Говорю Звягину и направляюсь в подсобку.
— Юль, — окликает уже почти у двери, но я уже слышу почти за дверью.
Сейчас заберу зарядное, тогда и спрошу, чего хотел.
И уже когда дверь на доводчике захлопывается за мной, замечаю, что в подсобке я не одна. В углу, над небольшой раковиной умывается Вертинский.
Футболку он снял, на шее и плечах блестят капли воды. Как раз намыливает кисти и предплечья и подставляет под воду.
Широкая спина бугрится мышцами под смуглой кожей, над низко сидящими шортами две ямки перекатываются в движении. Ровная линия позвоночника, широкий разворот плеч.
Он набирает воду в пригоршню и умывает лицо. Проводит мокрыми ладонями по ёжику волос, а потом оборачивается через плечо, всё ещё держась за раковину.
— Я за зарядным зашла, — ставлю в известность, выдёргиваю блок питания из розетки и направляюсь обратно к двери.
Но Егор, будто считывая мой внутренний страх, преграждает мне путь, упёршись рукой в косяк двери. Резко торможу, останавливаясь как вкопанная в десяти сантиметрах от его обнажённого плеча прямо перед моим лицом, замираю, задержав дыхание. Иначе оно собьётся и выдаст мою нервную дрожь. Слишком он близко. Но и отступить на шаг не позволяю себе.
Пауза в несколько секунд, а кажется, будто длится бесконечно.
— Дай пройти, — выдавливаю немного сипло. — Время позднее, мне пора ехать.
Молчит в ответ, обжигая взглядом. Говорят, в чёрных глазах не просмотреть эмоции. Это совсем не так. У тьмы тысячи оттенков. Взгляд таких глаз может излучать тепло и свет, а может огонь, как сейчас. Или лёд.
— Спасибо за ремонт, — добавляю, переминаясь с ноги на ногу.
— Спасибо в карман не положишь.
Вот тебе пожалуйста. Что за наглость?
— Могу заплатить. Скажи, сколько и куда.
— Дура? — прищуривается.
Я аж задыхаюсь от злости и возмущения.
— Я тебя не оскорбляла, Вертинский! Дай пройти!
Моё терпение лопается, и я делаю уверенно шаг вперёд, толкая обеими ладонями его в грудь. Но только впечатываюсь всем телом, едва не задохнувшись от его запаха и близости.
Он даже не пошатнулся, только усмехается. А я тут же отступаю, отдёрнув ладони. Сжимаю их в кулаки, ощущая, как горит кожа от прикосновения к его.
— Конфета, скажи, — говорит спокойно, но от такого тона мороз по коже. Или жар. Я уже теряюсь в ощущениях, — что мне мешает сейчас защёлкнуть щеколду изнутри и напомнить тебе, что я не люблю, когда ты задираешь нос и рамсишь?
Сердце в груди шарашит на такой скорости, что кажется вот-вот выпрыгнет. По позвоночнику от самой шеи и до копчика стремится какое-то электричество, сбивая работу всех органов и систем организма. В мозгу пульсирует страх, а в теле трепет.
Такая реакция пугает меня. Оно словно приёмник, ловит волну, запущенную Вертинским.
Это плохо. Это опасно.
— Может, Уголовный Кодекс? — складываю руки на груди, пытаясь хоть как-то защититься от губительной энергетики. Острю, а у самой нижняя губа начинает трястись от напряжения. — Или как минимум здравый смысл?
— Шутишь? — делает то, чего я боялась — шаг ко мне. А потом ещё и ещё, оттесняя к стене. — Последнее покинуло меня в момент, когда ты пьяная попросила стать твоим первым.
Хлещет правдой и воспоминаниями. Ведь с этого всё и началось — с моей просьбы. Друзья не должны трахать друзей. Но тогда я эту истину просмотрела, и дальше всё покатилось к чертям.
Меня ведёт от его голоса. От запаха и близости обнажённой кожи. Голова начинает кружиться, а ноги слабеют. В груди становится горячо, когда его пальцы ложатся на мои губы. Сминают их, раздвигают. Егор наклоняется близко, его губы в миллиметрах, но не прикасаются. Вместо этого он чуть надавливает на мою нижнюю губу, вынуждая разжать зубы, и касается пальцем кончика моего языка.
— Можешь сколько угодно брыкаться, Юля, но тебе некуда деваться. Я не отпущу. Даже не надейся.
