Читать интересную книгу Партизанская быль - Георгий Артозеев

Сейчас в свободной, демократической Болгарии живут и работают младшие брат и сестра Лены. Вместе со всей страной они строят новую, счастливую жизнь, хранят нерушимую дружбу с Советским Союзом, дружбу, скрепленную кровью лучших сынов и дочерей обоих народов.

Трудное задание

Уже несколько дней группы наших подрывников возвращались от железной дороги Гомель-Новозыбков без результатов. Не только полотно, но все подступы к линии усиленно охранялись фашистами днем и ночью. По пути ходили патрули с собаками, проверяли чуть ли не каждую шпалу, каждый стык рельса. Шло наблюдение за насыпью, на всех проезжих дорогах были выставлены посты.

Из Москвы запрашивали о положении с этой магистралью: почему поезда идут полным ходом. Почему нет сведений о взрывах в нашей зоне. Тяжело было узнать об этом запросе — ведь нас в отряде больше двух тысяч. Но дело тут было не в количестве людей.

Не знаю, как чувствовал себя Попудренко, когда вызвал меня в связи с этим в штаб; думаю, так же скверно, как и я.

Ты старый подрывник, — сказал он. — Как по — твоему — чем можно объяснить такое положение, что гитлеровские эшелоны свободно мчатся на фронт по нашей железной дороге? В чем тут дело? Нас целая армия — и мы пропускаем мимо себя их поезда. Уже седьмую группу обнаружили и отогнали огнем, не дав совершить взрыва. Задание Москвы, задание командования до сих пор не выполнено. Объясни мне: как ты понимаешь такое положение?

— Николай Никитич. — ответил я. — Ведь наши ходили ночью да лесом. А там, где линия проходит ближе к лесу, — у них и охрана сильнее. Ведь они нас там ждут? — Ну вот ребята и нарывались на огонь. Я думаю. Не пойти ли со стороны чистого поля, да эдак на рассвете.

Попудренко задумался и тихо поговорил о чем-то с Рвановым. Потом сказал:

— Ладно, пробуй. Подбирай людей. Сколько тебе надо?

Много людей брать я отказался: в подрывной операции они могут только помешать. Попросил дать хорошо знающего местность проводника, а подрывников решил взять из молодежи своего подразделения. Пусть поучатся работать на трудном задании.

У себя в подразделении я рассказал бойцам о важности предстоящего дела. Люди один за другим вызывались идти со мной. Я отобрал Медяного, Дербо и Воловика, а остальных пообещал взять в другой раз.

Принялись мастерить мину. Сделали ее из четырех частей, чтобы легче подтаскивать; общим весом на тридцать два килограмма. Ребята маскировали тол парашютным шелком и приговаривали: «Мы им покажем, где их конечный путь.»

Лошади легко помчали сани по плотному снегу. Нужно было проехать километров двадцать пять. На санях сидели мои помощники да проводник из местных — Саша. Вот и вся наша бригада.

В лесу было темно. Уже попахивало железной дорогой. Я порасспросил Сашу, где линия проходит дальше от леса. Он объяснил, что в семи километрах от Новозыбкова по обе стороны пути есть поля — так называемые «огородники». Я велел Саше подвезти нас туда. Однако вижу — мой проводник, не ожидавший столь странного приказа, перепугался. Крутит, вертит, никак не выведет ни к полотну, ни к полю.

Время идет, мы едем шагом. Саша уверяет, что здесь где-то должна быть просека к «огородникам»: бегает — ищет знакомых примет, а мы к цели все не приближаемся. Начало светать. Пошли первые поезда. Немцы ночью движение приостанавливали из боязни диверсий. Нам отчетливо был слышен стук колес, дыхание паровоза.

Вдруг Ваня Дербо сказал: — Товарищ командир, впереди костер! — Мы остановили сани, и я с Павлушей Медяным пошел на разведку. Оказалось: постовые полицаи греются у костра. Дальше двигаться нельзя. Железная дорога рядом.

Я приказал Саше загнать сани в кусты, сидеть там тихо. Тол поделили и пошли прямо на шум поезда.

Было уже так светло, что полотно мы увидели во всех подробностях. Подробности были неподходящие: по путям Двигалось шестнадцать немцев. На поводках у них три служебные собаки.

Мы тихо пошли вдоль линии. Лес кончился, и перед нами открылось поле. Его отделяла от нас незамерзшая речка — Гнилуша. По бревну переправились на другую сторону. Недалеко от нашей переправы мост. На нем виднеются орудия, пять постовых с винтовками.…

В сторону фронта промчался груженый состав. Тридцать восемь вагонов. Потом пошел еще один — товаро-пассажирский. Составы мчались один за другим, — выбирай любой! Но как добраться до них, — вот вопрос! Нас отделяло от линии расстояние метров в двести.

