Разбитое, гниющее тело, без конечностей, из которых одну оторвало взрывом, а остальные съели речные раки и ужи реки Серебряной. А теперь к тому же и без головы. Он найдет эту пещеру ради ее магии, когда понадобится, но пока что ему надо по-настоящему оживить это новое, сотканное колдовством тело. Для этого ему необходимо поглотить собственную плоть: кусочек, тщательно спрятанный давным-давно во флаконе с заколдованным эликсиром неподалеку отсюда, в подземельях замка. Затем придет время навестить его прежнего наставника и обрести столь необходимую ему жизненную силу.
Нельзя, чтобы его сейчас обнаружили, все еще уязвимого и нетвердо стоящего на ногах. Ингрил подавил нетерпение и заставил слабое, неуклюжее подобие нового тела двигаться медленно и осторожно. Прежде всего он устроился в углу, на стыке двух стен, а потом усилием заставил свою сущность медленно распространиться до кончика каждого пальца сотрясающегося от дрожи тела, чтобы сделать его полностью своим. Впереди ждали двери, которые откроются только от прикосновения Ингрила Амбелтера.
На полу виднелись остатки разлетевшегося пепла. Губы Ингрила растянулись в невеселой усмешке. Значит, барон посылал несчастного стражника, чтобы взломать заколдованный запор, а потом приказал убрать останки. Опять. Все-таки эти бароны — непроходимые тупицы!
Ингрил прикоснулся губами к каменной двери в известном ему месте, прошептал слово, которое имело определенное значение, чуть громче произнес слово, которое ничего не значило, и приложил ладонь к двери в другом нужном месте. Дверь растаяла, и за те короткие мгновения, пока она снова не восстановилась, Повелитель Заклинаний нырнул через проем в завесу.
Он терпеть не мог ее мокрой липкости, но она была необходима: завеса представляла собой сеть, густо усеянную крохотными извивающимися слизняками, бледными, с вечно подергивающимися щупальцами на конце. Его маленькие скользкие стражники, их слюна для него безвредна, но смертельно опасна для всех остальных. Они все еще живы, хотя прошло так много времени, они такие же терпеливые и смертоносные, как их хозяин.
За завесой находилась маленькая темная каменная комната, где вдоль стен выстроились стеллажи и потрепанные старые сундуки. В одних хранились зелья и магические книги, в остальных — непонятные с виду предметы, которые вцепятся в любого, у которого хватит глупости прикоснуться к ним. В центре комнаты размещался низкий стол, на котором покоился гроб. Прикосновение к нему поразило бы молниями любого, кроме Ингрила. Повелитель Заклинаний подумал мимоходом о том, понимал ли барон, кто в действительности правил замком Серебряного Древа за его спиной.
Если Ингрил Амбелтер не поторопится, он больше никогда не будет этим человеком. Жгучая боль зарождалась у него в груди, дыхание стало прерывистым. Ингрил поднял крышку гроба, посмотрел на скелет в деревянном обрамлении и опустил ладони на три прочные поперечные скобы, которые должны выдержать его вес.
Примененная им магия оказалась слабее требуемой, или разрушительное действие времени на жезлы Ладазура оказалось сильнее, но от усилия, понадобившегося ему, чтобы забраться на стол, а потом в гроб, он весь дрожал. Растянувшись на поперечных скобах, которые не позволяли ему раздавить лежащие под ним кости, Ингрил обхватил скелет и хрипло произнес заклинание.
Призрачный свет возник и заплясал на костях, омывая Повелителя Заклинаний, потом снова погас. Ингрил лежал неподвижно, прислушиваясь к едва уловимым звукам, которые произвело падение пальца скелета на дно гроба. Потом он улыбнулся.
Он снова был цел и полон жизни! Берегитесь, люди Долины, ибо Ингрил Амбелтер снова выходит на свет! Или выйдет, когда вылезет из гроба.
Ингрил действовал неторопливо и осторожно, а когда закончил, молча постоял, глядя вниз, на кости Гадастера Мулкина, самого известного и до сих пор внушающего сильный страх мага Серебряного Древа. Никто, кроме Ингрила, не знал, что прах этого человека покоится здесь, как не знал и истинной судьбы Гадастера.
Через мгновение Повелитель Заклинаний замер.
— Магическая энергия скапливается вокруг моего… портала в Силптаре? — медленно произнес он и приподнял одну бровь. — Благодарю тебя, Гадастер.
Он повернулся, чтобы уйти, вспоминая последовательность заклинаний, которые использовал когда-то для того, чтобы отнять могущество у Гадастера (а в результате и жизнь старого мага). Тогда никто, в том числе и Гадастер, ничего не заподозрил. Он неплохо помнит эти заклинания, а для всех они по-прежнему являются тайной. Выдающиеся заклинания, о которых он никогда и никому не осмелится рассказать.
Ну, ладно. Судя по всему, давно пора снова применить свое исключительное мастерство Повелителя Заклинаний…
8
ДОМ ВОИНА — ЕГО КРЕПОСТЬ
ВОЛК-ПАУК навис над ней. Эмбра раскинула пустые руки, понимая, что она не сможет вовремя произнести нужное заклинание, и бросилась бежать, уворачиваясь. Волосы метались по ее плечам, она на бегу озиралась, пытаясь найти выход и увидеть, где ее спутники. Она знала эту комнату: они снова оказались в Доме Безмолвия, перенесенные сюда заклинанием Сараспера…
Хоукрил лежал ничком, окровавленный, в помятых латах. Краер метался вокруг длиннозуба, нанося удары длинным ножом, а Сараспер с пепельно-серым лицом без сил привалился к стене. Драгоценный Дваер Эмбры находился где-то во внутренностях волка-паука, эта тварь проглотила его целиком, когда пыталась откусить поднятую руку девушки там, на холме.
Банда Четырех была не в том состоянии, чтобы выиграть этот бой.
— Бегите! — крикнула Эмбра, больше для того, чтобы определить состояние Сараспера, чем с какой-либо другой целью.
Его глаза закрылись, он без сил привалился к стене, но губы шевелились. Она старалась расслышать его слова, но…
— Уползайте — более подходящее слово, — крикнул ей в ответ Краер.
Секунду спустя она услышала, как он застонал от боли, получив удар лапой. Краер отлетел в сторону, его нож со звоном покатился по камням. Потом квартирмейстер перевернулся и стал кататься по холодному каменному полу, постанывая и корчась от боли. Длиннозуб торжествующе зарычал и двинулся вперед.
Не задумываясь, Эмбра кинулась к нему, размахивая руками. Мохнатая голова поднялась, отводя взгляд от упавшего квартирмейстера, и голодные золотистые глаза уставились на девушку. В маслянистых глазах волка-паука внезапно зажглись холодные белые огни, теперь она смотрела в призрачные, рожденные колдовством очи смерти. Низкий рокот вырвался из глотки зверя, и он прыгнул к ней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});