Читая подобные стати, невольно вспоминаешь одного предреволюционного доцента в Москве, недвусмысленного пораженца во время первой войны, открыто заявлявшего: «У меня две родины, Украина и Германия, а Россия никогда не была моей родиной». И невольно противопоставляешь его одному современному польскому деятелю, мудрому и дальновидному, говорившему мне: «Мы, поляки, совершенно не желаем отделения Украины от России! Самостоятельная Украина неизбежно и быстро превратится в германскую колонию, и мы будет взяты немцами в клещи – с востока и с запада.
И вот, имея в виду русских расчленителей, мы считаем необходимым привлечь внимание наших единомышленников к проблеме федерации по существу. И для этого просим внимания и терпения; ибо вопрос этот – сложный и требует от нас пристального рассмотрения и неопровержимой аргументации.
Ненавистники России
Мы не должны забывать о них никогда. Нам не следует воображать, будто они «успокоились» и «бездействуют», удовлетворившись тем, что они подкинули нам коммунистов, другие 36 лет поддерживают или разыгрывают их в свою пользу… Этого им мало: надо еще унизить и очернить русскую культуру, изобразить русский народ как рабский народ, достойный своего рабства, надо подготовить расчленение русского государства и завоевание русской территории, надо исказить, унизить и покорить его христиански-православное исповедание. Усилия в этом направлении не прекращались за все время большевистской революции. Они продолжаются и теперь. Причем, одна из излюбленных форм этой пропаганды состоит в том, чтобы залучать в свои сети чисто русских или недообрусевших писателей и побуждать их, как, якобы, «знатоков» вопроса, выступать в печати со статьями или с целой книгой очернения и оклеветания. Ученым за это обещается (а иногда и фактически устраивается!) кафедра; писателям открываются «тайные двери» и источники, пути к радиовещаниям, паспортным облегчениям, вознаграждениям и лекционным разъездам. Скажем прямо: кто хочет делать карьеру в эмиграции, тот должен идти к врагам России и с невинным лицом становится в их ряды. Автор этих строк знает этот прием «зазывания» и по другим, и по себе самому, ибо ему не раз делались подобные (иногда совершенно обстоятельные!) предложения. Ему известны также «русские» люди, которые, открывают в себе польское, или шведское, или балтийское, или хотя бы туранское естество, вступали на этот путь и делали карьеру в эмиграции.
Мы отнюдь не хотим сказать этим, что всякий, критикующий Россию, русский народ и русскую культуру, – «продался» и заведомо клевещет. Нет, возможны люди, ненавидящие Россию и готовые сказать о ней любой вздор и любую мерзость, не будучи подкупленными: что же с ними делать, если Россия им не нравится (напр., католикам; однако, не только им!). Вспомним хотя бы непристойный памфлет, выпущенный в свет некоей госпожой Бертой Экштейн, в 1925 году, под псевдоанглийским псевдонимом «сэр Галахад». Памфлет назывался «Путеводитель идиотства по русской литературе». Здесь все – сплошное невежество, все искажено, поругано, переврано и притом с каким-то апломбом развязного всезнайства!.. Здесь русские (буквально!) уподобляются грязным собакам, обделывающим стенку и заранее визжащим от страха, что их ткнут носом в содеянное (28). Русский – это жестокий, злобный, тупой, лишенный достоинства, сексуально извращенный «эксгибиционист» (29); немузыкальный, антипоэтичный (51.88–89.111 и др.) «всекретин» вроде Кутузова и Платона Каратаева (44), неспособный ни к какому творчеству (47), до всегда готовый к разрушению (38), все равно, будь это «татарин Тургенев» (102. 142), «Иванушка Страшный» (99. 101) или «Ванкья Привратник» (50. 61). Словом: Россия есть творческая «пустота» (47. 109. 119), а русский народ – «яровая чернь» (100). Не довольно ли? – Вспомним тут же книгу о России католика Гуриана, вышедшую через несколько лет в Германии незадолго до водворения Гитлера в качестве поддержки для рейхсканцлера Брюнинга и прелата Кааса с их просоветской политикой. Он, между прочим, изображал Ленина как великого воспитателя в истории человечества… И мы не имеем доказательств для того, чтобы заподозрить его в «неискренности»: кто знает, может быть, он и его предшественница верили в свои соблазны и были «убежденными сторонниками» своих слепых и злобных глупостей? Разве человеческая глупость имеет свою меру? Нельзя же всякую слепоту и всякое невежество уверенно приписывать нарочитой лживости или подкупности автора! Возможно еще и простое отсутствие силы суждения, убожество духа, фанатизм иноверия или, наконец, «конфессиональная дисциплина»…
Однако нам гораздо труднее поверить, что те вороха неправды и клеветы о России, о русских Государях и их национальной политике, которые напечатаны в книге русского профессора Гогеля (1927, по-немецки) и в статьях г. А. Салтыкова (1938 г. в Бельгии) свидетельствуют именно о их духовной слепоте и о малой силе суждения, ибо они, как люди (не скажу «русские»), но выросшие в России и совершившие там всю свою карьеру, могли и должны были знать, где кончается правда и где начинается ложь.
