ней, с этой властью. Без нее можно, оказывается, жить мирно и тихо. Только вот земля не засеяна. Помещик бежал, ничейная теперь землица, весна проходит… Грех, грех… А мысли никак покоя не дают. Не накликать бы беды на свою голову. Надо спрятаться за дувалом, крепко-накрепко закрыть засовы и крючки калитки, молиться и молиться, гнать прочь дьявольские соблазны…
Еще солнце не успело проснуться за черным пиком горы, а Хабибула был уже в дороге. Шел легко, с радостным сердцем, вдыхая аромат травостоя, наслаждаясь утренней прохладой… Чтобы выйти на проезжую дорогу, надо было оседлать не один перевал, попетлять вместе с тропой день-другой, с ночевками на жестких колючих камнях. Спешить ему было некуда. Шел, не забывая сотворять намаз на привалах… В пути никого не встретил, только орлы парили над головой. Ночью слышал, как выли шакалы, а может, и волки где-то рядом с его костром. Пугали, мешали спать, но к огню подойти не осмеливались. Скоро должна быть первая встреча с людьми. Хабибула хорошо знал эту дорогу, до кишлака Кизилсу оставался день перехода. Пошел спуск, альпийские травы с большими пучеглазыми ромашками, диким луком, васильками и незабудками сменяются зарослями алычи и кизила. Все чаще попадаются чудом пробившие себе жизнь в расщелинах скал миндалевые и тутовые деревья.
Снял обувь, поплескал из фляги на ноги, потом на руки и на колени. Пора было помолиться. Странное дело, ему что-то мерещится, вроде тень какая-то промелькнула, но от молитвы не отвлекся. Стерпел, не осквернился, пока не воздал должную славу всевышнему. Собрался голову повернуть, почувствовал на шее холод металла. Резкий, каркающий, как у вороны, голос:
— Руки вверх! Сидеть, ни с места, не шевелиться!
Липкие и скорые ладони ощупали бока, забрались под рубашку, нашли то, что искали.
— А кошелечек пузатенький! Овечка попалась нам жирная. Сосчитаем сначала капитал или кокнем благочестивого? — спрашивает все тот же голос. — Как ты считаешь, Назар?
— Давай кокнем! — без долгого раздумья решает невидимый Назар. — Тащи его к обрыву.
Язык, который присох от испуга в первое мгновение, вдруг заработал у Хабибулы, как пулемет:
— Не позволю! Не имеете права! Я — мулла! Иду в Мекку! Аллах накажет! Тяжкое наказание вам будет! Я — мулла! Душманы вы несчастные!
— Да заткни ты ему глотку, Муса! — слышит он в ответ. — Ишь как разошелся, на нас, своих освободителей, партизан, лает!
— Вы не партизаны, а грабители! Я всю жизнь деньги копил… для дороги в Мекку… Не имеете права! — кричит уже мулла, а сам ногами упирается, не дает себя тащить сильным рукам.
— Бери его, Муса, крепче, бери за хребет! — командует Назар, детина огромного роста, лицо повязано клетчатым платком, одни глаза видны. В чалме, длинная рубашка перехвачена ремнем, с автоматом в руках.
Муса помельче, но жилистый, сильный, лица не прячет, весь оброс щетиной. Сдавил муллу, как клещами, рывком потянул на себя.
— Вот так-то его! — одобрил Назар. — А то раскричался, думает, мы испугаемся. Нам деньги тоже для святого дела нужны.
— Нельзя… чужое брать… Коран… — все еще пытался говорить мулла.
— Нет, он явно мне действует на нервы. А ну дай я его сейчас здесь же и порешу на месте.
Муса швырнул муллу, как мешок с отрубями. Назар вскинул автомат. Но выстрелить не успел. Чужая пуля срезала ветку у самого уха детины. Назар от неожиданности присел на корточки, и хорошо сделал… Вторая пуля была предназначена для его бесшабашной головы, впилась со стоном в ствол тутового дерева, только щепки полетели.
— Бежим! Засада! — закричал Муса, выхватил пистолет, пальнул через плечо — и в кусты.
Назар и без Мусы знал, что делать, когда стреляют над ухом. Плюхнулся со всего размаху на землю и пополз, извиваясь, как спугнутая змея, быстро-быстро. Уже из зарослей, опомнившись, дал длинную автоматную очередь. И незамедлительно в ответ прошлись по кустам веером пули. Потом все стихло. Хабибула лежит, не шелохнется, сам не знает, жив он или нет. И вдруг как милость с неба:
— Вставайте, почтенный! Вы — вне опасности! Душманы удрали!
Мулла и раньше знал, что небезопасно странствовать по Афганистану. Испокон веков на узких тропах и широких дорогах пошаливали разбойники. Они нападали на целые караваны, очищали карманы богатых купцов и чиновников, забирали на вечную память золотые кольца, колье, браслеты у иностранных туристов, выворачивали кошельки у собственных министров и вождей племен. Но чтоб муллу, который совершает паломничество в Мекку, обобрать, как белку, да еще чуть жизни не лишить, такого он себе не представлял. Он даже расплакался, когда увидел своего спасителя.
Кривоногий, худой парень в крестьянской одежде. Глаза добрые, лучистые, родинка пухлая черной меткой на подбородке. На шее боевой автомат. Один не испугался вступить в перестрелку, заставил душманов удирать, как зайцев.
— Дай тебе Аллах богатырского здоровья, — причитая, всхлипывал мулла. — Пусть сбудутся все твои желания, я вечный твой раб и должник. Назови свое имя.
— Рамз, Рамз меня зовут, — отвечает парень с автоматом. — Да будет, будет вам хныкать. Дайте лучше руку, я помогу вам на ноги подняться.
Оказалось, что Рамз был не один… из-за его спины выглядывала ко всему на свете равнодушная морда ишака.
* * *
…Не успел Хабибула опомниться после встречи с душманами, разразилась над головой гроза. Настоящая, неведомо откуда взявшаяся. Гром, словно задумал разорвать на куски серое небо, пугал все живое на земле. Слепила глаза яркая молния, завертелся, поднял пыль ветер, с ног валит, срывает с головы чалму…
— Эй, Хабибула! Давай скорее сюда! Здесь пещера! Сейчас ливень грянет! — кричит Рамз, а сам тянет за узду упрямого ишака.
Лопоухое животное, послушно несущее на своих боках нелегкую поклажу вот уже несколько дней, вдруг заупрямилось, не слушает своего хозяина. Хабибула пришел на помощь, ткнул палкой ишаку под хвост, брыкнул тот недовольно копытами, но послушался, пошел все же за Рамзом. Едва успели втащить ишака в пещеру, хлынул дождь.
— Теперь надолго… Хорошо, хоть крыша над головой, — говорит Рамз.
— Да… дождь в наших горах — бедствие превеликое! — со знанием дела добавляет Хабибула.
Он вроде успокоился. Конечно, что греха таить, очень жаль кошелька с деньгами. Но, слава Аллаху, сам целым остался. Нищий, но живой… Вовремя объявился этот парень со своим автоматом. Интересно, кто он, куда держит путь… Хорошо бы разделить с ним хлеб, соль, да котомку с продуктами бандиты тоже успели унести. Покарайте их, злые силы! Рамз подходит к ишаку, запускает руку в одну из переметных сум, достает завернутые в шелковый платок лепешки, брынзу, лук, помидоры, чайник и алюминиевую кружку. Походная посуда