Читать интересную книгу Камуфлет - Антон Чижъ

– Я мечтала участвовать в настоящем криминальном расследовании какого-нибудь великого сыщика, как мистер Холмс или вы… – тихо проговорила она. – А вы меня отвергли. Что оставалось делать?

Нет уж, умиляться тут нечему. Не хватало, чтобы под ногами путалась девчонка, обчитавшаяся уголовных романов. Не ко времени шутки. Придется отвадить ее раз и навсегда.

– Госпожа Берс! – В голосе Ванзарова загремел гром Фемиды, или кто у них на Олимпе отвечает за молнии. -Уголовное Уложение Российской империи определяет наказание за недозволенную слежку за государственным чиновником в виде трех лет тюрьмы или года каторги. Параграф девятьсот восемьдесят три, часть вторая. Поздравляю, доигрались.

Что скрывать, даже ротмистр поверил. Мечислав Николаевич раз в месяц заставлял себя читать свод законов, но тут же засыпал. А барышня так и вовсе задрожала, как из проруби.

– Слежка за коллежским советником – это революцией попахивает, больфой проступок… Господин ротмистр, препроводите задержанную в холодную и грязную камеру…

– Не надо в камеру… – в ужасе прошептала Антонина.

В самый неподходящий момент заглянул дежурный: коллежский асессор Берс просил срочно принять его.

Пришлось спрятать молнии в колчан.

Николай Карлович торопливо вошел в кабинет и застыл, уставившись на пленницу.

– Что вы здесь делаете? – проговорил он, тяжело дыша. Кандидатка в арестанты с немой мольбой посмотрела на

Ванзарова, но мучитель не сжалился:

– Антонина Ильинична изволят заниматься частным сыском, попросту – филерит за мной. Так мы рефили голубицу вафу за рефетку спровадить. Не возражаете?

Берс, и так раскрасневшийся, побагровел окончательно. Однако ему хватило выдержки на то, чтобы принести глубочайшие извинения и испросить дозволения выставить оскандалившуюся родственницу за дверь. Антонина покинула кабинет, уныло протирая стекла очков и надув губки. А дядя ее без сил рухнул на стул.

– Никак, от зоологического сада бежали? – спросил Родион Георгиевич, подавая воду.

Между глотками выяснилось, что нанятый извозчик въехал в империал, сломал ось, взять другого не получилось, и Берс действительно бежал, но лишь от Дворцового моста.

– Там его не было… – осушив стакан, выдохнул Николай Карлович. – Но я разузнал фамилию «Аякса»…

– Уж не томите нас с ротмистром.

– Меншиков.

Последняя буква совпала. Выходит, «К.В.М.» расшифрован. Завтра откроется адресный стол полиции, и верный содал к вечеру будет давать показания. А там, глядишь, и вся «Первая кровь» сыщется. Остается мелочь: найти, что ему предъявить. Ну, хоть крошку фульмината ртути.

– Я так понял, служит он при дворе, в канцелярии, кажется, – добавил Берс.

Телефонный справочник канцелярии Двора Его Императорского Величества со списком всех служащих, даже не имевших счастья телефонного аппарата, был немедленно извлечен с полки и перелистан. Господин Меншиков, оказывается, имел чин штабс-ротмистра, но не простого, а… инженерного. И, самое любопытное, служил в отряде охраны Е.И.В., и не просто стражником, а помощником начальника отряда. То есть самого Ягужинского.

Джуранский, дисциплинированно молчавший, приметил, что начальник его еле заметно дернулся. Как будто собрался бежать, но вспомнил, что сапоги дома забыл. Лишь усы выдали – предательским шевелением. Мечислав Николаевич хорошо изучил повадки командира: «превосходительство» бьет копытом в нетерпении!

Между тем Родион Георгиевич, как ни в чем не бывало, уселся около Берса и невинным образом подавил зевок:

– Устал я что-то, Николай Карлович, да и вы, наверное, набегались?

– Вовсе нет…

– Тогда скажите: где найти господина Менфикова прямо сейчас. Вспомните любую мелочь, привычки. Где он может проводить воскресный вечер? В бане был, теперь в опере?

Берс беззвучно пошевелил губами и вдруг резко вскочил:

– Наверняка в «Иллюзионе»! Там сейчас последний сеанс.

– Готовы его опознать?

– Располагайте мной!

Ротмистр не стал дожидаться команды – сразу побежал за пролеткой.

Берс испросив минутку, чтобы устроить племяннице головомойку, исчез в коридоре. А Родион Георгиевич отпер сейф и отправил в карман личный браунинг. Что случалось лишь в исключительном случае.

Августа 7 дня, лета 1905, в то же время, +24° С.