Мы не будем возражать г-ну Гогелю, состоявшему до 1912 года помощником статс-секретаря Государственного Совета, на его выходки против русских Государей и Великих Князей, против русской бюрократии и русского народа в целом, особенно против великороссов. Но когда он, например, сообщает об Императоре Александре III, будто у него «из-за голенища сапога всегда торчала бутылка водки» (стр. 42. 51); когда он рассказывает о небывалых «попойках» Императора Николая II (стр. 53); когда он выдумывает, будто Великий Князь Николай Николаевич, как Главнокомандующий русской армией, «работал хлыстом» (117), и будто русская армия вообще держалась «дисциплиной кнута и палки» (135); когда он характеризует русскую бюрократию, как «стаю волков», как бессовестную «банду», как «ползучий рак» (59. 107. 34. 125. 49. 120. 126), как секту духовных скопцов (66. 114); когда он отказывается говорить вообще «о великороссах, как о народе» (139. 143 и др.), – то, читая все эти лживые непристойности, невольно спрашиваешь себя, куда он ведет и для чего он старается? И лишь постепенно начинаешь понимать скрытую тенденцию всей этой «композиции»: только люди другой крови могут дать русскому хаосу истинную дисциплину и государственную форму… Вера в Россию утрачена; ей нужен иноземный хозяин… в лице немца. Вероятно, эта книга и вышла потому в серии, выпущенной «немецким обществом для изучения Восточной Европы», один из председателей которого профессор русской истории в Берлине, Хёч в двадцатых годах спровоцировал профессора С. Ф. Платонова в «доверительной» беседе и затем выдал его советскому послу Крестинскому.
За Гогелем пришел Салтыков с его учением о том, будто Православие не пробудило в русском народе ни любви, ни жажды истины, ни чувства красоты и ранга: наш народ остался детищем небытия, вечной смерти и хаоса; русская душа нигилистична, чужда порядку и иерархии и ненавидит государственный авторитет; она «лишена любви» и «ненавидит всякую форму»… Но именно эти слова публичного самооплевания, помещенные в католической печати, заставили нас усомниться в самостоятельности салтыковских суждений и вспомнить о его главном предшественник, Чаадаеве… Выяснилось, каким путем идут враги Православия – католики, и откуда следует ожидать их дальнейшего нападения. И вот, несколько лет тому назад эта новая атака, подготовленная ненавистными выходками господина Федотова против России и Православия, против русских Государей, русского чиновничества и русского народа, к поруганию которых Федотов как бы приглашал в своих клеветнических статях, состоялась на немецком языке: ненавистники России давно уже перекликаются друг с другом.
Мы разумеем увесистую книгу русско-шведского католика Александра фон Шельтинга «Россия и Европа в русском историческом мышлении» (1948 г., стр. 404), написанную на немецком языке человеком, знающим хорошо по-русски, с точными цитатами и с претензией осветить «до корня» всю историю России. Он якобы знает основной недуг России и может указать ей путь к спасению. А именно: все дело в том, что России не следовало принимать христианство от Византии: спасти Россию от бед мог только римский католицизм, который равнозначен для автора, европейской культуры и цивилизации.
Для этой мысли г. Шельтинг имеет два основания: во-первых, свою католическую веру (источник, ни для кого, кроме католиков, не убедительный!), а, во-вторых, мнения своего авторитетного наставника, которого он сам называет своим «вождем» (стр. 330. 170. 213), а именно, Петра Чаадаева (1793–1856). Ему он наивно приписывает «энциклопедическую начитанность», от которой он в восторге (46. 185): он все время «учится» у него, превозносит его, восхваляет, вопрошает его как пророка (45. 54. 87. 138. 142. 144. 198). Незаметно Шельтинг «тонет» в Чаадаеве и становится его наивной и верной «тенью»; Чаадаев же не признает на земле никаких ценностей, кроме римского католицизма…