опасавшийся именно этого.
— Ну и что с того? — возразил юрист. — Это вполне естественно для возраста Герона. Последнее увлечение. И это едва ли предосудительно по отношению к браку, имущественной сделке, которую не стоит путать с романтическими чувствами. Женатый мужчина отнюдь не становится монахом, вы должны это помнить. Кто из почтенных мужей в этом августейшем зале обходится без любовницы? Я полагаю, вы не настолько старомодны, чтобы требовать от такого юноши, как Герон, полного отказа от приятного времяпрепровождения ради… — он отыскал глазами унылую фигурку Тиспасы, — ради светских приличий, — закончил Трибониан с легкой гримасой.
— Я-то не настолько старомоден, как вы полагаете, — фыркнул Полемон, чувствуя подвох, но не вполне улавливая иронию собеседника, — но вот Сильвий Тестор — наверняка. Едва ли бы он это одобрил. Да, кстати, вот и он. Пойду поприветствую его.
И грузный сенатор заторопился навстречу маленькому лысому человечку. Трибониан задумчиво проводил его взглядом.
— Неужели Полемон не знает, что Сильвий Тестор — один из самых отъявленных наших распутников, хотя и весьма осмотрителен в своих похождениях? — проговорил он. — Вы еще увидите его у Хионы, Экебол.
— Уж он-то непременно будет там, — подтвердил Каппадокиец, усмехаясь, — и коль скоро разговор зашел о Хионе, я обещаю вам что-то совершенно особенное. Она сама сказала мне об этом.
— По крайней мере, там будет с кем поговорить. Здесь это абсолютно невозможно, — заметил Трибониан.
— Почему же невозможно? — поинтересовался Экебол.
— Из-за характера императрицы. Она исключила из своего окружения всех женщин, наделенных молодостью, красотой или остроумием. Патрицианки, выбранные для императорской свиты, слишком пресны и благоразумны, чтобы быть интересными. Беседы же с куртизанками столь же восхитительны, как и все остальное, что они предлагают.
— А вот наконец и Юстиниан! — прервал их Иоанн.
Экебол уставился на принца с любопытством провинциала.
Юстиниан, племянник императора, прибыл с опозданием, задержавшись из-за очередных дел. Как обычно, он был одет очень просто: скромная белая туника и пурпурная мантия. Это был рослый мужчина лет сорока, со свежим цветом лица, вьющимися густыми волосами и врожденным благородством осанки. Несмотря на любезную улыбку на губах, лицо его оставалось бесстрастным, так что невозможно было понять, что у него на уме. Он был вежлив и внимателен к каждому.
— Приветствую вас, ваше высочество, да пребудете вы в неизменном здравии! — проговорил префект.
— И да увенчаются успехом все ваши труды на благо империи! — добавил Трибониан.
— Благодарю вас, друзья, — отвечал Юстиниан.
Ему представили Экебола, которого он прежде никогда не видел.
Хотя Иоанн Каппадокиец беспрестанно льстил принцу-регенту, втайне он был невысокого мнения об умственных способностях его высочества. Все знали, что старый император доверил любимому племяннику управление империей, и подразумевалось, что именно Юстиниан станет преемником своего дяди на троне.
Но у Каппадокийца были кое-какие соображения, столь тайные, что он никогда не поделился бы ими ни с кем. Смена царствующих особ всегда непредсказуема. Разве не был Юстин простым начальником стражи? Другой начальник императорской гвардии тоже мог бы воспользоваться случаем и последовать его примеру. Конечно, у Юстина есть племянник, но и у старого Анастасия было целых два племянника, до сих пор, между прочим, живущих в столице, но это нисколько не повлияло на возвышение Юстина.
Иоанн, сделавший свою карьеру, шагая по трупам, вынашивал самые черные намерения в отношении наследника.
Однако сейчас он был сама доброта, забота и преданность.
— Мы так редко видим вас при дворе, дорогой принц. Боюсь, вы переутомляетесь.
— Слишком много дел, — коротко ответил Юстиниан.
В его манере говорить слышалась некоторая отчужденность.
— Вы должны позволять себе больше отдыха, благородный правитель.
Юстиниан пожал плечами. Он был здоровым, крепким холостяком, не отказывающим себе ни в каких удовольствиях, хотя его увлечения никогда не бывали чрезмерными. Можно даже было сказать, что наследник чересчур умерен во всем: у сильных мужских натур обычно обнаруживается какая-нибудь необыкновенная страсть, уравновешивающая силу. Юстиниан же имел репутацию человека холодного и невозмутимого.
То, что преподнес ему престарелый дядя, целиком поглотило его силы, ибо он в высшей степени серьезно относился к своим обязанностям. Юношей он попал ко двору из небольшой деревушки в Македонии, и сам император стал его наставником. В отрочестве его звали Юст — «честный» или «справедливый», и ему было легко принять латинское имя Юстиниан, которое оказалось созвучным и его македонскому имени, и имени его дяди-благодетеля. Ум его, не отличаясь ничем выдающимся, был, однако, тверд и настойчив, и состояние дел империи глубоко волновало его.
— Едва ли это возможно, — ответил он на замечание Иоанна. — Какой может быть досуг в моем положении?
— Империя вполне способна управляться сама по себе какое-то время, — пошутил Трибониан.
— Иногда мне кажется, что она управляется сама по себе уже слишком долго. В некоторых делах я сталкиваюсь с поразительной некомпетентностью! — нахмурился Юстиниан. — Все разъедено коррупцией снизу доверху!
— Так было всегда. Разве вы в состоянии изменить цвет пятен на шкуре леопарда или отложить восход солнца? — спросил Иоанн, чувствуя неприятное волнение при упоминании о коррупции после разговора с Полемоном.
— Но, по-моему, дела никогда не были так плохи, как теперь, — с горечью проговорил наследник. — Дорогостоящие войны сократили границы империи от всего Средиземноморского мира во времена Константина до теперешнего жалкого клочка, включающего лишь Грецию, кусочек Азии, Египет и Киренаику. Мы потеряли Рим, Италия захвачена остготами, Галлия — франками, Испания — вестготами, Африка — вандалами. На севере — дикие племена гуннов, на востоке — Персия. Иногда, глядя на всех этих могущественных врагов, я чувствую себя Атлантом, которого заставили держать небо. Но эта задача — не по моим силам.
— Мы все сочувствуем вам, — проговорил Иоанн, — и все же я советую вам дать себе передышку ради одного скромного удовольствия.
Юстиниан вежливо, но без особого энтузиазма улыбнулся. Развлечения Константинополя уже давно потеряли для него былую притягательность. Иногда он даже спрашивал себя, является ли это признаком усталости, возраста или просто пресыщения. Временами это беспокоило его: кого может обрадовать потеря интереса к жизни.
Но Каппадокиец был настойчив, ибо стремился заинтересовать наследника пиром Хионы, так как присутствие Юстиниана придало бы особый блеск этому событию.
— Я знаю, как нелегко отвлечься от столь важных дел, — угодливо гнул он свое, — но могу ли я предложить вам нечто необыкновенное?
— Что именно?
— Пир и представление, на которые я имею честь пригласить вас от имени самой прекрасной женщины Константинополя.
— В Константинополе много прекрасных женщин.
— Я имею в виду несравненную Хиону.
— Хиону? — наследник казался озадаченным. Немного погодя он спросил:
— Вы имеете в виду куртизанку?
Даже Юстиниан слышал об этой фамозе, но ему и в голову