лицо Владимира побледнело.
— Нет, я не путаю. Лебедева у нас была одна. К сожалению это так. Уж больно поздно она к нам поступила. Никакого лечения мы ей дать не могли только симптоматически.
— Я не понимаю, как такое могло случиться? Я месяц назад видел свою жену, она была абсолютно здорова. Что могло случиться за месяц? Я не верю вам!
— У неё был рак легкого. Мне очень жаль, но она поступила к нам в очень плохом состоянии, сделать уже что-либо было не возможно. Операция не дала бы никакого результата, вот хоть чуточку раньше, возможно тогда, мы помогли бы вашей жене. К сожалению, так часто бывает, пациенты зачастую обращаются к нам, когда уже безнадёжная ситуация.
— Это не правда! Она же себя хорошо чувствовала, не жаловалась ни на что!
— Вы просто этого не замечали. Она у вас была очень мужественная женщина.
— Доктор, я хочу увидеть её. Мне кажется это дурной сон. Я не могу поверить в то, что моей Светланы больше нет, — прошептал Володя.
Выпал первый снежок. Белое покрывало тонким слоем легло на сырую, пропитанную дождями, землю. По дороге медленно двигалась толпа людей в чёрных одеждах. Тихий скорбный плач взрослых, то и дело нарушал детский, жалобный стон. Чем ближе подходила процессия к кладбищу, тем сильнее и надрывистее становился рёв. Взволнованно заскрипели верхушки кладбищенских сосен, будто сочувствуя горю маленькой девочки. Где-то вдали хрипло прокаркало вороньё, покидая свои гнёзда. Внезапно поднялся ветер и закружил вихрем снежную пыль. Холодный порыв вьюги осушил слёзы, на лицах убитых горем родственников. Сама природа, негодовала, протестуя своей суровостью. Прощание было не долгим, равнодушные работники похоронного бюро, уже привыкшие к своей профессии, закрыли крышку, и стали заколачивать гвозди. Вытянулись и затрещали под тяжестью толстые верёвки, груз медленно пополз в низ. Даша смотрела, как мёрзлые комья земли падают на алую крышку гроба и не верила, что это последние прощальные минуты с матерью. Неужели больше не суждено прикоснуться к её нежным, заботливым рукам, никогда уже не услышит она такой ласковый и родной голос. В глазах потемнело, под ногами закружилась и поплыла земля, ледяной холод снега коснулся детского лица. В последние секунды памяти она только и успела увидеть испуганное лицо отца.
Несколько дней Даша лежала в постели с высокой температурой. Всё это время отец сидел рядом с ней, только временами ненадолго отлучался на кухню, а потом снова занимал свою прежнюю позицию. Находясь в каком-то забытьи, он смотрел поверх Даши и о чём-то думал. Иногда шумно всхлипывая, плакал, не стесняясь своих скупых мужских слёз. А потом успокаивался и засыпал прямо на стуле. Девочка понимала, что ему сейчас очень плохо, впрочем, как и ей. Поэтому все эти дни он беспробудно пьёт, чтобы немного приглушить свою боль. Алевтина только качала головой и ждала удобного момента для разговора. И этот момент наступил. Вскоре Владимир отрезвел — убедившись, что припасы спиртного иссякли, и дома нет ни капли этой спасительной жидкости, он набросил куртку и вышел во двор. Алевтина уже караулила брата на крыльце.
— У меня есть серьёзный разговор с тобой, — начала она.
Володя молчал. После недели беспробудных попоек, не привыкший к таким дозам спиртного, его не дюжий организм окончательно сдал. Из молодого крепкого мужчины, он превратился в измождённого старика, потерявшего всякий интерес к жизни.
Молчание брата Алевтина восприняла по своему и приступила к осуществлению коварных планов.
— Мне тяжело заниматься воспитанием Даши. Она совершенно меня не слушается. Ты скоро уедешь, придётся снова взвалить всё на свои плечи. Ещё неизвестно, сколько ты там пробудешь и когда вернёшься. А мне, между прочим, свою личную жизнь устраивать нужно. Да и вообще, что ты можешь дать этой девочке, — Алевтина посмотрела на брата. Он, как и прежде, сидел на крыльце, уставившись куда-то в одну точку. По всей видимости, слова сестры не произвели на него должного впечатления.
— Володя, нужно определить девочку в школу-интернат. Светы больше нет, ребёнок тебе не родной и ты не обязан его воспитывать. В конце, концов, у неё есть настоящий отец…
Алевтина не ожидала такой быстрой реакции со стороны родственника, при одном только нелестном упоминании о Светлане, глаза Владимира сверкнули бешеным огоньком. В одно мгновенье Мужчина вскочил на ноги и в порыве ярости вплотную подбежал к Алевтине. Женщина взвизгнула и отскочила в сторону, тогда он подошёл к стене и несколько раз ударил кулаком в бревно.
— Не трогай Светлану! Даша моя дочь! Как ты смеешь в такие минуты мне что-то говорить. Тебе не совестно осквернять её память? Когда ты уже успокоишься?
— Я тебе говорю о том, что девочке лучше будет в интернате. Сам подумай — тебя рядом нет. Я не могу за ней присматривать — получается, ребёнок предоставлен сам себе. Если хочешь, давай на время, её определим туда. Ну, месяц, или немного больше. Ты уладишь все свои дела, немного успокоишься, а потом вернёшь Дашу домой. Если ей будет там плохо, мы сможем забрать её раньше. Так многие поступают, в этом нет никакого предрассудка.
— Я сказал нет! Не смей мне больше даже заикаться об этом. Дашенька, это всё, что осталось у меня. Я виноват перед Светланой. Мы в последнее время с ней не разговаривали. А всё из-за тебя! Если бы ты, со своими нелепыми подозрениями, не вмешивалась в нашу жизнь, сейчас Света, возможно, была бы жива. А я, как осёл повёлся на твои сплетни! Все эти годы мы жили счастливо — пока ты не приехала! Зачем ты только сюда явилась! — Владимир обхватил голову руками, мучительная маска боли застыла на его лице.
— Вот если бы не я — ты правду то, никогда и не узнал! В последний раз, когда я навещала Светлану, она мне призналась, что Даша не твоя дочь. И попросила тебе это сказать. Наверно чувствовала, что последние деньки остались, не хотела с собой эту тайну уносить. Скорее, всего, душа её просила прощения. Земля ей пухом! — Алевтина перекрестилась. — И охота тебе чужого ребёнка воспитывать? Как ты не понимаешь, Света тебе изменила, и все эти годы вы жили в обмане, а ты себе не хочешь в этом признаться. Всё мне сказки, про любовь рассказываешь! Хочешь в благородство поиграть — не свою