Потом Лёне Русаку погрезилось: Небесный Воин Архангел Михаил скачет в громе и сиянии на белом коне, с грохотом вонзая молнии в бурлящую реку, в испуганно поникшие долу чёрные тальники, в крыши дачного посёлка и ветхой деревеньки. Как бывало в детстве, Лёня вдруг обеспамятел от страха, сжался с неуёмной дрожью, с воплем, готовым вырваться из обезумевшей сути, поджидая, что молния сейчас поразит его, безвольного, опутанного грехом. И никогда ещё с такой полной верой, с таким страхом, с таким ошеломляющим раскаяньем, с такими слезами не молил он Господа:
– Господи, прости!.. Господи!.. Милостивый!.. прости меня, грешного. Господи, прости-и…
Дождь лил как из ведра, и Лёня Русак не помнил, как снова забылся, клубком свернувшись в коконе спальника, и спал крепко, полно, без снов и видений, – тоскливые, бредовые и безысходные грёзы не терзали его блуждающую, сиротливую душу. А когда проснулся и глянул из зимовья, в глаза его с небесной синью радостно и влажно хлынула сияющая листвой, омытая берёзовая грива. Вольно отпахнутые глаза сеголетнего чада, из коих обида, страх, отчаянье вымылись слезой до ласковой синевы… Господи!.. Благодать-то какая!.. Лениво текла река, и по-над самой парящей водой лёгкими, сизоватыми лохмами кочевал туман; тепло румянились избы деревеньки, над которой словно кружили в синеве белые церковные маковки. Неподалёку от зимовья жилистый мужик с дородной бабой ворошили граблями валки скошенной травы, чтобы просохла и проветрилась, а у края покоса на крапивном мешке желтела одуванчиком девчушка, старательно плетущая ромашковый венок. И Лёне вдруг живо, явственно увиделось своё сенокосное малолетство, и припомнилось услышанное: "Я уйду… И с голубых небес опустится на степь и лес зелёной мглою лето. Я уйду… Во сне травою обращусь, услышу, как поёт младая Русь. Увижу – сон или не сон… – в моей деревне церковь, колокольный звон. Я в белом рубище, босой, бреду с косой в заречные покосы…"
Цзя ПИНВА НЕБЕСНЫЙ ПЁС
(ПРОДОЛЖЕНИЕ, НАЧАЛО В №6)
В эту ночь Тяньгоу никак не мог уснуть. Как бы там ни было, он был искренне благодарен этой семье. Колодезных дел мастер впервые в его жизни дал ему возможность научиться зарабатывать собственные деньги, а его жена проявила искреннее участие и заботу о нём. Как здоровый молодой мужчина, Тяньгоу не мог не задумываться о прелестях обычных земных женщин, правда его представления об этом предмете были весьма неопределёнными. Не имея никакого жизненного опыта, он толком не мог судить, в чём именно эти прелести заключались и насколько в действительности они были хороши. И хотя годы наиболее интенсивного влечения к противоположному полу для него уже прошли, Тяньгоу тем не менее испытывал острую потребность в близости с женщиной.
Когда дух человека без остатка захвачен каким-то чувством, то он забывает о голоде и жажде, холоде и жаре, сне и усталости. В этот вечер Тяньгоу как раз находился в таком состоянии. Его сердце, голова, кровь и все остальные части тела никак не могли обрести покоя, так что он выбрался из своей коморки и, прихватив корзинку с цикадами, отправился в ночную прогулку, чтобы дать немного улечься своим чувствам.
На улице толпилось множество народа, и почти все поголовно были женщины. Вообще, женщинам в этой крепости приходилось работать больше всех остальных. Часто, уложив спать мужа и детей, они принимались стирать бельё, латать старую одежду, собирать хворост или ходить к реке за водой. Но сейчас в большинстве дворов уже были собственные колодцы, и не было нужды спускаться с вёдрами к самой реке. Он отметил про себя, что в руках у этих направлявшихся к реке женщин не было никаких обычных орудий труда, за исключением скалок для раскатывания лапши. Тут Тяньгоу осенило, и он, потянув одну из них за рукав, спросил: "Сегодня что – будет затмение?"
Женщина ответила утвердительно: "Ну а то! Тяньгоу – Небесный Пёс – будет глотать луну!"
