Читать интересную книгу Грабители - Збигнев Сафьян

— Здесь ее нет, — наконец выдавил он.

Кортель положил фотографии в ящик, оставив на столе фото Золотой Ани.

— Зачем вы ее покрываете, Пущак?

— Как перед богом…

— Зачем покрываете?

— В жизни не видал эту бабу.

— Пущак, ложь — худший метод защиты в вашей ситуации. Вчера в 11.30 вечера вас видели на Валу Медзешинском, — сочинял Кортель. — С Блот вы повернули на Фаленицу и вернулись в город по Гроховской.

На Кортеля смотрели испуганные глаза измученного человека.

— Пан инспектор, — едва проговорил он, — я ничего не сделал.

— Ничего? Почему же вы мыли автомобиль так рано? Кстати, на щите остались царапины. Вы сбили…

— Я не был на Валу! — крикнул Пущак. Он сорвался со стула и тут же снова плюхнулся на него, сломленный и не способный к защите. — Что вы хотите со мной сделать, люди? Я не виноват, — он заскулил как обиженный щенок, — в чем обвиняете?

— Я предъявляю вам обвинение, — сказал официально Кортель и велел увести обвиняемого.

Инспектор так устал, что с трудом приводил в порядок протокол допроса.

— Наша логическая цепочка рвется, — спустя некоторое время сообщил он майору.

— Я тебя не узнаю. Старый работник и рассчитывает на успех после первого допроса…

— Не хватает доказательств… Все как в тумане, как во сне… Может, не следовало задерживать Пущака?

— Следовало, — твердо сказал шеф. — Как ты думаешь, жена Пущака опознает в Золотой Ане ту особу в автомобиле своего супруга? Если да, вот это было бы доказательство. Достаточно один раз поймать их на лжи…

— Сомневаюсь, — ответил Кортель. — Во-первых, она видела ее вечером, во-вторых, с порядочного расстояния…

Шеф на это ничего не сказал, только пожал плечами…

XIV

Ему было знакомо подобное ощущение. Ложный след. Тупик в расследовании. Сначала все были убеждены, что убийцей Казимиры Вашко являлся Окольский. Если бы не случай на Валу Медзешинском, Болек и предстал бы перед судом. Процесс с уликами, на котором ему оставалось бы мало шансов… Но означает ли это, что Зельскую и Басю можно признать правыми? Можно ли себе представить, что действие, идущее вразрез с законом, тем не менее служило правосудию? Окольский не убивал, более того, сам чудом избежал смерти. Кто хотел его убить? Пущак? Прослышал от Ани о гараже и потому так упрямо отрицает, что знаком с ней, тем более что их видела ревнивая жена? Действительно ли это была Золотая Аня? Посадил у кафе «Гранд», отвез на Зубковскую… Во время следующего допроса Пущака Кортель сказал: «Если не отыщется та девушка, с которой вы договорились встретиться в одиннадцать вечера, ваши дела плохи». Пущак был сломлен, не отвечал на вопросы, клялся, что невиновен, а потом совсем замолк. Тщательный осмотр автомобиля не дал никаких результатов.

Допросы Пущака продолжались, но Кортель уже чувствовал, что следствию надо идти по другому следу…

В голову Кортеля навязчиво лезла фамилия человека, с которым он не хотел бы сейчас говорить и которого не хотел бы подозревать: Рыдзевский. Инспектор не мог не помнить о нем. Рыдзевский покинул аэропорт около девяти. У Рыдзевского был ключ от виллы. Он знал, что в столе Ладыня лежат записки Бильского, и, естественно, мог заглянуть в них… Рыдзевский в тот день, когда произошел случай на Валу, выехал во Вроцлав. Хозяйка виллы, на которой он проживает, утверждает, что он покинул столицу под вечер, но Кортель видел его еще на Пулавской… Надо допросить Рыдзевского. Может, мы совершили ошибку, не разыскав его во Вроцлаве и не подвергнув экспертизе машину? Но только ли Рыдзевского нужно брать в расчет? А Янина, жена Пущака, а Ладынь, а Альфред Вашко, в конце концов? Вашко сидит, жена Пущака не могла воспользоваться машиной своего мужа, а предположение, что убийца Казимиры — тот самый человек, который написал письмо к Окольскому и спровоцировал дорожное происшествие на Валу Медзешинском, трудно опровергнуть.

Часами длились наводящие скуку допросы Окольского. Кортель придавал огромное значение деталям: Болек должен был увидеть в кабинете Ладыня что-то такое, что могло бы направить на след убийцы. Убийца покинул виллу перед приходом грабителей, а потом вернулся за предметом, забытым в кабинете. Но если это так, то в расчет входит только один Пущак, потому что каждый другой должен был бы столкнуться на вилле Ладыней с ним.

