Читать интересную книгу История вестготов (Geschichte der Westgoten) - Дитрих Клауде

Помазание как составная часть инаугурации стало играть большую роль и в франкском государстве. Не вполне ясно, отталкивалось ли помазание Пипина в 751 г., первое франкское королевское помазание, от вестготского образца или же независимо от него напрямую восходило к Ветхому Завету (Обсуждение этого вопроса см. в: 7. Settimana di Studio, publ. Spoleto 1960, S. 388).

Неизвестно, существовала ли какая-то связь между помазанием и коронацией. Не ясно также, был ли обычай королевской коронации заимствован у византийцев, император которых Маркиан первым принял корону в 450 г (O. Treitinger, Die ostroemische Kaiser– und Reichsidee, 2 Aufl., 1956, S. 87). У вестготов, возможно, коронация имела и германские корни, так как еще во времена расселения в южнорусских степях их вожди носили на голове металлические обручи, а позднее, вероятно, роскошно отделанные шлемы (P. E. Schramm, Herrschaftszeichen und Staatssymbolik, 1954, S. 136). Леовигильд появляется на монетах в диадеме, но из-за иконографической зависимости от византийских монет на основании этих изображений нельзя делать какие-либо выводы о действительном употреблении этого аттрибута власти вестготскими королями. Обряд коронации, должно быть, находился в тесной связи с духовной сферой, так как короны часто отсылались в церкви в виде подарков. Некоторые короны сохранились до наших дней благодаря находке клада в Гваррасаре (пров. Толедо). Наряду с коронами, которые никто бы не мог носить из-за их величины, мы обнаруживаем несколько экземпляров с шарнирами и подкладкой, что указывает на их использование по назначению (W. Schuecking, Die Regierungsantritt, 1899). Павел похитил из церкви св. Феликса в Хероне корону, пожертвованную Реккаредом, и использовал ее при своей коронации в Нарбонне (Gesta Wambae regis, c. 26). Мы не знаем, когда коронация была включена в состав инаугурационного ритуала; упомянутое пожертвование Реккареда доказывает, что этот король был коронован (Ср. C. Sanchez-Albornoz, La «ordinatio principis» en la Espana Goda y Postvisigoda, в: Estudios sobre las instituciones medievales espanolas, Mexico 1965, S. 708).

За исключением обоюдной клятвы короля и подданных остальная часть церемониала коронации вестготского короля находилась в ведении церкви. Сохранились ли в королевской инаугурации какие-то германские элементы, неизвестно. Можно было бы вспомнить о поднятии на щите, но применение этого ритуала у вестготов не подтверждается никакими данными (Ibid., p. 716).

Король обладал практически неограниченной властью. Ему принадлежало право издавать законы, руководствуясь только своей волей (LV 2, 1, 14). В компетенции придворного суда, на котором председательствовал король, находилось совершенствование законов (LV 2, 1, 13). Хотя Реккесвинт и подчеркивал, что законы должны одинаково исполняться как королем, так и подданными, тем не менее существовало много возможностей истолковывать или даже перетолковывать право в пользу правителя. Реккесвинт полностью осознавал эту опасность, так как он вынес постановление, по которому король не мог сам выступать на процессах, в которых он был одной из судящихся сторон, но его должен был представлять его уполномоченный (LV 2, 3, 1).

Так как король получал свою власть напрямую от Бога, его приказы и распоряжения не встречали никакого сопротивления. Однажды Хиндасвинт решил назначить священника Евгения Толедским митрополитом. Епископ Браулио Сарагосский, у которого Евгений до того состоял архидьяконом, попросил короля пересмотреть свое решение, так как он крайне нуждался в услугах Евгения. Хиндасвинт ответил вежливо, но отказал. 

«Ибо ты же не думаешь, блаженнейший Отче, что я могу сделать что-либо кроме того, что определил Господь, то и необходимо, чтобы ты согласно нашему решению уступил нам архидьякона Евгения как епископа нашей церкви.» (Braulionis ep. 32) Когда папа Гонорий I в одном письме испанским епископам жаловался на якобы слишком спокойное отношение вестготов к иудеям, Браулио за весь испанский епископат ответил ему, что король благодаря вдохновению Божьему предупредил эти упреки (Braulonis ep. 31. Ср. J. M. Laccara, La iglesia visigoda en el siglo VII, 7. Settimana di Studio, publ. Spoleto 1960, S. 363). Похоже, в данном случае вестготский король в аспекте его отношений с Богом приравнивается к папе. Король, ходящий «сразу» под Богом, естественным образом приобретал неограниченные права, так как он в любом случае всегда мог сослаться на божественное вдохновение.

