— А можно, я послушаю, как ты играешь? — спас положение Игорь.
Наталия отвела взгляд: она не могла без дрожи смотреть на его крепкое, сильное и стройное тело, на руки, которые он словно нарочно прятал за спину, чтобы не схватить ее и не отнести на кровать.
— Конечно. — Она сделала жест, приглашая его войти в ее кабинет.
Оставшись в кромешной темноте, Наталия села за рояль, а Игорь присел прямо на пол, на ковер, а потом и вовсе лег и, расслабившись, закрыл глаза:
— Ну давай, я слушаю.
«Мог бы сказать и понежнее», — пронеслось у нее в голове, но она убедила себя в том, что такую цельную натуру, как Игорь, все равно вряд ли переделаешь, и, открыв крышку инструмента, подхватила блуждающую где-то в подсознании медленную джазовую мелодию, взяв несколько глубоких, проникновенных аккордов.
И тут же оказалась в аэропорту. Ярко освещенный зал, голос дикторши, объявляющей посадку на чартерный рейс до Стамбула, монотонный гул, напоминающий жужжащий улей, застывшие в самых разных позах пассажиры, ожидающие отправления, запах кофе; и свежих булочек из буфета, прозрачные двери, выпускающие из сектора только что прибывших пассажиров… Крупный план: молодая женщина в длинной черной дубленке, украшенной шелковым черным же орнаментом, и высокой шапке из серебристой лисы. Пол-лица закрывают черные очки. («И это в декабре?») Женщина высока, стройна, весь ее багаж составляет большая дорожная сумка и черный, с позолоченными планками, несессер в форме миниатюрного чемоданчика с ручкой.
Видение расплывчато. Вот она вышла из здания аэропорта и идет по направлению к стоянке такси. Возле нее тормозит машина, кажется голубые «Жигули», — мужчина, сидящий за рулем, о чем-то спрашивает. Она останавливается и отвечает. Гул самолетов заглушает ее голос. Наконец женщина кивает в знак согласия, водитель тотчас выходит из машины (лица его не видно, он в черной кожаной куртке и синих джинсах, без шапки, цвет волос темный), берет из ее рук сумку и открывает багажник, затем распахивает переднюю дверцу и помогает женщине сесть. Дверь закрывается. Женщина в ловушке.
Наталия напрягает зрение, чтобы рассмотреть мужчину. Да, пожалуй, есть в нем что-то от Саши Иванова. Но ей страшно даже думать об этом. Она открыла глаза. Она дышит так, словно ей не хватает воздуха. Она вновь в темной комнате.
— Ты видел? — спрашивает она и, не получив ответа, поворачивает голову. Логинов спит, распластавшись на ковре. Он ничего не видел и не слышал. От досады Наташа чуть не плачет. — Проснись. — Она опускается перед ним на колени и начинает теребить его за плечо. Он открывает глаза. — Игорь… Я снова видела его. Он встретил в аэропорту женщину, погрузил в багажник своей машины ее дорожную сумку и повез куда-то… Проснись же.
— Кого повез? Сумку?
— Ты что, смеешься надо мной? Он повез женщину! Надо срочно позвонить в аэропорт и спросить, откуда только что прибыл самолет… Пассажиры выходили из сектора. Ее надо спасать.
Игорь сел и резко мотнул головой:
— Незачем звонить в аэропорт… Я знаю все рейсы наизусть. Ты лучше скажи, который час.
Она включила свет и посмотрела на настенные часы:
— Половина третьего.
— Четыреста шестьдесят пятый рейс из Москвы. Этим рейсом должны были возвратиться моя сестра с мужем. — Он вскочил и бросился в прихожую к телефону. — Алло, мама? Это я. Виолетта не звонила, у них планы не изменились?.. Нет? А что с ним случилось? Позвонила? Ну, слава богу. Значит, скоро приедет. Я перезвоню.
Он вернулся к Наталии.
— Сестра уже прилетела, но до дома еще не доехала. Позвонила из аэропорта и сказала, что скоро будет.
— У нее есть черная длинная дубленка? — онемевшими губами спросила Наталия.
— Есть, а что?
— А шапка из серебристой лисы?
— Тоже есть. — Игорь недоуменно пожал плечами. — Ты ее видела. Она же к тебе Димку приводила.
— А она носит зимой солнцезащитные очки в пол-лица?
— Да. Она говорит, что таким образом спасается от морщин.
— Но ведь ты только что сказал, что твоя сестра должна была прилететь с мужем… Где же он?
— Дела задержали. Это случается довольно часто, — сказал Игорь и как-то странно посмотрел на нее. — Ты что, видела Виолетту?!
— Понимаешь, она была у меня всего пару раз, еще в ноябре, и не в дубленке, а в плаще. А та женщина, которую я только что видела в аэропорту, была в очках, поэтому лицо мне рассмотреть не удалось. Игорь, но если твоя сестра одета так, как я только что тебе описала, то она в опасности… Она села в голубые «Жигули» к этому подонку, и он ее куда-то повез… Мне страшно.
Он смотрел на нее как на сумасшедшую. Но потом, быстро сопоставив факты, сжал кулаки.
— Я не знаю, что у тебя там в голове, но если с Виолеттой что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу. Подожди, вот только перезвоню, вдруг она уже приехала?
Он перезвонил домой, и Наталия из отдельных реплик поняла, что Виолетта дома еще не появлялась.
Логинов быстро оделся.
— Ты куда? — встрепенулась Наталия. — В аэропорт? Возьми меня с собой!
— Нет. Сиди дома. Обе сидите. И никуда не высовывайте носа. Ты меня хорошо поняла?
— Но где ты его будешь искать? Подожди, может, мне еще раз посмотреть!
Он снова уставился на нее как на умалишенную. Потом взял себя в руки. Он и сам не представлял, где ему сейчас искать сестру. Город большой.
— Хорошо, тогда я позвоню к себе, предупрежу, чтобы проверяли все голубые «жигули», а ты давай иди, смотри…
Она, дрожа всем телом, вернулась в кабинет, закрыла за собой дверь и села на вертящийся стул. Коснулась клавиш. Возникли какие-то лихорадочные, несвязные звуки, которые, нагромождаясь друг на друга, грозили спуститься в низкий регистр и там захлебнуться в нервозности и черноте диссонансов.
Она видела освещенную тусклой желтой лампочкой узкую прихожую, где прямо на полу валялась черная дубленка, а поверх нее — шапка из серебристой лисицы. Рядом стояла сумка и черный с позолотой несессер. Сначала было тихо. Никакого движения: ни внешнего, ни звукового. И вдруг послышался страшный грохот. Словно упало что-то тяжелое. Вроде шкафа. «А теперь ори, тебя все равно никто не услышит», — прозвучал приглушенный мужской голос. Но определить, принадлежал ли он Саше Иванову или нет, было невозможно. Ей хотелось, чтобы картинка сменилась, чтобы вместо прихожей появилось что-то более конкретное, но видение словно застыло на месте. И вдруг раздались звуки, от которых у нее заледенела кровь в жилах: играли на виолончели. Только уже не «Сурка», а что-то авангардное, непонятное, режущее уши. «Тебе нравится?» — спросил мужчина, сделав небольшую паузу. Ответа не прозвучало.