Окольский был удивлен. Он был убежден, что следователь предъявит ему обвинение в убийстве, был готов бороться, аргументировать, а между тем ему задавали второстепенные, на его взгляд, вопросы. Кортель хотел знать о нем все: дом, школа, институт, девушки, друзья…

— Я не любил право, — пояснил Окольский, — поэтому бросил учебу. Я хотел бы пойти на математический факультет, но отец не разрешил, а у нас решает отец. — Болеку принесли из дома очки, он смотрел теперь на Кортеля сквозь толстые стекла. — Что меня ждало в жизни? Знаете ли вы о том, как трудно в Варшаве с работой?

— Вы могли работать необязательно в Варшаве.

Он презрительно вытянул губы.

— А где? Всю свою жизнь похоронить в бумагах? Извините, я чувствовал, что меня хватит на большее… Я не хотел жить так, как родители.

— А как?

— Не знаю. Люди живут. Я хотел увидеть, испытать… Теперь понимаю, что это не удалось бы, — добавил он другим тоном.

— Почему вы бросили работу в фотоателье?

— Скучно, — отвечал Болек. — Целый день фотографии для паспортов. Без конца все то же самое.

— И что же вы собирались делать?

— Я искал, — сказал он тихо. — Вы не понимаете? Я ходил по городу, и мне не хватало даже на кофе, потому что отец вытряхивал весь мой недельный заработок. У меня есть приятели, которые тоже ничего не делают, но ездят на «мерседесах». Мне не везло…

— Вы думаете, что деньги в жизни — это все? — Кортель сам почувствовал наивность своего вопроса.

— Деньги — нет. Но то, что можно на них купить…

— Зельская уговаривала вас продолжать учебу?

— Да.

— Вы собирались пожениться?

— Не знаю. Я никогда не планировал намного вперед. Этим она занималась, что будет лет через пять-шесть… Завела книжку, откладывала по нескольку злотых каждый месяц… У меня это вызвало отвращение, — сказал он искренне.

— Она любила вас.

Болек молчал.

— У нее было хорошее место, которое она из-за вас потеряла. Вы ее втянули в скверную историю.

— Я сожалею, — это прозвучало слишком равнодушно. — Я всегда думал, что самое главное еще впереди, еще не началось, — добавил он.

— Запасались опытом?

Он кивнул.

— Пожалуй, да. Зося подходила ко всему очень серьезно. Теперь я понимаю, что поступал очень плохо.

— Когда вы познакомились с Золотой Аней?

— Как-то в конце апреля. Видел ее часто в кафе «Гранд», хотелось пофлиртовать… Я думал о ней. Она казалась мне той девчонкой, которая мне нужна…

— Что это значит?

— Скажу честно: хотелось попробовать другой жизни…

— Начитались про гангстеров, что ли?

Болек презрительно скривил губы.

— Я думал, что я лучше их.

— Кого их?

— Приятелей Ани. Я понимал, что наибольший шанс у тех, кого не знает милиция.

— Поэтому и не назвали Ане свое настоящее имя?

— Да. Я хотел для начала добыть немного денег!.. — воскликнул он. — Никогда бы больше не сделал этого!..

— Почему же?

— Не знаю. У меня были разные планы, — сказал он на этот раз честно. — Я бывал на автомобильной бирже, в банке Всеобщей сберегательной кассы… Если есть немного денег, то можно с чего-то начать…

— Прекрасные планы!

— Ушел бы тогда от тех людей… И никогда бы на глаза им не попадался!

— Наив!

— Я не наивный, — возмутился Болек. — Необязательно входить в конфликт с законом, если хочешь заработать немного денег, уже имея небольшой капитальчик…

— А вам не пришло в голову, что надо работать?

— Надо работать, — повторил Болек.

— Когда у вас возникло намерение ограбить виллу Ладыня?

— В начале мая. Узнал, что они уезжают в отпуск в Венгрию.

— От кого?

— От жены Ладыня. Я познакомился с ней как-то в кафе, мы были с Зосей. Потом звонил ей.

— Жене Ладыня?

— Да, — сказал он тихо. — Я, естественно, натрепал ей, что она произвела на меня неизгладимое впечатление… Женщины это любят. И мы с ней договорились встретиться…

— А Зося?

— Не знала, разумеется. Я же не исповедовался, — сказал он вдруг со злостью.

— Сколько раз встречались с женой Ладыня?

— Не помню. Раза четыре или пять.

— Где?

— В кафе. Дважды у нее дома.

— Прекрасно. Она была вашей любовницей?

— Обязан ли я отвечать на этот вопрос?

— Вы уже ответили. И от нее узнали подробно, когда они уезжают?

— Да.

— Она не говорила вам, что дома остается домработница?