Эльри тоже сиял от радости. Снорри обнаружил это случайно, и его приятно удивила эта перемена. Эльри чувствовал, что нужен, что от него много зависит, что при этом никому не будет больно и плохо. Да, Эльри Бродяга был счастлив, и девушки бросали на него любопытные взоры, когда он бывал в городе. "Тот, кто счастлив, не бывает некрасивым", — как говорят мудрые…
Снорри тогда ещё подумал, что у Эльри и Турлога Рыжебородого немало общего. Они странным образом схожи. Его отец — и его гость… его друг.
Его единственный верный друг во всём Норгарде…
* * *
…До Йолля оставались считанные дни. Выпал снег, но мороза не было. Эльри дурачился: вылепил из снега подобие Эгги Ёкульсона и воткнул ему морковку в то место, где должен быть зад. Получилось не слишком похоже, но весело. Эльри был собою доволен.
Снорри хмыкнул:
— И ты туда же!
— Привыкай, рыжий, — ухмыльнулся бродяга. — Таковы шутки истинных воинов!
— С чего мне привыкать? — фыркнул Снорри. — Я в "истинные воины" не собираюсь!
— Ох, дружище, не зарекайся! — грустно улыбнулся Эльри. — Вы же зачем-то выставляете дозоры на стенах вашего борга?
— Так мы ж не… хм… воинствуем… Это обычай такой. Ладно, пусть его. Идём, бродяга, я должен тебе кое-что показать…
* * *
…Старый Балин одиноко чернел на берегу, посреди белой тишины. Только крона серебрилась, уходя в небо.
— Посмотри-ка, совсем седой старик, — сочувственно молвил Эльри. — И совсем один.
Снорри удивился:
— Это ты про дуб?
— А про кого ещё? — подал плечами Эльри. — Тут больше никого…
И осёкся.
На снегу виднелись следы, совсем свежие.
— Наверное, какая-нибудь сладкая парочка уединилась, — ухмыльнулся Снорри.
— Нет, — возразил бродяга чересчур серьёзно. — Это следы одного.
Стараясь не слишком громко скрипеть снегом под ногами, они подошли ближе и обогнули дуб.
Там, где обрывались следы, меж заснеженных корней, сидел двергин в простой одежде лесоруба, без шапки. Ветер трогал волосы — белые, как крона Балина. При том, что седой дверг отнюдь не выглядел стариком. Разве что — пожилым, да и то… Турлог был старше.
Седовласый не обращал внимания на пришедших. Он смотрел на дуб. Вполне осмысленно. Он разговаривал с древом. Без слов. Грустно улыбался, недоверчиво крутил головой… Потом вдруг замер, прислушиваясь, насторожился… наконец кивнул. Затем — поклонился, низко, до земли, снял с пальца кольцо и одел его на нижнюю ветку. Балин, казалось, погладил собеседника.
— Не держи обиды, Старик, — произнес тот навеки сломанным голосом. — Знаешь ведь, я больше не могу. Мне всё равно. Я ухожу. Теперь не много будет с меня проку…
Повернулся и заковылял прочь. На двух пришельцев даже не глянул. Его глаза вмиг помутнели, и Снорри вздрогнул: такими глазами глядел отец в последние свои годы…
— Это Ловар Ловарсон, — сказал сын Турлога. — Он, говорят, сошёл с ума от горя, когда умерла его дочь.
— Видал я и больших безумцев, — пожал плечами Эльри. — Ты что, его хотел показать?
— Нет, конечно. Если б я хотел показать тебе безумца, вынес бы зеркало. Вот, смотри сюда, на ветви… и под корни.
В ветвях сверкало золото и серебро, прекрасное как иней, дорогое, как первый снег. Кольца, браслеты, цепочки, ожерелья. Разные фигурки из камня, дерева и янтаря. Забавные тряпичные куклы, жуткие табакерочные тролли, стеклянные шары. Ленты, расшитые бисером, и кольца разноцветной стружки. В кроне Старого Балина золото и воск равно дороги.
Меж корней же стояли горшки с кашей и брусникой, мёдом и пирогами, скиром и пивом. Кто вкушал те яства? Кто разделил трапезу с Балином?..
— Таков наш обычай, — сказал Снорри. — В канун Йолля мы оставляем ему дары, ибо он — наш хранитель. На дар ждут ответа: удача щедрому!
— А куда деваются дары после Йолля? — спросил Эльри недоверчиво.
Снорри вздохнул:
— Вот умеешь всё испортить… Большинство подарков снимают, чтобы повесить через год. Правда, иные дары исчезают, и тогда говорят, что Балин забрал себе, а дарителю бывает большая удача.
— Наверняка Балину в этом кто-то помогает, — ухмыльнулся Эльри.
— Я знал, что ты спросишь. Есть легенда, как некто Скегги похищал новогодние дары, и у него отсох…
— А легенду эту, — безжалостно оборвал Бродяга, — выдумал тот, кто больше всех помогал Балину "забирать себе". Чтоб соперников отпугнуть.
— Да ну тебя! — надулся Снорри.
— А с едой что делают?
— Раньше тут устраивали пирушку. Теперь угощаются, кто хочет…
Снорри потоптался, потом огляделся. Тишина. Снег. Оборванное небо, застрявшее в чёрных кронах деревьев. Небо серое, совсем не такое, каким оно отняло мир у Снорри, — не синее…
Сын Турлога подтянулся, наклонил ближнюю ветвь, и надел на неё оберег. Кусочек янтаря, что дала ему мать перед смертью.
— Снорри, ты… — начал Эльри и осекся. Взор сына мёртвых родителей был неуютно-острым.
— Пусть улетает, — еле слышно молвил Снорри. — Любимых надо отпускать. Это дело слишком затянулось, а Йолль — хорошее время завершать дела и рубить концы.
Эльри кивнул.
— Понимаю. И у меня есть что подарить.
Он снял браслет из тусклой меди и одел на ветвь.
— Его подарил мне мой побратим Фрор сын Фаина, а я подарил ему подобный. А после дружба наша закончилась, как водится, из-за женщины. Быть может, расскажу потом.
— Это не обязательно, — сказал Снорри.
— Йолль — лучшее время вершить начатое, — пожал плечами Эльри.
* * *
В ту зиму холостяки отмечали Йолль у Сидри Плотника. Снорри и Эльри тоже пригласили. Все напились, а потом Эльри стал рассказывать разные весёлые истории, и гости так хохотали, что дом Сидри чуть не развалился. Пришлось напоить бродягу так, чтобы он утратил дар речи и свалился под стол. Наутро у всех было похмелье, а Эльри ходил, как ни в чем не бывало. Его зауважали ещё больше.
* * *
Медный браслет, который Эльри подарил Старому Балину, не исчез, однако странным образом врос в кору, и Эльри не стал его выковыривать. "Забрал себе", — усмехнулся воитель.
А янтарная птица Снорри исчезла. Пивовар был рад. "Я боялся, что найду её там", — признался он позже. От сердца отлегло. Хотя иногда хотелось вернуть тепло янтаря.
* * *
Весной Эльри обзавелся собственной избушкой. На Андаре сошёл лёд, близилась пора сплавлять лес, ехать на торги, заготавливать древесину. Эльри и тут проявил себя. Всё же не зря он странствовал — знал, где какой лес можно сбыть с большей выгодой. Да и работы дровосека не чурался. Его выбрали главой лесорубов — ингмастером. Ни разу не пожалели, хотя и не по душе пришёлся тот выбор альдерману Свенсону.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});