— Не имеет ли он намерения осадить ее?
— Именно это, кажется, он и хочет сделать, но, хотя он и ведет с собою до тысячи двухсот отчаянных головорезов, едва ли у них когти будут так крепки, чтобы разнести такие толстые стены.
— Все это в руках Божьих, дружище. Всели вы сообщили, наконец?
— Сейчас.
— Ну так продолжайте.
— Прежде чем освободить меня, Ягуар осведомился о вас и с особенным интересом о донье Кармеле, потом он написал на клочке бумаги несколько слов и поручил мне передать это вам, как только я вас увижу.
— Слава тебе, Господи! — оживился Транкиль. — Да что же вы так долго томили нас и не передавали записку.
— А мне нужно было сначала рассказать обо всем, что со мной случилось. Но время еще терпит — вот записка.
И с этими словами Квониам вытащил из кармана записку и подал ее Транкилю, который почти вырвал ее у него из рук.
Негр, убежденный, что он вполне правильно исполнил данное ему поручение, не мог понять этого нетерпеливого жеста. Он изумленно взглянул на охотника, потом чуть заметно приподнял плечи, набил трубку и принялся курить, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходило вокруг него.
Канадец, между тем, с жадностью развернул бумагу. Он перевернул ее несколько раз и так и этак, и на лице его изобразилось замешательство. По временам он взглядывал на Чистое Сердце, который вытащил из костра горящую головню и светил ею охотнику, так как наступила уже совершенная тьма.
Это продолжалось некоторое время. Чистое Сердце понял наконец причину колебания охотника и обратился к нему с улыбкой:
— Ну, что же пишет вам Ягуар?
— Гм! — только и проговорил охотник.
— Может быть, — продолжал Чистое Сердце, — он так скверно пишет, что вы никак не разберете его каракули? Дайте-ка, я попробую разобрать.
Канадец взглянул на него. Лицо юноши было спокойно, и ничто не выдавало его намерения поиздеваться над старым охотником, поэтому последний покачал несколько раз головой и принялся смеяться.
— К черту застенчивость! — сказал он, подавая ему письмо. — Отчего бы мне и не сказать, что я не умею читать. Человеку, жизнь которого протекла в прериях, не следует бояться признаться, что он многого не знает, это вовсе не позорно для него. Читайте, читайте, мой дорогой мальчик. Посмотрим, что пишет нам наш опасный, увлекающийся друг.
С этими словами он взял головешку из рук молодого человека. Чистое Сердце развернул бумагу и пробежал глазами письмо.
— Письмо коротко, но весьма содержательно.
— Так!
— Ну, слушайте!
В письме содержалось следующее:
Ягуар сдержал свое слово: из всех мексиканцев, сопровождавших караван, только один остался в живых на свободе и не получил ран — капитан дон Хуан Мелендес де Гонгора. Не будут ли после этого лучше думать о Ягуаре друзья его?
— И все? — спросил Транкиль.
— Все.
— Отлично! — воскликнул охотник. — Пусть говорят о Ягуаре что хотят. Слава Богу! У него храброе и великодушное сердце.
— Разве вы сомневались в этом, отец? — проговорил ему на ухо мягкий голос.
Транкиль вздрогнул и обернулся. Возле него стояла Кармела, спокойная и улыбающаяся.
Глава IX. ГОСТЕПРИИМСТВО
Мы сказали уже, что ночь успела спуститься на землю и под густым покровом леса воцарился глубокий мрак.
Плыли тяжелые грозовые тучи, на небе не видно было ни звездочки, между сучьями гудел осенний ветер и осыпал землю дождем мертвой листвы. Где-то вдали выл дикий зверь. По временам, совсем близко, целой стаей, заливаясь отчаянным лаем, проносились койоты.
Иногда казалось, словно свет струится из глубины чащи и на острой болотной траве зажигаются блуждающие огни.
На краю поляны стояли вековые осокори, сухие, увешанные ниспадавшими до земли космами мха и лиан. Когда ветер вдруг отклонял на них пламя костра, они сразу выступали в его красноватом свете из мрака, как древние великаны, медленно покачивая своими седыми бородами. Тысячи звуков наполняли воздух, они исходили из-под корней деревьев, с вершин высоких дубов. Чувствовалось, что вся природа прониклась во тьме ночи какою-то иной жизнью, чуждой и даже враждебной человеческому существу, словно бы подготовляя одно из тех пронунсиаментос, которые так часты в этих местностях.
Наши охотники против своей воли поддались влиянию этого грозного настроения природы. В жизни бывают минуты, когда под давлением внешнего мира или внутреннего душевного наития даже самые сильные люди чувствуют, что их неумолимо охватывает и поражает приступ безысходной тоски, одиночества, бессилия, которому они решительно не в силах сопротивляться. Вести, принесенные Квониамом, еще более усилили это чувство уныния и затерянности и благодаря этому разговор вокруг костра, обыкновенно веселый и живой, принял грустный оттенок и часто прерывался. Сердце каждого из сидевших сжималось от печальных мыслей, и вырывавшиеся по временам из их уст короткие замечания оставались без ответа. Одна только Кармела продолжала весело, хотя, подчиняясь общему тону, почти шепотом, болтать с Поющей Птичкой, кутаясь в теплое сарапе, так как холод давал себя чувствовать, и не замечая беспокойных взглядов, которые бросал на нее временами отец.
В то самое время, когда Ланси и Квониам приготовились было предаться сну, в кустах раздался легкий треск.
Захваченные врасплох охотники быстро подняли головы. Пасшиеся лошади бросили есть траву и насторожились, повернув морды к кустам.
Лесные охотники привыкают различать среди тысячи звуков природы каждый посторонний звук. Они ясно различают шуршание ветки, на которую села птица, шелест падающего листа, звук бегущего по камням ключа, все это они различают и остаются спокойными. Но чуть их уха коснется совсем неслышное для нас, жителей городов, шуршание сухой листвы под ногой человека, как они тотчас всем существом своим превращаются в одно напряженное внимание, какие бы глубокие мысли не владели ими раньше.
— Кто-то шляется тут, — проворчал чуть слышно Чистое Сердце.
— Шпион, конечно, — проговорил Ланси.
— Шпион или нет, но только белый, — заметил Транкиль и протянул руку, чтобы взять свой карабин.
— Стойте! Отец, — вмешалась Кармела и положила свою руку на его, — может быть, это какой-нибудь несчастный, заблудившийся в лесу, которому надо помочь.
— Все может быть, — отвечал Транкиль, — и мы это сейчас узнаем.
— Что вы хотите сделать? — испуганно проговорила девушка, увидав, что отец поднялся.
— Подойти к этому человеку и спросить, что ему надо, больше ничего.
— Осторожней, отец!
— А что, дитя мое?