Читать интересную книгу Путь на Олений ложок - Константин Кислов

Старший лейтенант поднялся. И хотя он был в просторном штатском костюме, в его высокой подтянутой фигуре ощущалась строгая военная выправка, сильные руки его были опущены «по швам», он слушал указания Шатеркина, как боевой приказ.

— …Для нас теперь все важно, все имеет значение… — продолжал Шатеркин. — Сегодня же надо детально выяснить, каковы были когда-то взаимоотношения между Керженековым и Вепринцевым Иваном Петровичем, что их сближало. Связями Онучина поинтересуйтесь — это тоже имеет свое значение в керженековском деле… Все ли вам ясно?

Котельников подумал минуту, вздохнул.

— Ясно, товарищ капитан.

— Тогда желаю успеха, действуйте. А я займусь другими вопросами.

21. Кто такой Лукашка?

Шатеркина давила гнетущая усталость, клонило ко сну.

Он резко встряхнул плечами и сел прямо. Сегодня он пришел на службу на целый час раньше. Ночь спал плохо, неспокойно. В глаза лезли странные и нелепые сновидения: то он стремглав летел куда-то на мотоцикле вместе с Котельниковым, то за чашкой чая беседовал с Катей о древнеримском государственном праве, то мелькал перед ним нелепый и вызывающий «ежик» блондина, назойливо лез в глаза бычий наклон его головы. Шатеркин вскакивал с постели, нервно позевывал, нехотя шел пить, потом снова ложился, но только сон начинал сладко смежать глаза, как опять повторялось то же самое. «Вот чертовщина какая, — ворочаясь, думал Шатеркин, — Никогда раньше не страдал бессонницей и вот на тебе, появилась…» Так он и не уснул до утра.

Во время завтрака мать подозрительно поглядывала на сына, тяжело вздыхала.

— В отпуск-то собираешься нынче идти или нет?.. — спросила, наконец, она, сдерживая раздражение.

— Обязательно, мама. Только не сейчас, придется приурочить ко времени экзаменов в институте.

— Ох, уж опять эти экзамены, — махнула рукой Марфа Алексеевна. — Да когда же все-таки для себя-то жить будешь? Ведь две жизни тебе не дадут ни в институте, ни на службе — одна жизнь человеку дается, да и та короткая… То война ему мешала, а теперь и войны давным-давно нет, так он другую заботу для себя выдумал — институт.

— Ничего, мама, зря волнуешься, — мягко улыбнулся Николай, — мне и одной жизни хватит. И одну ее надо прожить не кое-как, а умело и с пользой.

— Вот-вот, и я о том же тебе толкую, — подхватила мать. — Ну, какая же от тебя польза? Живешь один: ни жены, ни детей — бобыль безродный… А ведь года идут, жениться бы надо.

Марфа Алексеевна подвязала потуже платок и принялась мыть посуду.

«Да, это правда: ни жены, ни детей… Ты права, мама… — подумал Шатеркин, превозмогая навалившуюся дремоту. — А голова какая-то пустая, как лежалая тыква…» В минуты физической усталости капитан обычно прибегал к верному, быстро исцеляющему средству: спускался в нижний этаж дома и принимал холодный душ — усталость исчезала, мышцы наполнялись силой. Так сделал Шатеркин и сейчас, чтобы не «клевать». После душа он вернулся совсем другим, бодрым, полным энергии. Хотелось поскорее взяться за роботу.

Но не успел он приступить к делу, как дверь распахнулась, и на пороге появилась Катя. За ней шел Михаил Архипович.

— Мы к вам, Николай Иванович, — улыбнулась Катя.

— На доклад и на консультацию, — солидно подтвердил Михаил Архипович и грузно уселся на предложенный стул.

— Я ждал вас по крайней мере завтра, во второй половине дня, — сказал Шатеркин, подавая стул Кате.

— Что вы, Николай Иванович, дорогой мои! — воскликнул инженер. — Да разве с таким хорошим юристом можно выдержать какие-нибудь плановые сроки? Ни под каким видом! — инженер кивнул в сторону Кати.

— Ревизия, наконец, закончена. Мы пришли сообщить о том, что при сверке документов в сейфе под номером восемнадцать обнаружена недостача одной папки.

— Каково содержание этой папки? — живо спросил Шатеркин.

— Вот, Михаил Архипович утверждает, что ничего интересного в ней не было, — тихо ответила Катя.

— Совершенно правильно, — подтвердил инженер. — В папке, занумерованной знаком ГЛ-1327, была собрана частная переписка о некоем Лукашке.

— Кто он такой?

