– А свой я почти закончила, – и она показала длинную сплетенную косу из трав и пояснила, продолжая плетение: – Каждая девушка старается сделать свой венок особенным, неповторимым. Кроме обязательных в этот праздник трав в венке: иван-да-марьи, лопуха, богородской травы и медвежьего ушка, девушки стараются вплести маленькие цветные ленточки, или какой-нибудь яркий цветок, или букетик особый. Чтобы свой венок можно было отличить от всех остальных.
– Я, кажется, понял, – снова лег на бок Ставров, немного сдвинув венок на затылок. – Это для парня.
– Совершенно верно, – подтвердила, улыбнувшись, Поля. – Перед самым рассветом девушки начинают петь песню о суженом любимом, заходят в реку и пускают венки по воде. Внутрь венка крепится свечка, а раньше лучинка. Если венок поплывет далеко и уверенно, значит, жизнь будет долгой и счастливой и, может, замуж в этом году выйдет девушка. А если утонет или сразу к берегу прибьется, то не видать в этом году встречи с суженым. Ну а если парень достанет из воды девичий венок, то это как демонстрация его намерения жениться на этой девушке.
– Я бы хотел вернуться к свободе нравов, – усмехнулся Ставров тут же пыхнувшим ее щечкам. – Насколько мне известно, славяне были весьма нравственным народом и молодые люди держались в строгости. А тут любовные игры поощряются без ограничений.
– Никакого разврата и прелюбодеяния, – успокоила его Поля. – Семейные пары нерушимы и могут что угодно и где угодно делать вдвоем, помолвленные молодые и благословенные родителями могут в эту ночь и день предаваться любви, не дожидаясь свадеб, вдовые и холостые, и та молодежь, у которой пары нет. И если на утро или следующий день парень с девушкой объявляли себя парой, полюбившейся в ночь Купалы, то такие союзы считались нерушимыми, и даже если они не благословлялись родителями, их признавали священными. А дети, зачатые в дни Ивана Купалы, а этих дней шесть, как я уже упоминала, рождались, по поверьям, самыми счастливыми, умными, здоровыми и, взрослея, становились очень привлекательными для другого пола.
– Значит, лазейки все же были у предков, пусть хоть и шесть дней в году, – порадовался Клим.
– На Масленицу и Святки тоже парочка лазеек имеется, – рассмеялась Поля и надела себе на голову венок, который закончила плести, перекинула косу на грудь и воскликнула: – Ну как?
– Здорово, вам очень идет, – зачаровался этим ее необыкновенным видом Ставров и поинтересовался: – А какая отличительная особенность в вашем венке?
– Вот, – Полина сняла с головы венок и показала пальчиком на небольшой букетик из розовых цветочков, – это молодой шиповник. Я его ярко-зеленой ленточкой перевязала, по-моему, очень симпатично получилось.
– Очень, – подтвердил Ставров, любуясь девушкой.
– Ну, все, вставайте, – распорядилась она, надев снова венок и поднимаясь с земли, – пора идти к реке. Скоро костры будут разводить.
– А что, это тоже какой-то ритуал? – поднимаясь на ноги, поинтересовался Клим.
– А как же! – усмехнулась Поля. – Я же вам говорила, сегодня все ритуалы и обряды. Все со смыслом и все мистически. Дайте-ка я вас обвяжу.
И она подняла с подстилки длинный плетенный из травы ремень, шагнула к Ставрову совсем близко, завела руки ему за спину, и Клим почувствовал ее потрясающий запах, и жар от кожи, и упругую грудь, которая на мгновение прижалась к его, и увидел биение жилки у нее на шее. Его сразу же бросило в жар, и захотелось сказать ей, чтобы она отошла, потому что невозможно было стоически терпеть и даже не попробовать прижать Полю к себе. И ему хотелось сказать девушке, чтобы она не двигалась и оставалась так подольше…
Но Полина уже отодвинулась и завязывала концы ремня, что было еще хуже, потому как он здоровый мужчина и с реакцией на эту девушку у него все в большом порядке, и она вполне могла заметить это… Но наши предки были гораздо умнее, чем мы можем даже предположить, одежды, которые они носили, помимо того, что были экологически безупречными и удобными на все случаи жизни, к тому же замечательно скрывали излишнюю мужскую впечатлительность и однозначную реакцию на женский пол. За что им большое спасибо.
Хотя… может, лучше бы было, чтобы Полина увидела и все поняла?
А потому что Ставрову-то как раз непонятно, что она испытывает к нему, и этот полыхающий румянец может говорить только о ее излишней скромности и чрезмерной застенчивости и ничего более, а он принимает это на свой мужской счет, как зеленый свет поощрения.
«Интересно, она вообще понимает, как на меня действует?» – подумал Клим, наблюдая, как Полина закрепляет на своей талии такой же травяной пояс, как у него, поднимает с земли, отряхивает и складывает подстилку, мило и вполне беззаботно поворачивается к нему и бодрым тоном предлагает:
– Ну что, пошли?
– Ну, пошли, – кивнул Ставров, чувствуя, что немного расстроился от этих мыслей о загадочной девушке Полине.
Они зашли в дом Василия Игнатьевича, взяли с собой большой кувшин с очередным питьем из трав с медом – сегодня день травы! Напьется он этих травок на весь оставшийся год вперед! Хорошо хоть деревьев много у реки, а то бегай ищи, где эти травки из себя выпустить. Но вообще-то вкусно, освежает, и очень приятное питье. Это Клим про себя ворчал и понимал это, все по тому же поводу – он бы эту Полину-прекрасную в лесок или в поле… тем более сегодня нравы свободные…
М-м-да! Зачем он только согласился на эту авантюру?
К реке шли всем большим семейством Василия Игнатьевича, вместе с приехавшими родственниками, вливаясь этим своим ручейком в общий поток стягивающихся туда же людей. Клим подивился необычайно, когда понял, как много народу собралось на празднование. Женщины расстелили подстилки, которые принесли с собой, под деревьями рядом с рекой, выставили на них кувшины с напитками, какую-то закусочку легкую, сложили туда накидки, кофты, сумки, как на обычном пикнике.
Они участвовали во всех обрядах – водили хороводы и разыгрывали потешное сватовство к березе… Климу было интересно и весело.
И вдруг Полина тронула его за руку, указала вперед. Клим посмотрел, куда она показывала, и увидел пробирающегося в их направлении через группы людей Всеволода Ивановича, который поднял руку и помахал им издалека, обозначая, что у него есть дело. Его останавливали на каждом шагу, он улыбался, приветливо кланялся, что-то отвечал, но целенаправленно и довольно бойко двигался в их сторону.
– Климент Иванович! – запыхавшись обратился он, когда добрался-таки к ним. – Я к вам!
– Давайте просто Клим, – слегка поморщился такому официозу Ставров, успев заметить, как Полина сделала преувеличенно значимое выражение лица, услышав полное его имя, и даже чуть головку набок склонила, подчеркивая этот момент. Вот ведь лиса!