Я замялся.
– Деньгами, – неожиданно сказал он.
Вот именно. Как же это я не сообразил? Голос ее наполняли деньги – они и были тем неисчерпаемым очарованием, что поднималось в нем и спадало… их перезвон, бряцанье кимвалов… высо2ко в белом тереме сидит королевская дочь, сидит золотая дева…
Том вышел из дома, заворачивая в полотенце литровую бутылку, за ним последовали Дэйзи и Джордан, обе в маленьких шляпках из отливавшей металлом ткани и с легкими накидками в руках.
– Давайте поедем в моей машине, – предложил Гэтсби. Он провел ладонью по горячей зеленой коже ее сиденья. – Надо было в тени поставить.
– Переключение передач у нее обычное? – спросил Том.
– Да.
– Ну, тогда берите мою двухместку, а вашу машину поведу в город я.
Гэтсби его предложение не понравилось.
– Боюсь, у моей бензина маловато, – попытался возразить он.
– Вполне достаточно, – громогласно объявил Том и посмотрел на датчик горючего. – А не хватит, так остановлюсь у какой-нибудь аптеки. В них теперь чего только не продают.
За этим внешне бессмысленным замечанием последовала пауза. Дэйзи смотрела на Тома, нахмурясь, по лицу Гэтсби скользнуло не поддающееся четкому определению выражение, одновременно и незнакомое мне и смутно узнаваемое – как будто я всего лишь слышал, как его описывали словами.
– Пошли, Дэйзи, – сказал Том, подталкивая ее к машине Гэтсби. – Поедешь со мной в этом цирковом фургоне.
Он открыл перед ней дверцу, но Дэйзи вывернулась из-под обнявшей ее за плечи руки мужа.
– Возьми Ника и Джордан. Мы поедем за вами в твоей машине.
Она прошла совсем близко от Гэтсби, скользнув тылом ладони по его пиджаку. Джордан, Том и я уселись на переднее сиденье большой машины, Том на пробу поводил вперед-назад непривычную для него ручку переключения передач, и мы вылетели в жестокий зной и очень скоро потеряли оставшихся сзади Дэйзи и Гэтсби из виду.
– Видали? – спросил Том.
– Что именно?
Он бросил на меня острый взгляд, сразу сообразив, что нам с Джордан, должно быть, давно уже все известно.
– Думаешь, я совсем тупой, а? – осведомился он. – Может, и так, но временами во мне просыпается… почти ясновидение, и оно говорит мне, как поступать. Ты можешь в это не верить, однако наука…
Он умолк. Непосредственно затронувшая Тома беда заставила его отойти от края умозрительной пропасти.
– Я кое-что выяснил об этом типе, провел небольшое расследование, – снова заговорил он. – Мог бы копнуть и глубже, если бы знал…
– Ты хочешь сказать, что побывал у прорицателя? – насмешливо спросила Джордан.
– Зачем? – Он недоуменно взглянул на нас, засмеявшихся. – У какого еще прорицателя?
– Ну, чтобы вызнать все о Гэтсби.
– О Гэтсби! Нет, не побывал. Просто покопался немного в его прошлом.
– И выяснил, что он учился в Оксфорде, – подсказала Джордан.
– В Оксфорде! – скептически воскликнул Том. – Черта лысого. Он же в розовом костюме разгуливает!
– Тем не менее он там учился.
– В Оксфорде, штат Нью-Мексико, – презрительно фыркнул Том, – или где-то еще в подобном же роде.
– Послушай, Том. Если ты такой сноб, зачем было приглашать его на завтрак? – сердито спросила Джордан.
– Так его Дэйзи пригласила, они были знакомы еще до того, как мы с ней поженились, – бог его знает где!
В каждом из нас выдыхавшиеся пары эля оставляли взамен себя раздражительность, и мы, сознавая это, на время погрузились в молчание. А затем, когда над дорогой показались выцветшие глаза доктора Т. Дж. Экклебурга, я напомнил Тому об опасениях Гэтсби насчет бензина.
– До города нам хватит, – ответил он.
– Но вон же заправка, – возразила Джордан. – Не хватало еще застрять на таком пекле.
Том сердито ударил по тормозам, машина заскользила и, подняв облако пыли, резко встала под вывеской Уилсона. Миг спустя он вышел из недр своего заведения и уставился ввалившимися глазами на автомобиль.