Для горожан "проглатывание Небесным Псом луны" это всего-навсего заурядное астрономическое явление. Жители крепости тоже более или менее представляют себе его природу. Однако в народной традиции значение этого события вышло за рамки чисто физического явления и превратилась в своего рода символический ритуал. В нём ещё сохранилось особое мистическое настроение, и, как повелось ещё с самых древних времён, люди верили, что с теми, кто оказывался вне дома в ночь, когда Небесный Пёс-Тяньгоу проглатывал луну, могло приключиться несчастье. Поэтому во время затмения все женщины этого селенья собирались на речной отмели и начинали изо всех сил молотить скалками по поверхности воды, распевая громкие песни, пока луна опять не появлялась на небе. В наши дни мужчинам из крепости уже больше не приходилось подаваться в бега от долгов или скрываться от разбойничих налётов, однако мужчины-ремесленники в большинстве своём то и дело ездили в город на заработки, так что оставшиеся дома женщины как и раньше с энтузиазмом принимали участие в этом ночном действе.
Женщины, которых Тяньгоу узнал в толпе, почти все были жёнами местных ремесленников.
"А ведь и хозяйка должна быть где-то среди них", – подумал Тяньгоу, наблюдая, как женщины выходили из крепостных ворот. Но у него никак не получалось опознать её среди множества теней, смутно мелькавших вдоль по всем триста семидесяти двум ступеням, ведущим к речной отмели.
Эта часть стены у самых крепостных ворот давно развалилась на куски, так что Тяньгоу отыскал себе в зарослях подходящую каменную плиту и, усевшись на неё, стал наблюдать за происходящим внизу. Тридцать шесть лет тому назад один из местных жителей скрылся из селения, укрываясь от воинской повинности. В двенадцатый день девятого месяца по лунному календарю, когда как и в эту ночь должно было свершиться лунное затмение, все соломенные вдовы селения отправились молиться к реке. Уже подойдя к самой воде, беременная жена этого беглеца вдруг почувствовала острую боль в животе и прямо там на речной отмели разродилась младенцем. Младенцем этим и был наш Тяньгоу, иначе Небесный Пёс. Много лунных затмений случилось после смерти отца и матери, и каждый раз, наблюдая за этим странным ритуалом, он только посмеивался про себя. Но в эту ночь, когда жёны ремесленников вновь отправились к реке с молитвами о счастье и благоденствии своих мужей, Тяньгоу – сам ученик колодезных дел мастера – вдруг ощутил, как его сердце наполнилось глубокой печалью.
Он безотрывно уставился на луну.
Луна всё ещё была полной и идеально круглой. Её свет походил на яшмовое блюдо, око ночи, чувственное лицо женщины. И в сознании Тяньгоу вдруг возник потаённый образ его бодисатвы.
В этот момент с речного берега донеслись звуки песни. Звуки были приглушёнными, так что было нелегко расслышать каждое отдельное слово, однако сама мелодия была чарующей. Тяньгоу показалось, будто эта песня спускалась с самого неба и, легко касаясь, словно лаская, растекалась по нежному телу реки. Его изначальная ирония сменилась острым ощущением возвышенной и торжественой атмосферы храма. Луна начала мало-помалу поглощаться наступавшей темнотой, а с ней стал меркнуть и весь свет, разлившийся между небом и землёй, пока наконец весь мир не погрузился в глубокий непроницаемый мрак, из которого доносились лишь звуки древней песни о лунном затмении да шум медленно текущей мимо реки.
Тяньгоу тихо сидел на своей плите, затаив дыхание, и даже цикады в его клетке не издавали больше не единого звука.
В дверном проёме у самого начала каменных ступеней появился одинокий силуэт. Эта женщина по-видимому не успела спуститься к реке до того, как лунный свет померк на небе, и теперь не могла различить дороги в кромешной тьме. Пока Тяньгоу безуспешно пытался, разглядеть её лицо, она тихо тихо запела:
Луна на небе словно медный гонг,
А в нём сидит Богиня Луны.
С тобой видны мне все дороги
на белом свете,
Без тебя угожу я в воронье гнездо.
Ах ты, слепая бестия –
Небесный Пёс!
Голос были таким нежным, что Тяньгоу показалось будто тот пронизал всё его тело, подобно разряду электрического тока. А когда она второй раз пропела "без тебя угожу я в воронье гнездо", ночная тьма расступилась, и на небе забрезжил яркий уголок лунного света. Женщина мягко рассмеялась, и Тяньгоу наконец разглядел женщину.
"Хозяйка!" – позвал он её, не в силах унять дрожь в голосе. В удивлении женщина взглянула вверх на Тяньгоу и спросила: "А ты что здесь делаешь, Тяньгоу?"