться на покоренные планеты, усеянные мертвыми телами солдат и мирных жителей — как своих, так и чужих. Ее величество была давно и твердо привычна к хаосу, который остается на поле битвы, когда затихает последний выстрел. Викторию нельзя было удивить или испугать зрелищем лужицы расплавленных мозгов, вытекших из чьей-то головы, пробитой плазменным зарядом; оторванной рукой, свисающей с поперечной балки или, например, половиной тела, невозмутимо восседающей за рабочим столом бывшего владельца; неважно, верхней или нижней половиной: когда дрон-камикадзе накрывает вражеский штаб, обе возможности равновероятны. Но то был естественный и непредсказуемый хаос войны. Место, в котором она оказалась прямо сейчас, было чем-то другим. О хаосе не могло быть и речи — здесь чувствовался порядок и незримо присутствовал план.
С геометрической точки зрения просторное и ярко освещенное помещение плохо поддавалось описанию — слишком много голубых серебряных граней. Декаэдр? Додекаэдр? Все может быть. Так или иначе, инопланетная геометрия была далеко не самым замечательной деталью раскинувшегося перед ней пейзажа. Совсем другое прежде всего бросалось в глаза — кровь, мертвые тела и отдельные части мертвых тел — руки, ноги, головы…
Но совсем не так, как на поле битвы — хаотично разбросанные и перемешанные. Еще раз, здесь царил порядок. Виктории даже показалось, что она узнает те или иные лица — кажется, некоторые из этих людей не так давно служили под ее командованием…
— Порядок? Разве что с вашей точки зрения, — продолжал тот же голос. — Столько уникальных образцов пришли в негодность!
— Вы что, читаете мои мысли?! — почему-то сразу догадалась и удивилась Виктория-Мако. Эти слова дались ей нелегко — во рту пересохло, из горла вырвалась далеко не осмысленная фраза, а какой-то невнятный хрип. Но собеседник прекрасно ее понял:
— Только эмоции, ясно читающиеся на вашем лице, — снисходительно уточнил владелец холодного голоса. — Это совсем нетрудно, с моим-то опытом. О! Прошу прощения, я совсем забыл представиться. Неудивительно, в моем мире так легко и просто забыть о светских манерах… — собеседник издал странный звук, в котором Виктория с немалым для себя удивлением опознала щелчок, какой обычно издают каблуки кавалерийских сапог. — Оберштурмбаннфюрер СС доктор фон Брюннер. Полагаю, мое имя ни о чем вам не говорит — как и мое прозвище, которое в прежние времена было известно немногим; «доктор Франкенштейн» — так меня называли. Не приходилось слышать? Нет? Неудивительно. Я никогда не стремился к известности, в отличие от таких моих коллег как доктор Менгеле или доктор фон Бодман.
— Я… я никогда бы не подумала, что штурмбаннфюрер СС может выглядеть подобным образом… — растерянно пробормотала императрица трех миллионов миров.
— Оберштурмбаннфюрер, — мягко поправил ее собеседник. — Вы уж простите мне эту маленькую слабость — даже сегодня, столько лет спустя, я все еще дорожу этим честно заслуженным званием.
Прежде чем ответить, Виктория-Мако попыталась заново оценить окружающую обстановку.
Просторное и яркое освещенное помещение — то ли кунсткамера, то ли холодильник мясной лавки. Повсюду мертвые человеческие тела и части тел — на хромированных столах, в стеклянных сосудах самых разных размеров и калибров; иные просто свисают с потолка на стальных крючьях. И вроде бы не только человеческие, но об этом пока нельзя судить достоверно. Где-то в самом центре этого удивительного рефрижератора стоит еще один хромированный стол, на котором возлежит сама принцесса — обнаженная, ничем не прикрытая и совершенно неподвижная. Вроде бы никак не связанная, но при этом абсолютно парализованная.
А напротив нее то ли стоит, то ли даже парит в воздухе существо, прибывшее прямиком из полузабытых детских ночных кошмаров. Разумеется, плохо поддающееся описанию — как и положено добропорядочному ночному кошмару. Шар или сфера, метра три в диаметре, покрытая странной черно-серой субстанцией, на первый взгляд биологического происхождения — нечто вроде короткого животного меха вперемешку с острыми иглами, как у ежа или дикобраза; кое-где сквозь мех просвечивает чешуя, какую можно встретить у рыб или рептилий. Где-то в районе «экватора» сферу опоясывают многочисленные глаза, не менее двух дюжин — это глаза, никаких сомнений — как нарочно, багрово-красные, с беспросветными черными зрачками. Почти человеческие глаза, если особо не присматриваться — некоторые внимательные, другие сонные, полуприкрытые веками; прищурившиеся, моргающие; хотя, кроме размеров, ничего человеческого в них не было. Выше и ниже «глазного» экватора колышутся столь же многочисленные щупальца, как у осьминога — самых разных размеров, иные достигали в длину двух и более метров. Вот, вроде бы и все… непонятно только, где у этого существа рот, из которого снова доносится голос:
— После того, как вы столь бесцеремонно подвергли мою скромную обитель бомбардировке, часть моих