Чтобы хоть как-то обезопасить себя от растущей королевской власти, церковь попыталась ограничить правителя моральными рамками. «Король занимает свое положение на основании права, а не на основании своей личности» (regem etenim iura faciunt, non persona), – так постановил Восьмой Толедский собор в 653 г. Большое значение придавали разделению частных владений правителя и государственной собственности. Предшественников Реккесвинта – вероятно, имелся в виду его отец Хиндасвинт – упрекали в неправедном обогащении (Tolet., c. 10). Согласно принципу, по которому обозначение вещи должно соответствовать ее содержанию, Исидор Севильский установил: Слово «король» происходит от «править» (regere). «Правыми деяниями сохраняют королевскую власть, греховными теряют ее» (Etymologiae, 9, 3, 4). «Король скромен и сдержан, тиран, напротив, безбожен и жесток.» (Ibid., 2, 29, 7). На Восьмом Толедском соборе Реккесвинт признал правомерность подобных утверждений: «Лишь тот может в действительности заботиться о благе подданных, кто имеет в виду не свое собственное, а всеобщее благо.» И все же эти соображения не оказали заметного влияния на образ правления большинства вестготских королей. 

Целям укрепления королевской власти служила и правовая система. В 654 г. Реккесвинт выпустил «Судебную книгу» (Liber iudiciorum), в которую наряду с 324 законами прежних королей вошло 99 законов Хиндасвинта и 87 Реккесвинта. Это произведение, скорее всего, не должно было покрывать все поле правовой жизни, а служить чем-то вроде справочника для повседневной деятельности судей. Королевский эдикт об обнародовании «Судебной книги» запрещал использовать на суде другие юридические сборники. Тем самым было юридически утверждено равноправие римлян и вестготов, фактически существовавшее с давних пор (F. S. Lear, The Public Law of the Visigothic Code, Speculum 26, 1951, S. 1-23. О влиянии Кодекса Юстиниана на вестготские законы см. A. Larraona, A. Tabera, El derecho Justinianeo en Espana, Atti del Congresso internazionale di diritto Romano, Bd. 2, publ. Pavia 1935, S. 85-182). Благодаря применению территориального, общего для всех жителей права вестготское государство обогнало в юридической сфере все остальные германские королевства. Создание единого государственного права, должно быть, во многом способствовало укреплению гражданского единства. Уравнение римлян и готов и их слияние в единую нацию по территориальному – а не племенному – принципу получило с этой стороны важный импульс к дальнейшей эволюции. В результате вестготская держава обрела высокую степень «государственности», которой не смогли достичь другие германские государственные образования. Из бродячего племени, «государства личных союзов» получилось «территориальное государство» (Т. Майер).

Возникновение трансперсональной идеи государственности препятствовало разделению вестготского королевства, в то время как другие германские державы, такие как государства франков, бургундов и тюрингов, неоднократно разделялись между королевскими сыновьями. Там преобладали патримональные представления, которые мы сегодня отнесли бы к сфере частного права. Если Лиува I назначил соправителем Леовигильда, а Леовигильд разделил власть со своими двумя сыновьями, то они действовали по примеру римских императоров, как явствует из описания событий Иоанном Бикларским. В обоих этих случаях никто не собирался действительно разделять государство. И наоборот, к разделу страны стремился, похоже, узурпатор Павел, о чем свидетельствует его письмо к Вамбе, дошедшее до нас в трудах Юлиана. В качестве герцога Септимании Павел, возможно, был хорошо знаком с франкскими представлениями о делимости королевства.

Конечно, продолжало существовать и германское обычное право. Еще незадолго до падения вестготской державы одна новелла Эгики санкционировала применение происходящего из германского права Божьего суда в виде испытания водой (LV 6, 1, 3). Нам не вполне ясно, как следует представлять себе сосуществование официального государственного права, испытавшего сильнейшее римское влияние, и обычного права в судебной практике.

При Эрвиге появилась новая редакция вестготского права. То, что король считал эту задачу первоочередной и насущно необходимой, видно из того, что новая редакция было обнародована спустя всего лишь несколько месяцев после его восшествия на престол, состоявшегося 14 октября 681 г. Комиссия просмотрела все старые законы и внесла в некоторые из них изменения, причем эти изменения были направлены прежде всего на прояснение темных или непонятных мест (Zeumer, S. 496). Если его предшественники провозглашали свои законы перед собранием светских сановников, то со времен Эрвига в законодательном процессе напрямую стали участвовать государственные соборы. Каноны Толедских соборов имели действие государственных законов, уже не требуя, как раньше, особого законодательного акта со стороны короля. Язык вестготских законов выдает прогрессирующий упадок юридической науки. Вместо точных формулировок появляются запутанные синтаксические конструкции, заимствованные из церковной области этические наставления заглушают юридическое ядро. Стилистическое сходство многих законов с соборными постановлениями указывает на то, что в их формулировании участвовали духовные лица, но не юристы.