Мотаю головой, пытаясь стряхнуть наваждение, и тут как раз звонит телефон.
— Мне жених звонит, — говорю с вызовом.
В тёмных глазах проскакивает вспышка, а на скулах мышцы приходят в движение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Этот хер тебе не жених. Забудь.
— Это не тебе решать, — мой телефон замолкает.
— Хватит, Конфета. Я помню твоё сообщение. Я устал ждать.
В дверь раздаётся стук, и я, воспользовавшись тем что Егор отвлекается, проскальзываю под его рукой, бросаюсь к двери и дёргаю её на себя. Вылетаю под удивлённый взгляд Семёна и быстрым шагом иду к машине. Хорошо, что сегодня после обеда в мастерской никого больше нет.
Мою машину Заягин уже выгнал на площадку. Падаю за руль и завожу. Вряд ли Вертинский побежит за мной полуголый, но кто его знает. Хочу скорее убраться отсюда.
Еду быстро, и только минут через пять понимаю, почему машина пищит всё громче и громче. Я не пристегнулась.
Дура! Мало мне одного раза собирать себя по кускам?
Съезжаю на обочину и пристёгиваю ремень. Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь привести сердцебиение в норму.
Меня клинит на нём. Так нельзя. Он обидел меня, оставил. Это просто реакция тела. Это ведь нормально — желать физической близости, испытывать волнение. Но у меня есть мозг, чтобы контролировать это, не поддаваться на губительные эмоции. А физиология… Я буду решать, а не моё тело. Просто его разбудили, а потом законсервировали. Сначала в боль, а потом в одиночество.
Но хватит. Это пора исправить. Тогда меня не будет так шторомить при приближении Вертинского.
Беру телефон и пишу сообщение Сергею.
«Еду домой. Придёшь вечером?»
18
Сергей приезжает через полчаса, как я возвращаюсь домой. Едва только успеваю душ принять. Когда иду открывать дверь, меня немного потряхивает, но решимость укрепляется. Хватит дурью маяться. Он мой жених. И он классный.
— Привет, малыш, — целует и отдаёт небольшую коробочку — маленький тортик из птичьего молока.
Когда-то в кофейне я сказала, что очень люблю такой, вот Сергей периодически и балует меня. Но сейчас даже эта коробочка не вызывает аппетита. Я нервничаю. Даже живот как-то тянет, совсем не так, как щекочет, когда рядом оказывается Егор. Но мало ли, физическая реакция может быть разной на разных мужчин.
— Проходи, я пока чайник поставлю. Ванная там, — указываю где можно вымыть руки.
Да, как бы странно это не было, мой парень за полгода ни разу не был у меня дома. Мы вместе ездили к моим родителям, но в моей квартире он не бывал. Терпеливо ждал приглашения, только я всё не решалась.
— Не суетись, Юль, я совсем не хочу чая, — обнимает за талию и привлекает к себе.
Сердце внутри начинает стучать громче, в горле немного горчат сомнения. Просто нужно расслабиться.
Драгунцев наклоняется и целует меня. Ласково и приятно. Нежно очень.
Я отвечаю ему, обнимая за шею. Скольжу ладонями по плечам, ощущая, насколько они напряжены. Наверное, он тоже волнуется.
Сергей делает пару шагов и притискивает меня к стене, продолжая целовать. В груди странно колет, неприятно, тревожно. Мне слишком мало пространства. Внизу живот снова прихватывает, но это не очень похоже на возбуждение.
— Где у тебя спальня? — спрашивает, подхватывая меня на руки.
— Там, — киваю в сторону. — Может, всё-таки чаю?
— Обязательно. Позже.
Сергей доносит меня до спальни, а я в это время пытаюсь совладать с волнением.
Кто сказал, что я обязана чувствовать всё так, как чувствовала с Егором? Тогда у меня был первый раз, и я просто сильно волновалась. По другому, да, но, может, все ощущения придут в процессе? Я ведь так и не узнаю, если не попробую.
Не знаю, есть ли у него презервативы. Мы хоть и собираемся пожениться, детей я пока рожать не намерена. Надо было заранее достать защиту из шкафчика в ванной и положить на тумбочку в спальне.
— Я на минуту, — говорю, когда он ставит меня на ноги возле кровати, и сбегаю в ванную.
Там закрываю щеколду и несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю. По телу бежит прохладная дрожь, от которой я морщусь. А потом снова живот скручивает спазмом, и я чувствую влагу.