— Странно, что ты заботишься о моём успехе в такой ситуации, — сказал я и пожал плечами. С Димкой что-то случилось, не иначе. Что-то прибавило ему уверенности в себе. В противном случае этот ревнивец ни за что на свете не поручил бы мне передать цветы его девушке.
Размышляя над тем, что мне поведал Димка, я пришёл к выводу: во время свидания с Ларисой мне следовало переключиться на новую и не свойственную мне манеру излагать свои мысли.
В день приезда в Москву я был загружен до предела. Полдня я провёл в академии, остальное время просидел в Комитете по координации. Только на следующий день мне удалось дозвониться в институт и условиться с Ларисой о встрече. Я примчался туда на такси и угодил в обеденный перерыв. Мы встретились внизу, в холле.
Когда она, стройная, длинноногая, в белоснежном халате, подошла ко мне, я шагнул вперёд и молча протянул ей букет.
— Спасибо, — сказала Лариса. — Садитесь, пожалуйста…
— Привет вам из Новосибирска, — со значением произнёс я и сел в кресло.
— Какие чудесные цветы! — сказала Лариса, и тогда, выполняя наставления Димки, я придал своему лицу мечтательное выражение и дал короткую очередь:
— Всё растущее, всё устремлённое навстречу солнцу, как ростки самой жизни, преображённые в зримые знаки красоты, способно радовать душу…
Лариса внимательно выслушала меня.
— Да-да, — кивнула она и при этом оглянулась, — в цветах, как во всём живом, есть что-то вечно новое, что волнует… И радует…
Боясь показаться односложным, я дал вторую очередь, подлиннее:
— Всё призрачное обретает черты земного в чёткости восприятия того, что видится там, где иллюзорность уже не кажется до конца осознанной… Мечты, Лариса, возвращают человека к реальности того, что представляется каждому в хрупкой ясности небытия. Скажите, разве я не прав?..
— Вы правы. Вы совершенно правы, — торопливо сказала Лариса и опять оглянулась. — Всё в жизни приходит к хорошему концу. Здоровье возвышает человека. И он шагает бодро и весело…
— Да, — согласился я и подкинул новую порцию отвлечённой речи: — Мечта обретает крылья, как теорема — стройную систему доказательств. И в результате приходит ощущение полёта.
— Это верно, — сказала Лариса. — Я с вами совершенно согласна. Я тоже думала об этом… Уже кончается перерыв…
— Да, — добавил я, — и снова вечное движенье!
Она быстро и немного нервно пожала мне руку.
И ушла. Почти убежала.
Я посмотрел ей вслед. Красивая и странная. «Бедный Димка, — подумал я, — с ней ему будет очень не просто». Наутро из гостиницы я позвонил ей на работу узнать, не хочет ли она что-нибудь передать Димке.
— Здравствуйте, — сказал я. — С вами говорит тот, кому призрачное видится реальным.
— Я вас узнала, — ответила Лариса. — Дело в том, что у нас сейчас начинается симпозиум. А потом я уезжаю. Через час.
— Куда? — спросил я. — Туда, где линия горизонта кажется натянутой струной?
— Да… Я еду в Саратов, — ответила Лариса. — Всего хорошего. Будьте здоровы!
И она положила трубку.
Больше я её не видел и не говорил с ней.
Вернувшись из Москвы, я, конечно, сразу зашёл к Димке. Он лежал на тахте и читал журнал.
— Здравствуй, — сказал я.
— Здорово! — сказал Димка. — С приездом.
— Большой привет тебе от Ларисы, — соврал я. — Она прекрасно выглядит. Она уехала в Саратов.
— А почему ты вдруг замолчал? — спросил Димка. Он поднялся с тахты и испытующе заглянул мне в глаза. — Расскажи поподробней о Ларисе.
— Ты понимаешь, Димка, у меня о ней осталось очень беглое впечатление… Я заметил, что она красивая. И милая. Но…
— Что «но»? Что?
— Она действительно очень странная. В глазах тревога, печаль и какая-то непонятная растерянность… Дима, скажи мне, ты, наверно, знаешь, что её сделало такой?..
Димка ответил не сразу. От отошёл к окну. Ему было трудно, я это видел.
— Ты спрашиваешь, что её сделало такой?.. Такой её сделал один мой телефонный звонок… После твоего отъезда в Москву.
С этими словами он рухнул на тахту и уткнулся лицом в подушку.
Знаете ли вы, что ей сказал по телефону этот бандит?
Он ей сказал; «Лариса, в Москву выехал мой товарищ который передаст тебе привет. Я звоню, чтобы тебя предупредить. Это вполне приличный парень, но он не совсем в порядке. Он часто заговаривается. Если он вдруг начнёт молоть ерунду, делай вид, что ты этого не замечаешь, и постарайся отвечать ему в его ключе. Тогда он успокоится и сразу уйдёт».