Мои ребята предложили остаться здесь на дневку, а ночью — заминировать полотно и уйти: возможно утренний обход мину не обнаружит и первый же эшелон взорвется. Если только они раньше не пустят для проверки порожнюю дрезину.

Но это не годится. Это значит не выполнить приказ. Нам надо сделать так, чтобы положенный нами тол лежал в полной безопасности; чтобы воробей на него сесть не успел, ни одна душа не увидела и не тронула. «Из наших рук прямо под колесо паровоза — это будет правильный путь!» — сказал я своим молодым товарищам, и они с этим согласились.

Нагрузившись толом, мы вчетвером в белых маскировочных халатах поползли по снегу. А по путям идут с миноискателем девять солдат. Мы переждали и двинулись снова. Осталось шагов сорок. Дальше — головы не подымай. С моста отчетливо доносится говор патрульных. Одно хорошо — они время от времени заходят в будку. Надо дождаться, когда они снова спрячутся, и тогда ползти.

Едва патруль скрылся, я быстро достиг полотна. Ребята немного запоздали. Только я уложил свою часть тола, так показался поезд из Гомеля на Новозыбков. Бежать рано — ребята еще не поднесли остальные куски. Я приказал им прилечь и сам замер под насыпью.

Это было рискованно. Я даже поразился, как нас не заметили. Нервы будто шевелились; хотелось бежать, но никто из нас не двинулся.

Поезд промчался. Только мы подняли головы — слышим гудок встречного состава. Он шел из Новозыбкова на Гомель с большой скоростью, даже покачивался на ходу. Медяный и Дербо, пользуясь шумом, подбежали ко мне, передали свой тол. Машинист нас заметил, дал сигнал, ему, конечно, и в голову не пришло, что видел партизан-подрывников.

А в другой стороне опять показался поезд. Это уже наш, то есть состав, идущий к фронту. Если его не подорвем — нам тогда надо все бросать и уходить. И так уж слишком долго торчим на полотне. Я приказываю Медяному и Дербо бежать к лесу: зачем всем подвергаться риску? Воловик вставляет взрыватель, я поглядываю по сторонам и на приближающийся состав: примеряю расстояние. Воловик нервничает: с детонатором у него не ладится. Приказываю и ему уходить, догонять товарищей. Берусь за взрыватель сам. Поставил детонатор, воткнул палочку. Паровоз не больше чем в ста пятидесяти метрах. Машинист дает длинный сигнал и, наверное, затормозил, но теперь уже все равно и тормоза не помогут. Я кидаюсь вслед за товарищами. Шагов через тридцать падаю ничком, и тут же раздается взрыв. Над моей головой что-то просвистело, может быть, кусок паровозного колеса. Все. Теперь можно посмотреть.

Картина страшная. Поезд шел с двумя паровозами. Первый сбросило на бок. Второй свалился в яму. Вагоны, как раки, лезли друг на друга, падая на стороны, валили столбы, резали провода. Лязг, стук, треск, шипение паровозных котлов. Здесь смешалось в кашу вагонов сорок.

Поле затянуло паром и дымом. Под укрытием этой завесы я побежал через огороды к лесу.

Мне уже не приходилось искать переход через речку — пошел вброд. Одежда порвалась, сам не знаю когда, холодная вода проникла к телу. Вылез на другой берег, и она стала замерзать. Лед хрустел и мешал идти. Вообще трудно поверить, что у человека при таких обстоятельствах может быть на душе спокойно. Но эго было так. Меня очень обрадовало, что у самого леса я увидел обломок паровозного колеса: вот это взрыв! Мы выполнили задание.

Ребята ожидали меня на опушке. Надо было торопиться: с минуты на минуту охрана опомнится и пустит по следу собак.

Мы быстро удалялись от места катастрофы. Вот впереди уже показался огонек знакомого нам костра. Удобно, что полицаи разожгли его, — для нас прекрасный ориентир. К нашему удовольствию, оказалось также, что все они, напуганные взрывом, разбежались и один даже оставил на суку свой армяк. Нам пригодился.

Костер пылал. Кругом — ни души. Ребята побежали за санями, а я немного обогрелся. Мне как барину подали экипаж.

Наш проводник Саша от сильных переживаний подзабыл все приметы. Теперь уже не он вез нас домой, а мы его. Парень смотрел на нас и, кажется, не верил, что это мы. Он все повторял: «Как же так? Среди бела дня такое. Как же это так получается?..»

— Не боги горшки лепят, брат Саша! — ответил я ему. — И ты такое же сумеешь, если захочешь.

В штабе, конечно, уже знали о выполнении задания. Беспокоились только, за нас. Едва подкатили сани, как навстречу вышли Попудренко и Рванов, обняли, расцеловали каждого, обещали представить к награде. Радист Костя с веселым лицом передавал в Москву сообщение о том, что мы подорвали эшелон.