— Я на месте, — проговорил он в микрофон шлема.
— Где именно?
— В одном из подземных поездов. Я не знаю, что сейчас делать. Ждать, наверное?
Ты решил не пользоваться кабинами телепортации?
— Да. Большой пользы я в них не увидел. Возможно, они были игрушкой для богачей, а массовое их использование слишком дорого. А может, они не работают на большие расстояния. Иначе зачем в городе улицы и машины? И те, и другие в хорошем состоянии и большом количестве.
— Возможно, — согласился Пирсса. — Четыре разряда в восьмеричной системе счисления дают только четыре тысячи девяносто шесть возможных вариантов. Это слишком мало.
— Да.
На скамейке могло сесть в ряд около восьми человек, Места были разделены панелями другого цвета, чем ковер На сиденье. В вагоне нашелся еще один пункт выдачи пищи, который тоже произнес что-то голосом, полным сожаления. За дверью, едва закрывающей тело до груди, был туалет с чистейшей металлической губкой, как в спальне дома. Корбелл испытал и его. В конце концов он решил, что в губке скрыто телепортирующее устройство. Она мгновенно становилась чистой. Ручки сиденья доставались из ниши в спинке, их приходилось закреплять.
— В том месте, где ты находишься, выросло потребление энергии, — сообщил Пирсса. — Что-то происходит.
Корбелл растянулся на мягком сиденье и приготовился ждать. Времени отправления он не знает, так что подождет двадцать четыре часа. В животе у него громко урчало.
Глава четвертая
НОРНА
I
Рядом раздался чей-то голос.
Корбелл дернулся, закричал и проснулся. Откуда здесь другие голоса, кроме Пирссы? Правда, он не на борту «Дон Жуана»...
Голос замолчал.
— Я не узнаю языка, — сообщил Пирсса из наушников шлема.
— Ничего удивительного! Проиграй-ка запись. — Он прослушал запись прозрачного мальчишеского голоса, говорящего что-то обнадеживающим тоном, и вздохнул. — Если я встречу этого парня лично, то что он мне скажет? И что скажу ему я? Возможно, я умру, пока буду учить их язык.
— У меня просто сердце разрывается! У большинства твоих современников была только одна жизнь.
— Да.
— Твоя эгоистичная жизненная позиция всегда беспокоила меня. Подумай о себе как...
— Нет, постой. Ты прав. Мне досталось больше, чем очень многим людям... Можно сказать, что я очень удачливый вор. Больше я не буду жаловаться на жизнь.
— Удивительно. Теперь ты готов посвятить свою жизнь службе Государству?
— Какому Государству? Оно умерло. Мой эгоизм — такая же нормальная человеческая черта, как твой фанатизм.
Снова зазвучал красивый мальчишеский голос, и Корбелл увидел его обладателя — за металлической передней стенкой вагона, словно та была прозрачной. Голограмма? Джером наклонился вперед. Прозрачная картинка изображала бюст мальчика, ниже плеч изображение словно таяло. На вид ему было лет двенадцать, но держался он, как взрослый. Кожа его была золотистого цвета, а черты лица представляли смесь рас: черной, желтой и белой; кроме того, он был наполовину лысым. Возможно, из-за мутации черные вьющиеся волосы мальчика росли только у основания головы, над ушами и в виде хохолка надо лбом. Ребенок улыбнулся и исчез. Вагон двинулся вперед и вниз.
Ощущение было, как на американских горках. Корбелл вытащил ручку кресла и ухватился за нее. Секунд тридцать вагон двигался под наклоном, потом в теле возникло ощущение тяжести, а туннель принял горизонтальное положение. Внутри поезда было светло, снаружи — темно. Корбелл уже начал расслабляться, как вдруг вагон дернулся влево, потом — вправо; возможно, он менял туннели.
У Джерома заложило уши, и практически сразу Пирсса сообщил:
— Поезд движется со скоростью восемьсот километров в час и все еще набирает скорость. Это удивительное достижение.
— Как они этого добились?
— Похоже, здесь используется гравитационный линейный ускоритель с вакуумным туннелем. Скоро ты проедешь под Тихим океаном. Ты меня слышишь?
— Очень плохо.
— Корбелл, ответь мне, если можешь. Корбелл, ответь... — Голос Пирссы затих.
— Пирсса! Нет ответа.
Давление на барабанные перепонки и носовые пазухи увеличилось, и Корбелл подвигал челюстью, чтобы снизить его. Причин для паники нет, сказал он себе. Связь восстановится, когда он доедет до Антарктики. Тихий свист и равномерное движение действовали усыпляюще. Джерому захотелось прилечь, желательно ногами вперед — ведь в конце пути его ждет торможение. Он может поспать и даже увидеть сон... Что может присниться последнему человеку на Земле, когда он мчится под Тихим океаном со скоростью в полторы звуковых, да еще по системе туннелей, которую много столетий не чинили? Поезд может остановиться в туннеле под океаном, и он задохнется, а голограмма мальчишки будет уверять его, что движение скоро возобновится. А на орбите Пирсса будет ждать, когда он появится из туннеля... Если дать воображению волю, можно запугать себя до смерти. Но если не слушаться голоса фантазии, смерть может прийти с неожиданной стороны.
Уши снова заложило. Стоп, Пирсса сказал, что в туннеле вакуум? Корбелл посмотрел на приборы шлема. Давление воздуха в вагоне было низким и продолжало падать.
Тяжело дыша, он влез в скафандр.
— Вакуумный туннель! Какой же я идиот! Вагон потерял герметичность. — Интересно, что еще могло испортиться в древней системе туннелей? Однако сейчас поезд двигался невероятно ровно. Через некоторое время Корбелл опорожнил мочевой пузырь, а потом вылил содержимое бака отходов своего скафандра в туалет. Моча пенилась, но не оставила ни следа на идеально гладкой поверхности унитаза.
Прошло несколько часов. Корбелл подремал сидя, проснулся, лег на живот, потом перевернулся на спину; заплечное оборудование удобно подпирало спину, а ручка кресла — голову. В таком положении он и заснул. Разбудил его рывок вагона. Джером сел и выпил последнюю порцию питательного раствора; ее почти хватило, чтобы утолить голод. Он почувствовал, что поезд движется с ускорением; возможно, туннель пошел вверх? Примерно полминуты вагон словно ехал по инерции вниз с небольшой горки, потом дернулся назад и остановился. За металлическим концом вагона раздался едва слышный удар. Стеклянная дверь и внешняя металлическая открылись одновременно. Корбелл поднялся с места, но его тут же опрокинул назад воздушный удар, сопровождаемый громоподобными звуками.
Часто в конце долгого похода начинают болеть все мышцы, а в голове остается одна мысль: идти вперед, несмотря ни на что. Примерно в таком состоянии Джером двинулся к выходу. В ушах у него звенело, а голова болела в том месте, где он ударился ею о шлем, да вдобавок он потянул спину. Он чувствовал себя круглым дураком: удар воздуха, резко заполняющего вакуум, не должен был застать его врасплох.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});