Теперь вы понимаете, почему с лица этой девушки не сходила печаль? Ей было грустно, что я, человек с такими внешними данными, не совсем в порядке.
Когда весь Академгородок надо мной уже отсмеялся, я зам скажу: если у вас будут подобного рода поручения в Москву, на меня в ближайшее время не рассчитывайте.
С меня хватит.
Друг детства
Вернувшись с послеобеденной прогулки, Николай Илларионович Хвостухин — плотный, лысоватый здоровяк лет сорока пяти, — раздеваясь в передней, заметил на вешалке мужское пальто. Размышляя, кто бы это мог пожаловать, Хвостухин увидел свою жену Раису Павловну. Она шла ему навстречу, приложив палец к губам.
— Коля, подожди минуточку.
— Что случилось?
— Тише. К тебе приехал какой-то товарищ.
— Кто?.. Какой товарищ?
— Товарищ детских лет.
— Каких детских лет?
— Боже мой, твоих детских лет. Твой друг детства.
Хвостухин посмотрел на висящее пальто, словно ожидая, что оно сообщит ему хотя бы краткие сведения о своём владельце.
— Фамилию не назвал?
— Назвал, когда здоровался, но я уже забыла. Он сказал, что вы вместе росли, учились…
— Что же ты его фамилию забыла? — недовольно проворчал Хвостухин, кивнув в сторону пальто.
— Увидишь его и вспомнишь.
— Где он?
— В столовой сидит.
— А зачем приехал, не сказал?
— Понятия не имею. Коля, я тебя прошу, ты с ним, пожалуйста, покороче. Вот я кладу тебе в наружный карманчик билеты, видишь?.. В случае чего просто покажи ему билеты и объясни, что мы торопимся в театр, И всё. А я пока пойду одеваться.
Хвостухин заглянул в полуоткрытую дверь столовой. На диване, перелистывая журнал, сидел совершенно незнакомый человек. «Кто же это такой? — усиленно думал Хвостухин, разглядывая гостя. — По годам вроде мне ровесник, а кто — ума не приложу.»
Хвостухин махнул рукой и решительно, как купальщик в студёную воду, вошёл в столовую.
— Виноват, — произнёс он с напускным оживлением, — это кто же такой сидит?
Отложив журнал, гость поднялся с дивана.
— Николай!.. Здорово! Здорово, старик!..
Заключив Хвостухина в объятия, гость не заметил явно озадаченного выражения на лице хозяина. «Понятия не имею, кто меня обнимает», — говорил его взгляд.
Хозяин смущённо улыбался.
— Батюшки мои! Кого я вижу! Кого я вижу! — восклицал Хвостухин, тряся руку гостю.
— Не узнал? — весело удивился гость.
— Погоди, погоди…
— Вижу, что не узнал. Ну, вспоминай. Я подожду.
Силясь вспомнить, Хвостухин бормотал:
— Погоди, погоди…
— Гришку Соколова помнишь? — спросил гость.
Облегчённо вздохнув, Хвостухин опустился на стул.
— Фу ты, господи!.. Здорово, Гришка! Насилу узнал.
— Не может быть.
— Слово даю.
— Не может быть, что ты меня узнал.
— Почему?
— Потому что я не Гришка.
— Как?
— Да так уж, не Гришка.
— Ладно. Довольно меня разыгрывать.
— Зачем же мне тебя разыгрывать? — пожал плечами гость. — Я про Гришку потому спросил, что его-то ни с кем не спутаешь. Такая уж у него внешность неповторимая.
Хвостухин смутился:
— Хотя да… Тот был светлый совсем.
— Гришка-то?.. Жгучий брюнет.
— Вот я и говорю — такой светлый… жгучий, — краснея, пролепетал Хвостухин.
— Ну ладно, — гость хлопнул хозяина по плечу, — так уж и быть, сознаюсь. Димку Виноградова помнишь?
Ожидая подвоха, Хвостухин подмигнул гостю:
— Димку-то я помню, только ты не Димка.
— Вот тебе и раз!.. А кто же я такой, по-твоему?..
«Если бы я знал, кто ты такой», — подумал Хвостухин и неуверенно сказал: — Если ты Димка, покажи паспорт.
Гость нахмурился:
— Ты что, у всех старых друзей паспорт требуешь? В общем, Димка я. Димка Виноградов. Честное слово.
— Вот теперь я тебя узнал, — смело заявил Хвостухин.
— Положим, ты меня не узнал, — просто, ничуть не обижаясь, сказал гость, — ты на честное слово поверил.
Наступила томительная пауза.
— Ай, ай, ай… Сколько лет-то прошло, — начал Хвостухин, — подумать только, сколько лет.
— Да. «Время — вещь необычайно длинная», как писал Маяковский.
Разглядывая друга детства, Хвостухин увидел за его спиной Раису Павловну. Стоя в соседней комнате, подняв руку, она показывала мужу часы. Жест этот означал: «Время закругляться. Мы опоздаем в театр».