По его язвительной улыбке можно было понять, что вопрос носил чисто риторический характер.
Один из мужчин подошел к Джону и стал перед ним, положив руки на бедра.
— Ну так что, маленькая сестра, поборемся?
Этот вопрос был уже вовсе не риторическим. Мужчина попытался захватить Джона медвежьей хваткой, на что тот отреагировал автоматически. Неожиданно для себя мужчина оказался на усыпанной грубыми камнями земле. Он встал и с яростью набросился на Джона… и снова оказался на земле. Джона это стало забавлять. На этот раз мужчина поднялся уже не так быстро, после чего стал ходить вокруг Джона кругами. Джон не предпринимал никаких попыток к атаке, а просто медленно поворачивался в сторону нападающего. Наконец мужчина сплюнул на землю и схватил Джона за руку. И снова оказался на земле, но на этот раз Джон уже находился на нем сверху.
— Мы боролись? — спросил Джон.
— Да, — признал мужчина.
— А скажи мне, кто победил?
— Ты победил, действительно ты, — скороговоркой ответил мужчина, после чего Джон сильнее надавил на его руку. Вся группа собралась в тесный круг, наблюдая за исходом борьбы; у всех был испуганный вид, за исключением одного Харда. Тот повернулся к одному из мужчин и тихо произнес: «Уу!», после чего тот подпрыгнул от испуга.
— Ну ладно, хватит играться, — сказал мужчина, в котором Джон угадал командира. — Вы оба должны быть приведены к присяге на верность Народной Армии. Как офицер Армии, я имею право принять у вас присягу. Вы готовы?
Джон и Хард поняли, что попали в затруднительное положение. Из поведения незнакомцев они уяснили, что для них будет более благоразумным вступить в Армию. Потом они всегда смогут улизнуть и пробраться в город. Они приняли присягу, которая оказалась короткой и простой.
— Клянетесь ли вы Сокровенным Именем Матери, что будете преданы Народной Армии и, таким образом, интересам народа? — спросил офицер. Джон и Хард поклялись.
Подали далберов, находившихся в расположенной неподалеку роще; Джон и Хард в окружении своих новых соратников по оружию поскакали в неизвестность. После скачки, длившейся несколько часов, офицер поравнялся с Джоном и завел с ним разговор.
— Похоже, ты используешь какой-то новый вид борьбы. Я никогда раньше не видел ничего подобного. — Джон согласился, что этот вид действительно мало известен в этой части Лиффа, — Думаю, — продолжал офицер, — будет неплохо, если ты станешь обучать наших бойцов этому виду, Я намерен доложить мое предложение генералу.
Джон проявил интерес:
— Генерал? Кто он такой, этот генерал?
— Через несколько дней ты познакомишься с ним. И пусть он сам ответит на все твои вопросы.
После этих слов скачка продолжалась при полном молчании.
Через четыре дня они добрались до городка, спрятанного между двух скалистых гряд в гористой местности. Часовые на скалах, просматривавшие узкий проход, жестами дали им разрешение на продвижение дальше в селение.
— Здесь, — объявил офицер, — находится расположение штаба Народной Армии. Сейчас я узнаю, сможет ли генерал принять вас.
Все спешились; далберов куда-то увели.
В ожидании офицера Джон и Хард чувствовали себя довольно неуютно посреди улицы в окружении своих конвойных. Офицер возвратился минут через пять,
— Идите за мной, — приказал он и засеменил впереди. — Мы не можем заставлять генерала ждать, — прокричал он через плечо. Джон и Хард послушно шли за ним.
Офицер вошел в одно из зданий неподалеку и стал по стойке «смирно» перед столом. Отдав честь, он доложил:
— Доставил двух новичков для доклада генералу. Он ожидает их.
Человек за столом небрежно козырнул в ответ:
— Заходите, — и показал на дверь позади себя. Все трое вошли в кабинет.
Он называл себя просто — генерал Гарт, не упоминая при этом, как это было принято на планете, ни кланового, ни родового имен. Это являлось частью его несогласия с царившими порядками. И вообще не было никакой уверенности, что Гарт — его подлинное имя. В Народной Армии считали, что он использовал имя основателя лиффанского революционного движения — Гарта Гар-Муйена Гарта, символизируя таким образом, что восстает не против традиционного общественного порядка, а против ненужных наслоений на нем. Естественно, никто не отваживался задавать ему вопросы по этому поводу.
— Капитан доложил, что вы владеете новым видом борьбы, — обратился он к Джону.
— Так точно, сэр, — ответил Джон. — Я называю этот вид борьбы «дзю-до».
— Гм… Дзю-до… — в раздумьи повторил незнакомое ему слово генерал.
Пока генерал Гарт размышлял, Джон изучал его. Старый солдат был высок, худ и производил впечатление сильного человека. Его седые волосы свидетельствовали, скорее, о мудрости, чем о возрасте, а глаза, которые выглядели такими же выцветшими, как и волосы, указывали на наличие твердости, которую должен проявлять удачливый повстанец.
— Вы — Джон Гар-Террэн, — Это звучало не как вопрос, а, скорее, как утверждение.
— Так точно, сэр, — ответил Джон.
— Гмм… Имеете отношение к клану Гар-Террэн, который изобрел телеграф?
Джон признал, что является одним из представителей этого клана, и разъяснил свое положение в нем.
— Ясно. А как насчет второго парня, этого Харда Гар-Олнина Саарлипа?
— Это мой помощник, — пояснил Джон. — Практически его можно считать моей правой рукой.
— Ага. Вашей правой рукой… Ну ладно… Следует признать, что вы заслуживаете более подробных разъяснений, чем те, которые получили до этого. Если только приживетесь здесь, можете стать очень полезны нам. Но это только в том случае, если будете четко осознавать, что происходит.
Джон заверил, хотя, возможно, и несколько более горячо, чем этого требовали обстоятельства, что его главной целью в жизни отныне является служение делу Народной Армии. По этому поводу генерал лаконично выразил ему благодарность и приступил к объяснениям.
— Для всего остального мира, — начал он, — мы — всего лишь бандиты. И мы хотим, чтобы именно так думали о нас, и именно поэтому не можем позволить вам возвратиться в Лиффдарг. На самом же деле мы — армия-санитар, которая готова очистить Лифф от коррупции, отравляющей наш народ.
Он говорил почти целых пятнадцать минут, объясняя свое стремление возвратить Лифф к здоровой простоте, с которой начиналось его существование:
— Лифф теряет свою былую силу в оргиях и упадке, — доказывал он. — Чем больше комфорта завоевывает знать и клерикальная верхушка, тем очевиднее становится необходимость возврата к идеалам, которые исповедовали наши предки, и которые подразумевают благополучие всего народа. Вместо того, чтобы быть защитниками народа, как этого требует от них Закон Матери, знать превратилась в рабовладельцев. И в этом греховном высасывании из народа последних соков они ослабляют самих себя и всю нацию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});