солнцем и болью, связанным по рукам и ногам ужасом и трясиной, — чувствовать, как тело твое постепенно засасывает в холодную зловонную жижу!
Вскоре я так перегрелся, что меня стало бросать то в жар то в холод, а воспаленные глаза застилал туман.
Я больше не погружался в трясину, но чувствовал, что еще немного — и я, потеряв сознание, захлебнусь в этой прозрачной воде. Постоянный звон стоял в ушах, не давая пробиться иным звукам, я грезил наяву, и перед моим взором открывались сказочные, красочные картины.
Кто-то сильно давил мне на живот и ребра, не давая дышать, и, хватая раскрытым ртом воздух, я внезапно очнулся.
С трудом, разлепив закрытые глаза, я, мучимый жаждой, глотнул воду и увидел перед собой лодку.
Уткнувшись в илистое дно носом, она под действием ветра разворачивалась кормой в мою сторону.
Я смотрел на это чудо, не смея поверить, а ее левый борт, покрытый облупившейся местами краской, уже заслонял мне полнеба.
Рванувшись, я попытался выдернуть из грязи ушедшую по локоть руку, но она не слушалась, и борт, царапнув меня по щеке, начал удаляться.
Мои дерганья не пропали даром, вода стояла выше подбородка, почти заливая нос. Это был мой последний шанс, и я снова рванулся, вложив в рывок все отчаяние и жажду жизни. Наполовину освобожденная рука, разбросав куски грязи, выскочила из-под воды, поймав уходящую корму.
Накренившись, лодка остановилась и нехотя поплыла обратно, а я, еще не веря в свою удачу, выпростал вторую руку и с силой подтянулся.
Теперь лодка вплотную стояла ко мне кормой, и, отвоевав у трясины несколько сантиметров, я, высоко задрав голову, сумел положить подбородок на ее теплые шершавые доски. Прямо перед моим лицом лежали снятые джинсы и рубашка, и какими родными показались они мне, я смотрел на них с непонятным восхищением, словно они были вестниками из дома.
— Ну что, ребята, я вас еще поношу, — заговорил я с ними и снова сильно дернулся, выбираясь из трясины.
Работа эта была непростая, и лодка часто грозила перевернуться, зачерпывая все новые и новые порции воды, но я не унывал, и вскоре, навалившись грудью на борт, вырвался из ловушки.
Только отдышавшись, я понял, что все еще нахожусь в смертельной опасности, вся моя одежда плавала в наполненной водой лодке, а через ее края, стоявшие почти вровень с водами залива, при каждом моем движении перехлестывала поднятая легким бризом волна.
Еще немного — и лодка бы затонула, прочно увязнув в илистом дне.
Не передать вам, с какой осторожностью я вычерпывал из нее ладонями воду. Не найдя ковша, я воспользовался рубашкой, выжимая ее за борт. Так трудился я больше часа, прежде чем борта немного приподнялись над уровнем озера.
Я страшно устал и готов был упасть на дно лодки и уснуть беспробудным сном, но залив внушал мне такой ужас, что я не собирался находиться в нем ни минуты больше, чем требовалось; перегнувшись через борт, я попытался отыскать в иле весло, однако вскоре оставил эту бесполезную работу.
Весло навечно поглотило болото, и я мог только радоваться, что отделался так дешево.
Неумело орудуя оставшимся веслом, я кое-как вывел свою лодку на открытую воду.
Огромное озеро окружало меня, темное от глубины, грозное, но без обмана!
Полузатопленная посудина плохо слушалась весла, до ближайшего берега, поросшего соснами, было метров сто, и, подчиняясь внезапному порыву, я, бросившись в прохладную воду, поплыл к нему, наслаждаясь свободой движения, ныряя в его глубины и фыркая, словно дельфин, по грудь, выскакивая из нее.
Никогда еще я не испытывал такой радости. Куда делась моя головная боль! Я волшебно излечился.
Отмывшись от грязи, усталый, я вышел на подгибающихся ногах на каменистый берег, прижался лицом к покрытой теплой хвоей земле и неожиданно для себя разрыдался.
Старый дом
Мне снился сон: Мы играли с другом у старого дома, светило солнце, было жарко, майский день близился к вечеру. Сладкий ветерок доносил звонкие голоса ребят и свежий запах молодой листвы. Пахло булочками и корицей с кондитерской фабрики заставляя наши животы сжиматься от голода.
Мне снился сон, и сон был правдой! Так начинался этот день и так заканчивался тот вечер.
Сухой нагретый асфальт под сандалиями, дикое веселое настроение и мальчишеский восторг замешанный на весне, близких каникулах и ожидании лета. Легкость движений не связанных одеждой, тонкая рубашка с расстегнутым воротом и жажда жизни! Поиграв в волейбол на школьной площадке, мы с Андреем уже собирались домой, усталые и довольные мы вышли на улицу оживленно строя планы на приближавшиеся выходные. Тонкая полоска тротуара с раскрошившимся бордюром врастала в старый дом, в котором давным-давно никто не жил. Мы шли вдоль его кирпичных стен, кладка которых напоминала кладку заброшенных колодцев — столь же мрачная и изъеденная временем губчатая краснота. Мой взгляд невольно обходил его, сторонился — так не вязался, сей пейзаж с яркими красками весны и звенящей в воздухе молодостью. А мой вдруг ставший задумчивым друг напротив не отрывал от него глаз.
— Какой он древний, — погладил он ладонью шершавую стену, — Сколько же ему лет?… Наверное, лет двести!
Я собирался ему ответить, но меня опередили.
— Вы правы молодой человек, ему действительно двести лет! — раздался позади нас вкрадчивый голос.
Вздрогнув, я поднял голову на болезненно тощего мужчину, половину лица которого занимали надетые на длинный крючковатый нос, темные очки. Он мне сразу не понравился!
— Пойдем, — решительно потянул за рукав я друга, но тот словно не слышал меня.
— Не бойся мальчик, я не страшный, — улыбнулся незнакомец, — таких как я, ваши мамы называют безобидными чудаками.
Мой друг нерешительно переводил взгляд с меня на него и обратно, у него явно вертелся на языке вопрос и он колебался. Любопытство победило, и он застенчиво взглянув на тощего человека чуть смущаясь, спросил: — Откуда вы это знаете!?
— О! Все объясняется просто, когда-то давно в нем жили мои родственники, — прикоснувшись к Андрюшкиному плечу, доверительно заявил тощий, — и я в твоем возрасте облазил его вдоль и поперек, не поверишь, но там, в глубине (он указал на землю) раньше были огромные подвалы полные интересных и таинственных вещей!
— Здорово! — воскликнул широко раскрыв глаза мой друг и забыв на время о тощем предложил мне, — может сходим посмотрим!
— С чужим человеком? — с сомнением переспросил я его.
— Не бойся я тебя не съем! — затрясся в беззвучном смехе тощий, — Кстати, подвалы давно замурованы, дом десятки раз перестраивали, нетронутыми остались только стены!
— Смотри, — обратился