и холодом». – Нельзя было не удивляться той твердости и присутствию духа, с какими казаки ожидали видимой гибели, тем более, что каждый из них хорошо понимал настоящее свое положение.
Сначала эта горсть людей, кинутых в открытое море, на утлой льдине, отделялась от твердых льдов водою, всего около 40 саженей, так что, не взирая на шум волновавшегося моря, Челяев с казаками слышали, как с того берега кричали им: дадим помощь или сами погибнем. Но через несколько минут порывистым ветром отнесло льдину в море за версту и бросало во все стороны по воле бурной стихии более получаса, отламывая куски волнением до того, что под конец она представляла небольшую массу, имевшую около 200 саженей в окружности. Тут Уральские казаки показали, чего этот бойкий и молодецкий народ не сделает из любви к своим и неустрашимому духу. Знавшие прежде в экспедициях адъютанта Челяева и желая спасти его с передовыми, они изобретали разные несбыточные для того средства, с явным пренебрежением всякой опасности; наконец, урядник Карп Гурьев и казак Иван Климов, бывшие на берегу, вызвались разделить участь с Челяевым, и на этот конец придумали связать на крепко веревками двое порожних саней, сесть в них самим, запастись провиантом на достаточное время и пуститься в море по ветру, куда отнесло передовых, и немедленно занялись приготовлением этих необыкновенных лодок. Самоотвержение было велико, но оно могло принести пользу погибающим только в том случае, когда бы они пристали куда-нибудь к острову.
Прошло более получаса самого томительного ожидания для бедных пловцов; ветер стал мало-помалу утихать и переменяться, и вдруг раздался крик: братцы: город городить! Казаки устремились в ту сторону, куда указывал один из них, восклицая: спасение! шиханы ставить! Слыша в первый раз в жизни своей эти слова и не понимая их значения, Ч. спрашивал, чему они обрадовались? тут, на походе, казак Соболев сказал ему, что от переменившегося ветра их повернуло в сторону и придвинуло к стоящему крепкому льду, от напора которого льдину, где они находились, начало ломать и коробить, что уральцы называют, «шиханы ставить, или город городить». Приближаясь к окраине шагом, со всеми предосторожностями, и боясь за каждую минуту, чтоб не проломился под ними лед, уже очень ослабший от бывшего волнения, казаки увидели, что они все еще отделены от твердых льдов водой, аршина на полтора. Ожидать было некогда, потому что их рыхлая льдина быстро разрушилась; надобно было действовать немедленно; попробовали заставить лошадей перескочить через полынью с санями, и бедное животное, дрожа как лист, но чуя близкую опасность, повиновалось голосу, и все трое саней очутились на той стороне; за ними последовали казаки и Челяев.
Совершив эту переправу, путники наши не были в безопасности; они не знали, соединяется ли эта льдина с берегом, или составляет плавучую массу, подобную той, на которой они находились, и побуждаемые первым влечением, решились ехать по тому направлению, откуда их унесло ветром в море. Вдали синелся горизонт, позади волновалось и шумело море; а перед ними стлалась гладкая и блестящая как стекло поверхность льда. Далеко, верст за 5, приметно было движение людей, но было ль это на берегу или на льду, нельзя было отличить. Путники пустились на рысях, и вскоре достигли их; это была пятая сотня, уже переправлявшаяся на своих плавучих мостах.
Легко вообразить восторг казаков: они выбежали к ним навстречу, увлекаясь общим чувством радости, обнимали Чел. и передовых казаков без различия. Но радость пол. М., связанного с Ч. дружбою и полагавшего его гибель неминуемою, была неизъяснима. Переправа 5-й сотни, а с нею передовых, продолжалась около 2 часов, после чего они присоединились к отряду, стоявшему на безопасном месте, около самых берегов, где и провели ночь.
С этого ночлега отряд подвигался вперед, держась берегов, и потому ему пришлось делать большие обходы: однако же, на третий день, он благополучно прибыл на Ново-Александровское укрепление, где, передневав, выступил в дальнейший путь, тем же порядком и морем. По достижении Колпиного кряжа и Бозачи, верстах во 100 от укрепления, отряд оставил свои тяжести, и, устроив в них вагенбург, взял семидневное продовольствие и пошел далее к местам кочующих киргизов. Разведав о их близкой кочевке, казаки оставили при небольшом прикрытии продовольствие, а сами пошли рысью к кочевьям киргизов, тогда только заметивших приближение русских и готовившихся к перекочеванию; удивление киргизов было чрезвычайно; долго не верили они собственным глазам, пока, наконец, истина не явилась перед ними во всей своей ужасающей наготе. Правда, за несколько времени до того, между ними разнеслись странные вести, что иногда, на море, были видны блуждающие огни; иногда показывалась на северо-западном горизонте какая-то неопределительная полоса, словно стадо сайгаков перекочевывало; раз, даже, прибрежные киргизы, припав к земле, слышали вдали какой-то гул; но все это почитали сверхъестественным явлением, а вовсе не приближением русских, движение которых еще от самых границ не могло бы от них укрыться. Словом, казаки громом упали на них, разбили, разметали в разные стороны, многих взяли в плен, перекололи защищающихся. Потом отряд, присоединив к себе оставленных за несколько верст казаков, разделился надвое, и пошел далее, назначив общий пункт для соединения место, где оставлены были сани. Две недели сряду оба отряда были в беспрестанных движениях, преследуя, настигая и поражая бегущих киргизов.
Данилевскому удалось захватить и сжечь три большие лодки, скрытые в камышах, на которых киргизы выходят в море на грабежи.
Эту экспедицию они обыкновенно совершают таким образом: заметив русских рыбопромышленников, беспечно стоящих в море, скрываются в своих лодках, выставляют рыболовные снасти, чтоб лучше обмануть их, и, выждав попутный ветер, быстро налетают на них и захватывают часто совершенно беззащитных; потом, как водится, судно разбирают на дрова, а людей уводят в неволю или на продажу.
Через три недели оба разделившиеся отряда соединились со всеми пленными и множеством отбитого ими скота, и возвратились обратно в Ново-Александровское укреп., а оттуда в свои границы, морем же; после шестинедельной и трудной экспедиции. Цель была вполне достигнута. Киргизы твердо помнили кару русских, перестали веровать в невозможность экспедиций с нашей стороны в зимнее время, и долго не покушались на грабежи в море.
Пленный персиянин
(Хива)
Поле, усеянное трупами и костями, после кровавой сечи, поражает и сокрушает даже людей, привыкших к подобного рода зрелищам; вид мертвого человека, среди пустынной и безграничной степи, одного, о бок с верным конем своим, вид этого странника, застигнутого на пути или голодом или жаждой, с рукою, простертою к стороне своей