– Залейте нам бак! – грубо крикнул Том. – Для чего мы остановились, по-вашему, – видом полюбоваться?
– Я болен, – не стронувшись с места, сказал Уилсон. – С утра занемог.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Что с вами?
– С ног валюсь.
– И что, мне теперь самому возиться? – сердито спросил Том. – По телефону вы говорили нормально.
Уилсон с видимым усилием покинул тень дверного проема, о косяк которого опирался, и, тяжело дыша, отвинтил крышечку нашего бака. При солнечном свете лицо его оказалось зеленым.
– Я не хотел прерывать ваш завтрак, – сказал он. – Просто мне очень нужны деньги, вот я и решил узнать, что вы думаете делать с вашей старой машиной.
– А как вам нравится эта? – поинтересовался Том. – Я ее на прошлой неделе купил.
– Хороший желтый цвет, – ответил Уилсон, налегая на рычаг бензоколонки.
– Хотите ее купить?
– Не потяну, – вяло улыбнулся Уилсон. – А вот на той я мог бы подзаработать.
– Для чего вам вдруг деньги понадобились?
– Слишком долго я здесь проторчал. Хочу уехать. Мы с женой надумали на запад податься.
– С женой? – ошеломленно воскликнул Том.
– Она уж лет десять об этом твердит. – Уилсон прислонился, чтобы передохнуть, к колонке, ладонью прикрыл от солнца глаза. – А теперь поедет, хочется ей или нет. Я увезу ее отсюда.
Мимо пролетела двухместка – вихрь пыли, промельк машущей руки.
– Сколько я вам должен? – резко спросил Том.
– Я пару дней назад узнал кое-что, – сообщил Уилсон. – Потому и хочу уехать. Потому и насчет машины вас потревожил.
– Сколько?
– Доллар двадцать.
От беспощадного зноя мысли мои стали путаться, и я испугался немного, не сразу сообразив, что на Тома подозрения Уилсона пока что не пали. Он узнал, что у Мертл имеется какая-то своя, отдельная от него жизнь в другом мире, и от потрясения заболел физически. Я посмотрел на него, потом на Тома, сделавшего менее часа назад подобное же открытие, – и мне пришло в голову, что нет среди людей различия большего, пусть даже относящегося к уму или расе, чем различие между больным и здоровым. Уилсон был болен настолько, что выглядел виновным, непростительно виновным – как если бы он только что наградил ребенком какую-то бедную девушку.
– Отдам я вам эту машину, – сказал Том. – Завтра под вечер ее пригонят сюда.
Место это всегда представлялось мне смутно опасным, даже при ослепительном послеполуденном свете, вот и сейчас я заозирался, словно меня предупредили, что кто-то подбирается ко мне со спины. Великанские глаза доктора Т. Дж. Экклебурга бдительно взирали на груды шлака, однако мгновение спустя я обнаружил, что с расстояния меньше двадцати футов за нами следят, и с необычайной внимательностью, другие глаза.
В одном из окон над мастерской шторы были немного раздвинуты, и Мертл Уилсон смотрела сквозь щелку вниз, на нашу машину. Зрелище это поглотило ее настолько, что моего взгляда она не заметила; на лице ее одно чувство сменялось другим, постепенно складываясь в цельную картину. Выражения эти были мне на удивление знакомы, я нередко видел их на женских лицах, однако на лице Мертл Уилсон они казались бессмысленными и необъяснимыми, пока я не понял, что полный ревнивых опасений взгляд направлен не на Тома, а на Джордан Бейкер, которую она приняла за его жену.
Не существует смятения большего, чем смятение простого ума, и когда мы отъехали от мастерской, Том был уже исхлестан жгучей плетью паники. Его жена и любовница, еще час назад принадлежавшие ему надежно и неотменимо, стремительно ускользали из рук. Инстинкт заставлял Тома давить на педаль акселератора – и с двойной целью: нагнать Дэйзи и оставить Уилсона далеко позади, и мы летели к Астории на скорости пятьдесят миль в час, пока не увидели под паутинными фермами надземки беззаботный синий автомобильчик.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– В больших кинотеатрах Пятидесятой сейчас так прохладно, – сказала Джордан Бейкер. – Люблю предвечерний летний Нью-Йорк, из которого все кто мог уже разбежались. В нем есть что-то очень чувственное – перезрелое, все время кажется, что сейчас в твои ладони упадут дивные плоды.