Типография газеты «Новое время»,

Эртелев переулок, 6

Время такое исключительное! Воскресный вечер, когда самый распоследний приказчик надевает лучшее и идет гулять по Невскому, для наборщиков – горячая пора. В типографии сущий ад. Что ни минута, вбегают запоздавшие репортеришки, впихивают статейки, кричат и убегают, главный требует верстки, как назло в набранном тексте корректоры раскапывают злокозненные ошибки; ведь еще полагается подписать у цензора! Оттиски фотографий выходят блекло, рекламное объявление зубоврачебного кабинета забыли вставить. Все орут, всем все надо в ту же секунду, а стрелка часов неумолимо приближается к часу, когда набранные полосы утреннего выпуска должны встать на печатный станок.

Среди кутерьмы сохранял невозмутимое спокойствие только один человек – Игнат Филиппович Проскурин. Старый и уважаемый печатник, делал свое дело ровно, верно и без спешки. В заготовленную рамку статьи молниеносно сажал кегли свинцовых буковок, причем за долгие годы Проскурин научился читать слова в зеркальном виде как обычную страницу.

Проскурин сверстал колонку объявлений, когда подскочил помощник редактора, мальчишка, взятый с неделю назад.

– Филипыч, срочно в номер! – крикнул сопливый газетчик, размахивая бумажкой. – Сыщите местечко в объявлениях. Заголовок – кеглем полдюйма.

Наборщик нахмурился: что за срочность такая? Но машинописный листок прочел:

К опознанию. Обнаружен труп неизвестного мужчины, лет двадцати от роду, крепкого телосложения, без конечностей и головы. Тело будет выставлено для опознания в морге Медико-хиругической академии на Загородном проспекте. Всех, кто может дать какие-либо сведения, сыскная полиция просит прибыть по указанному адресу с 9-ти утра до 2-х часов дня, сего числа. Лицам, не достигшим совершеннолетия, и дамам в положении осмотр возбраняется.

Дело и вправду важное. Против такого не поспоришь. Игнат Филиппович прикинул, куда можно вставить срочную замену: места не было, надо чем-то жертвовать.

Выход нашелся быстро. Объявление некоего доктора Звягинцева, лечащего методом фототерапии, было выкинуто из номера. Потому что за лето изрядно намозолило глаза наборщику.

Низ столбца заняло новое объявление.

Августа 7 дня, лета 1905,

начало девятого, +20° С

Театр синематографа «Иллюзион»

на Невском проспекте

Бумажка кричала о душераздирающем зрелище: история несчастной любви бедной девушки к молодому офицеру, разбитые надежды и холодное безумство, старинное проклятие и жажда денег – в общем, «Максим, или рок страсти», студия Пате, продолжительность сеанса четыреста тридцать метров. Афиша настоятельно просила дам снимать шляпы в зрительской зале.

Пылать страстям на экране оставалось не более пяти минут. Выход для публики – только один. Джуранский и старший филер Курочкин, снаряженный в помощь, заняли места у двери. Берс находился невдалеке. Барышня Антонина была оставлена в пролетке на Невском с грознейшим приказом не сметь и туфельку высунуть. Ловушка готова.

Отгремели рыдающие аккорды таперского пианино. Стулья зашаркали. Выскочили капельдинеры, с поклоном провожая почтенную публику. В нынешний вечер фильма собрала хороший улов. Зрителей всех сословий набралось на аншлаг. За дамами в модных платьях топтался рабочий люд в простеньких пиджачках.

В разномастной толпе Меншиков выделялся идеальным смокингом. На первый взгляд и не скажешь, что штабс-ротмистр когда-то служил сапером: росту низкого, тело щуплое, личико ангелочка. Салонный юноша, да и только. Бородавка над верхней губой слегка портила образ.

Ванзарову вдруг почудилось, что господин Меншиков ожидал. Именно его. Чуть заметно кивнул, даже не кивнул, а так, неуловимое движение, тень, дуновение чувств. Нет, привиделось. Просто человек в отличном расположении духа.

Николай Карлович уверенно, хоть и нервно, подал условный знак.

Джуранский с Курочкиным исполнили партию блестяще. Зайдя с тыла, разом завернули локти, выдернули господина из толпы и отволокли в сторону.

От неожиданности Меншиков не успел дать отпор, а как собрался, было поздно.

Берс, по уговору, исчез из виду, растворившись в толпе.

Против обыкновения задержанный не сыпал угрозами и даже не стремился вырваться. Казалось, покорился участи. Родион Георгиевич приказал отпустить и представился.

Меншиков неторопливо оправил лацканы, бабочку и котелок.

– Задерживать меня – большая ошибка, – сказал он, спокойно улыбнувшись. – Права не имеете даже прикасаться ко мне.