— На этот вопрос, Николай Иванович, вам, пожалуй, никто теперь не ответит. Имя это его — Лукашка — или какое-нибудь хакасское прозвище, что у них часто бывало раньше, бог его знает. Прошло, однако, не меньше полутора десятков лет, как вся эта тайна была зарыта где-то в сибирской тайге. Он умер.

— По самому сейфу, расположению в нем папок и даже по старой пыли на полках видно, что эта папка была взята из сейфа несколько дней назад, — добавила Катя. Шатеркин нахмурился.

— В таком случае, Михаил Архипович, скажите, что могла содержать в себе эта, как вы говорите, частная переписка?..

Михаил Архипович, сделав неопределенную гримасу, развел руками.

— Папки нет, а человек умер… — он машинально погладил ладонью отполированную поверхность стола. — Спрашивал многих в нашем управлении — не знают. Говорят, что Лукашка был егерем у какого-то хозяина золотых земель. Вот и все.

— А где он жил последнее время?

— Никто ничего толком не знает, Николай Иванович.

— Может быть, у него остались родственники, дети?

— Может быть и остались, но кто же знает об этом?

— Н-да-а… хакас Лукашка… любопытно.

— Вот видите, Николай Иванович, мы нисколько не помогли вам, а подсунули еще одну головокружительную шараду, разбирайтесь, мол, как хотите, — сокрушенно сказал инженер.

— Нет, нет, — поторопился Шатеркин рассеять огорчение, — все это для нас очень важно, спасибо вам… Но сказать что-нибудь определенное — это потом, несколько позже.

— Ну конечно, это еще надо проверить, — подтвердила Катя, взглянув на старого инженера.

— Весьма благодарен за разъяснения, — ответил инженер, в шутку поклонившись. Он был искренне рад, что их работа хоть в малой мере оказалась полезной.

Шатеркин взглянул на часы, видно было, что он куда-то спешит.

— Что бы там ни было, прошу вас как можно быстрее составить акт на пропажу переписки об этом человеке…

— Вот видите, дорогой юрист, работы еще так много.

Они распрощались и поспешно ушли.

22. Профессор Данилин вспоминает прошлое

Уединившись в дальнем углу читального зала институтской библиотеки, Катя разложила перед собой книги, но заниматься не хотелось. События последних дней заполняли ее мысли. И сейчас, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, она снова вспомнила Николая Шатеркина, чудаковатого старика Михаила Архиповича, стеллажи, громадные железные шкафы, забитые бумагами, тонкий и удушливый запах пыли в архивохранилище…

Катя взяла со стола журнал с потрепанными углами и машинально открыла его. Но беспокойные думы опять унесли ее далеко от тихого читального зала. Она хорошо знала Шатеркина и чутко подметила, что сегодня он не был обрадован сообщением Михаила Архиповича. «Видимо, это не то важное, что ищет Николай, не то…»

Она перекинула страницу журнала — открылась красочная, во весь лист литография «Утро в сосновом лесу». Легкое оживление охватило девушку. Со страниц журнала будто повеяло на нее глухим и задумчивым шумом сосен, потянуло запахом грибов и хвои. Ей кажется, что она явственно видит серебристые капли росы на тонких травинках, слышит взволнованный переклик невидимых птиц. «Вот это, должно быть, и есть настоящая сибирская тайга. Волшебная глухомань…» Катя опять вспомнила о своей работе в архиве, о Лукашке, и представилось ей, что где-то рядом, может быть, у подножья этой возвышенности, на которой радостно и беспечно играют пушистые косолапые медвежата, не спеша, с кошачьей мягкостью, шагает таежный следопыт Лукашка. У него зоркий охотничий глаз, твердая рука и безотказное верное ружье за плечами. Девушка так задумалась, что не услышала, как подошел профессор Данилин. Он через голову Кати заглянул в журнал, улыбнулся.

— Чудесная картина.

Катя вздрогнула, быстро подняла голову и, увидев Данилина, обрадованно воскликнула:

— Сергей Владимирович!

— Я говорю: чудесную картину сотворил Шишкин, — повторил Данилин. — И вы знаете, товарищ Пылаева, эта картина всегда вызывает во мне какое-то странное чувство неусидчивости, да-да, кроме шуток… Как взгляну на эту картину, рука невольно или к ружью или к удочкам тянется. А вы, кажется, грустите? Бывает и это, на некоторых она действует именно так.

— Я просто немного устала, отдыхаю здесь.

— Профессор сочувственно покачал головой:

— Крепитесь, товарищ Пылаева, крепитесь. Уставать вам в настоящее время строго противопоказано. У вас экзамены и плюс работа в архиве этого горного заведения. Кстати, как идут дела с ревизией?

— Работа в архиве в основном закончена.

— Когда же вы успели? — удивился Данилин. — Молодцы. Ну, а каковы результаты?