Читать интересную книгу Наваждение - Пола Вольски

Поздним утром третьего дня карета пересекла границу провинции Совань, однако поначалу ландшафт оставался совершенно таким же. Но в середине четвертого дня, когда Элистэ остановилась на обед в городке Пенод – трактир назывался «Зеленая кокарда», – в меню появились всякие экзотические блюда, которыми славилась Совань: утка в брусничном соусе, буленкская колбаса, салат из репы и фаршированные груши. Мальчик-слуга говорил на сованском диалекте – быстро, проглатывая слоги. В ухе у него висела костяная серьга, чего никогда бы себе не позволил ни один мужчина, живущий к северу от Беронда. Кэрт пялилась на мальчика, разинув рот. Его стремительная речь была ей совершенно непонятна. Круглые глаза горничной еще больше округлились, когда она перевела взгляд с удивительной костяной серьги на диковинные блюда, а потом на непривычного вида бутылку местного вина с витым и изогнутым горлышком. По правде говоря, на Элистэ все эти диковины произвели не меньшее впечатление, но она не желала показывать своего удивления. Элистэ старалась – главным образом перед Кэрт – сохранять совершенно безразличный вид, однако все же не удержалась от радостно-изумленной улыбки, когда впервые отведала знаменитого пенодского торта, покрытого засахаренными абрикосами и вишнями, жареным миндалем и облитого ликерным кремом.

Пейзаж за окном постепенно менялся. Фабекские холмы перешли в более пологую местность, дороги выровнялись, пашни стали более плоскими, а на пастбищах паслись стада коров красной сованской породы. Деревни располагались близко одна от другой, и чем дальше, тем теснее. Слева показалась широкая серебристая лента реки Вир. Отныне Большая Королевская дорога в точности повторяла контур речного русла. Расположенные вдоль берега деревни имели как бы два лица: одно, застроенное гостиницами и тавернами, обращено к дороге, другое – все в верфях и причалах – глядело на реку, служившую второй, столь же важной магистралью. Карета Элистэ давно уже катила по дороге не в одиночестве: рядом двигались другие кареты и повозки, ехали всадники, шагали путники. Время шло, и в конце концов на горизонте появилось смутное пятно – конечная цель путешествия. Воздух Шеррина, как все хорошо знали, продымлен насквозь.

Однако столица оказалась дальше, чем можно было ожидать. Пятую ночь тоже пришлось провести в гостинице. Элистэ поднялась на рассвете и отправилась в путь пораньше. Карета спокойно ехала вдоль реки, откуда веяло свежестью и прохладой. После восхода солнца движение на тракте и на реке сделалось довольно оживленным. По Виру сновали лодки и баржи, а по Большой Королевской дороге, пыля, катило невероятное для провинциальных жителей число карет и повозок. Поздним утром дерривальская карета достигла Труньера, где сделали короткую остановку. Когда-то это была маленькая деревушка, по за последние годы разрастающийся Шеррин достиг ее пределов, и теперь Труньер по сути дела являлся предместьем столицы. Глядя на переполненную людьми площадь, Элистэ уловила словно витающий в воздухе заряд жизненной силы и энергии. Люди двигались быстро, целеустремленно, их жесты были выразительны и преувеличенно резки. Лица казались удивительно подвижными: челюсти постоянно дергались, рты то открывались, то закрывались, брови взметались вверх, глаза возбужденно блестели. По сравнению с флегматичными фабекцами местные жители напоминали каких-то клоунов. А как быстро, громко, без остановки они разговаривали! Прислушиваясь к гулу голосов и смеху, доносившимся со всех сторон, сидевшая в карете Элистэ невольно тоже ощутила прилив возбуждения.

