— Где начальник? — спросил он на немецком языке.
— Не понимаю, паночек, — ответил крестьянин.
В это время открылась дверь, и в помещение вбежал сухощавый человек.
— Я буду начальник станции, господин офицер, — с трудом подбирая немецкие слова, произнес он.
— Что ж не встречаете?
— У нас нет связи, господин офицер. Вот я услыхал ваш разговор и прибежал.
— Фамилия?
— Полицейский Адамчик.
— Пройдемте в ваш кабинет.
— Кабинета у меня нет, но есть постовая комната, господин начальник, — угодливо сообщил он.
В грязной узкой комнатушке Адамчик рассказал Барсу, где находится полицейский участок, где располагаются немцы. Барс сказал:
— Вы поведете меня к начальнику полиции. Я инспектор из Барановичей.
— С удовольствием, господин офицер, — услужливо согласился полицейский, — наш начальник любит принимать гостей.
Они вышли во двор. Адамчик повесил на плечо винтовку и повел Барса сначала огородами, а затем улицей к центру местечка.
— Почему в домах темно? — спросил Барс.
— Приказ, господин офицер!
— Что, до сих пор еще тревожат партизаны?
— Тревожат, господин офицер!
Около длинного деревянного дома их окликнул часовой:
— Кто идет?
Адамчик назвал свою фамилию и пароль.
— Со мной еще господин инспектор из Барановичей, лейтенант Дитрих. Нам нужно к начальству.
— Да, да, — подтвердил Барс по-немецки.
Сверкнул луч фонаря, и часовой, убедившись, что это Адамчик и с ним действительно офицер, услужливо проговорил:
— Проходите! Начальника нет, есть его заместитель.
В длинном коридоре тускло горела керосиновая лампа, в пирамидах стояли винтовки и автоматы.
Услышав шаги, из боковой комнаты выбежал заместитель начальника полиции, он на ходу поправил кобуру, выпрямился и, пристукнув каблуками, представился:
— Старший полицейский Бабенко! Чем могу быть полезен, господин лейтенант?
— Почему около станции не выставлена застава? — сердито спросил Барс.
— Одну минуточку, господин лейтенант, я вызову переводчика. Зусель, ко мне! — крикнул он.
К ним подошел старичок. Барс повторил вопрос.
— Заставы, господин лейтенант, у нас выставлены на берегу реки и на западной окраине, — пояснил Бабенко. — Южная сторона более безопасна, и там ходят патрули. Мы действуем согласно инструкции командира отряда СС.
В кабинете Барс посмотрел списки полицейских, поинтересовался несением службы.
— Скажите Бабенко, — обратился он к переводчику, — чтобы он выделил пятнадцать полицейских. Они будут сопровождать меня до Кореличей. По дороге, в ближайшей деревне, нужно будет организовать подводы. Понятно?
Старик перевел и тут же сообщил, что все будет сделано.
…Еще в лагере мы договорились с Барсом, что возвращаться он будет в назначенное время. Если с полицейскими или эсэсовцами, то по дороге Любча — Кореличи, если же один, то старой дорогой, по берегу реки.
К рассвету группа партизан Сердюка была уже у дороги, ведущей в Кореличи. Из-за поворота показались повозки. Сердюк передал по цепочке команду:
— Приготовиться!
На передней повозке ехал Барс с двумя полицейскими. Он дал знак остановиться.
— Что будем делать, господин лейтенант? — спросил Бабенко через полицейского, знавшего немецкий язык.
— Проведем проверку, займемся небольшой тренировкой, разъясним задачу. Постройте полицейских!
— Хорошо, господин лейтенант! Станови-и-ись!
Полицейские быстро выстроились, и Барс скомандовал:
— Сложить оружие на повозки!
Бабенко подозрительно посмотрел на Барса, но серьезное лицо Барса успокоило его, и он побрел к повозке.
— Становись! — крикнул Барс.
В этот миг из кустов выскочили партизаны. Полицейские без единого выстрела были взяты и доставлены в лагерь.
Наша «Дина»
Обстановка в начале лета 1944 года была сложная. Гитлеровское командование ежедневно посылало в Налибокскую пущу всё новые и новые карательные экспедиции. Фашисты прочесывали леса, устраивали на опушках засады, вели бои с партизанами.
Конец июня выдался дождливым. Пришлось из легких шалашей перебираться в землянки. Галина бережно переносила в землянку свои «сокровища» — сигнальные листы воззваний и листовок. Все они лежали в партизанской торбе в дальнем углу шалаша, где спала Галина. Когда мы разложили свои вещи в землянках, она подошла ко мне очень расстроенная и сказала:
— Подмокли почти все листовки. Ничего нельзя прочесть. Я их хранила для отчета перед партийными органами. Прямо беда!
Я стал ее успокаивать, ведь в тылу врага, да еще в подобной обстановке, и не такое может случиться. Но Дина никак не могла успокоиться.
Мы все очень любили и уважали нашу Дину. Ей было двадцать три года, когда началась война. Родом она была донской казачкой. Комсомольская юность ее прошла в Москве: она была студенткой Московского института истории, философии и литературы. Немецкий язык знала с детства. Сочетание отваги и настойчивости с высокой культурой делали ее облик запоминающимся.
Помню такой эпизод.
Мы с Галиной и группой разведчиков выехали под город Воложин для встречи Карла Ринагеля, ушедшего с листовками в гитлеровский гарнизон. Мы пробирались через топкое болото. Лошади то и дело проваливались по брюхо в трясину, и мы передвигались с большим трудом. Галина, как и все, была по пояс в грязи. Левой рукой она крепко вцепилась в луку самодельного партизанского седла, а правой управляла лошадью.
Наконец мы миновали болото и двинулись по лесной тропинке. Впереди, метрах в трехстах от нас, ехали два разведчика — на случай, если бы гитлеровцы вздумали прочесать лес. Показалась речушка Ислочь, а слева вдали — деревня Бакшты.
На опушке я подал команду остановиться и решил подождать разведчиков, которые должны были доложить обстановку на переправе. Ко мне подъехала Галина и поинтересовалась: почему мы остановились.
Я объяснил ей, что мост через реку может охраняться, поэтому нам нужно дождаться разведчиков.
Один из партизан, Петр Минин, услышав наш разговор, быстро соскочил с коня, приставил к сосне автомат и, сняв сапог, стал выжимать портянку.
— Пользуйтесь, братцы, передышкой, — улыбаясь, проговорил Минин. — А то впереди, глядишь, и топать придется.
Примеру Петра последовала Галина.
Вдруг слева раздались выстрелы, треск пулеметных очередей.
— За мной! — крикнул я.
В один миг партизаны вскочили на коней. К моему великому удивлению, Галина тоже оказалась на коне с автоматом в руках. Позже она мне призналась, что левый сапог надела прямо на босую ногу, без портянки.