— Время тянулось так медленно, — прошептал Реми, когда Солей обняла его.
К ней постепенно возвращалось то чувство, которое она испытывала к нему той ночью, когда они были вместе. Не было, правда, того ошеломления — только захлестнувшая все ее существо радость. Ей казалось даже, что она может легко парить над землей, настолько велико было охватившее ее чувство.
— Давайте остановимся ненадолго! — громче, чем было необходимо, крикнула им Даниэль.
Солей и Реми, улыбаясь, неохотно двинулись вперед и остановились позади своей сопровождающей.
— Как ты считаешь, могу я обратиться к твоему отцу сразу же или нужно выждать день-два? — задал вопрос Реми. — Дать ему время успокоиться?
— Он всегда спокоен, — ответила Солей, продолжая держать Реми за руку. Он не способен долго сердиться. Но, возможно, после всего того, что сегодня произошло, было бы разумнее подождать до завтра.
— А пока не попадаться ему на глаза? — сухо заметил Реми. — Ладно, тебе виднее. — Он немного поколебался, а затем продолжил: — Он выглядит постаревшим.
Солей кивнула.
— Ты заметил? Да, ему очень недостает Луи. Они никогда прежде не разлучались, ни разу за все двадцать шесть лет, — она помолчала немного, а затем задала вопрос, который мучил ее все эти долгие зимние месяцы. Она просто не могла больше сдерживаться: — Мы… мы останемся в Гран-Пре, когда поженимся? Или… уедем отсюда?
— Я хотел бы уехать сразу же, — ответил Реми без колебаний. — Я знаю одно место, где мы могли бы построить наш дом. Это в направлении Сент-Джона, на территории Мадаваски. Оттуда я мог бы доставлять свои меха к Святому Лаврентию, а затем прямо в Квебек. И ты была бы там в безопасности на то время, пока бы я отсутствовал. Недалеко от этого места, ближе к водопаду, находится поселок микмаков. Мы с ними хорошие друзья. Ты никогда не будешь там в одиночестве.
Солей почувствовала, как к ней подбирается страх.
— Мы так тяжело пережили разлуку, а ты уже говоришь, что собираешься оставлять меня одну.
— Нет, я только делюсь с тобой. Бегущая Лань, Молодой Бобер и Рассерженные Воды мне как семья. Они оградят тебя от всего так же, как это сделал бы я. Там тебе ничто не угрожает. Красные мундиры никогда не забираются так далеко ни по реке, ни через лес, где полно индейцев, охотящихся за их скальпами.
Упоминание о скальпах было некстати, но Солей и сама понимала, что среди микмаков она будет в безопасности.
— Я немножко знаю их язык, — проговорила она неуверенно.
— Они прекрасно говорят по-французски, — отозвался Реми, — благодаря добрым пастырям, которые обратили их в христианскую веру. Ты боишься идти со мной, да, Солей?
Ее губы дрожали, она не могла вымолвить ни слова. Реми снова обнял ее, не обращая внимания на идущую впереди Даниэль. Он был сильным и горячим, и его объятия, казалось, защищали ее от всего, что творилось вокруг.
— Немного боюсь, — призналась она.
— Ты не должна бояться. Где бы мы ни находились, я буду беречь тебя, охранять, — пообещал Реми. — И как только ты соскучишься по своей семье, я сразу же приведу тебя обратно.
Она ухватилась за это обещание так же, как ухватилась за его руку во время их прогулки. Сейчас она понимала, что чувствовала Мадлен, когда Луи объявил ей, что увезет ее далеко от семьи и друзей, в неизвестные края. Но она понимала и другое. Жизнь в Гран-Пре без Реми была для нее невыносима.
* * *
Было уже поздно, когда все остальные вернулись домой. Дети были накормлены и играли.
Погруженная в свои переживания, Солей тем не менее обратила внимание на то, что ее мать очень спокойна. Улучив момент, когда Барби доставала мясо и овощи из чугунка, чтобы подать их на стол, Солей заговорила мягко и сдержанно, с трудом подавляя волнение:
— Мама, ты не поговоришь с папой обо мне и Реми? Можем ли мы объявить о нашей помолвке в следующее воскресенье?
— Посмотрим, — ответила Барби уклончиво. — Не знаю, подходящий ли сейчас момент. На отца так много сегодня всего навалилось. Отрежь-ка лучше еще хлеба и положи масла.
Разговор, который скорее можно было назвать спором, не прекращался ни по дороге домой, ни за столом.
— Никогда, — заявил Эмиль убежденно, — я не соглашусь оставить мой дом и поля англичанам. Я проработал на них всю свою жизнь, так же, как мой отец и дед до меня, это собственность моих сыновей и внуков.
— Мы будем драться за все это, — сразу же отреагировал Антуан.
Пьер бросил на него пристальный взгляд.
— Что ты понимаешь в борьбе? Драка с Франсуа совсем не то, что встреча с красномундирниками, вооруженными штыками на мушкетах.
Близнецы обменялись многозначительными взглядами.
— Это наша земля, — настаивал Антуан. — Я согласен с отцом. Мы должны защищать ее, если сюда придут красные мундиры.
— Я не говорил о борьбе, — прервал его Эмиль. Он выглядел утомленным. — Это у молодых на уме одна борьба, даже когда бороться глупо. Я сказал только, что не уеду и не оставлю то, что мне принадлежит. Сколько я себя помню, англичане и французы всегда боролись друг с другом за право управлять Акадией, но земля испокон веку принадлежала нам. Сейчас только кажется, что отныне и навсегда англичане правят нами, но реально ничего не изменилось. Земля все еще наша. Мы кормимся ею? Так было всегда, и так будет.
— Но если сюда придут солдаты, как они пришли в Шиньекто… — начал Франсуа.
— Солдаты многие годы были здесь в казарме, следили за порядком, — напомнил Эмиль. — Ничто не говорило о том, что они начнут жечь наши поля и дома. Мы — мирные люди. Мы не устраиваем налеты на английские форты, не крадем у них продовольствия, не убиваем их поселенцев. У них нет причин бояться нас.
— Но у нас есть причины бояться их, отец, — сказал Антуан, перегибаясь через стол, — То, что они сделали в других местах, они сделают и здесь, в Гран-Пре, раньше и позже.
— Они никогда не делали этого в течение более чем сорока лет, — настаивал Эмиль.
Дед вынул свою трубку и открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.
— Это не совсем так, папа, — произнес Антуан. — Я был совсем маленьким в 1746 году, но помню, как Франсуа и я лежали и прятались под покрывалом, надеясь, что англичане не явятся сюда, чтобы убить нас в наших кроватях, после того как их людей кто-то зарезал в Гран-Пре.
Эмиль гневно взглянул на сына.
— Это был безрассудный поступок, совершенный безрассудными молодыми людьми, — он сделал ударение на слове "безрассудными". — Это верно, что ни один житель Акадии не был счастлив оттого, что 600 англичан расквартированы здесь, в наших собственных домах. Но это вовсе не означает, что их надо выдворить среди ночи при помощи винтовок и топоров. Мы только подвергнем опасности самих себя и дадим им повод отомстить нам.