Но вот карета покатилась дальше, и Большая Королевская дорога сузилась до размеров обычной городской улицы, зато дома по обе ее стороны сдвинулись плотнее и стали заметно выше. Движение все усиливалось, толпа делалась гуще, шум все возрастал. Элистэ никогда в жизни не слышала столько звуков, никогда не видела такого количества суетливых, нахальных, спешащих по каким-то непонятным делам людей. Кареты, повозки, телеги, портшезы и пешеходы сгрудились так тесно, что двигаться можно было только шагом. Пронзительно вопили уличные торговцы и нищие, дабы привлечь внимание публики, самые настырные и бесцеремонные даже стучали в дверцы кареты. Кэрт в испуге отпрянула от окна. Кучер сердито щелкнул кнутом, и попрошайки отстали. Однако через минуту вновь сбежались в еще большем количестве. Встревоженная Элистэ швырнула им горсть меди, и тогда человеческое отребье бросилось к карете буквально со всех сторон. В конце концов затор на улице рассосался и движение возобновилось. Впереди оказалась площадь, образованная пересечением пяти улиц. Теперь уже не приходилось сомневаться, что это не предместье, а сам Шеррин.

Внезапно тряска стала еще сильнее. Лакированная карета заскакала и застонала, словно от боли. Грохот колес по вымощенной неровным булыжником мостовой заглушил все прочие звуки. Впереди показалась древняя городская стена – ее Северные порота были широко распахнуты. Карета въехала внутрь, и Элистэ впервые увидела то, о чем столько наслышалась: так называемую Оцепенелость – одно из огромных, таинственных механических приспособлений, изобретенных Возвышенными прежних времен. Это устройство обладало зачатками разума и предназначалось для выполнения самых различных задач. Когда-то изобретшие эту машину чародеи называли ее Чувствительницей, однако с приходом в упадок касты Возвышенных Чувствительниц перестали использовать по назначению. От этого они заскучали, впали в апатию и в конце концов утратили свои сверхъестественные способности. Возможно, Чувствительницы и в самом деле умерли, но многие считали, что они всего лишь погрузились в сон, дожидаясь команды от своих господ, чтобы пробудиться к жизни. Современное слово «Оцепенелость» появилось недавно и как нельзя лучше описывало состояние, в котором ныне находились агрегаты, а также их устрашающий вид. Одно из подобных чудищ стояло у Северных ворот. Когда-то оно выполняло роль сторожевого пса, охранявшего город от врагов. Оцепенелость и в самом деле напоминала огромного механического пса: вместо ног – четыре колонны, тело, похожее на огромную стальную бочку; кольчатая шея в прежние времена, должно быть, умела поворачивать во все стороны гигантскую голову с мощными челюстями; выпуклые глаза прикрыты стальными веками, а круглые уши-тарелки напоминали две железные решетки.

Элистэ в изумлении разглядывала это диковинное сооружение, пока оно не скрылось из виду. Она уже не пыталась изобразить безразличие, да у нее бы и не получилось. С неприкрытым восхищением смотрела она на лавки с товарами, дома, таверны, кофейни, статуи, фонтаны, а более всего ее поражали сами шерринцы. Никогда в жизни девушка не видела столь разношерстной толпы: тут были бродяги и крестьяне-батраки, ремесленники и лавочники, базарные торговки и гризетки, студенты и лакеи в ливреях, зажиточные горожане, матросы, жандармы, королевские гвардейцы и какие-то женщины в ярких лохмотьях – неужели проститутки?! Благородных дам и господ было, разумеется, гораздо меньше, ибо публика этого сорта обычно передвигалась по улицам в каретах или занавешенных портшезах. Но то, что Возвышенных на улицах достаточно, не вызывало сомнений. Элистэ увидела лакея в черно-желтой ливрее, который бежал по улице и кричал: «Посторонись!» Следом ехала сияющая новенькая карета желтого цвета с черной каймой, запряженная четверкой превосходных черных лошадей. Карета была столь элегантна и роскошна, что громоздкий экипаж Дерривалей рядом с ней выглядел весьма непрезентабельно. Элистэ пыталась разглядеть, кто сидит внутри, и мельком увидела бледное одутловатое лицо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});