готовность свое оружие.
— Однажды я уже спрашивал, — начал Шаталов, пробуя перекричать ветер, — повторяю вопрос. Где наследный принц?
— Где девчонка? — крикнул в ответ Герман.
— Сначала ты ответишь на мой вопрос, потом получишь девчонку.
— Ты смотрел неправильные фильмы, Борис, — усмехнулся Герман. — И оказался в зоне поражения. Если ты поймаешь один из моих ножей, девчонка тоже, возможно, пострадает. От руки твоего напарника. Но тебе это уже не поможет.
Пауза. Еще один лихорадочный мысленный замер разделяющего их расстояния.
— Она в полном порядке.
— Распорядись, чтобы ее привели сюда. Тогда поговорим.
Вероятно, его поза, выражение лица и интонации голоса навели Шаталова на мысль, что вот сейчас лучше не пререкаться.
— Мне нужно достать из кармана телефон, чтобы позвонить.
— Нет. Подай знак. Твой напарник близко.
И снова Шаталов решил не обострять. Развернулся в сторону причала на Большой Муксалме, откуда недавно пришел, вскинул руки над головой и помахал взад-вперед, будто подавая сигнал пилоту, взлетающему с палубы авианосца. Тотчас же из лодочного амбара вышел крупный темноволосый мужчина и зашагал вдоль берега к дамбе. За собой он вел худенькую девушку, держа ее за руку выше локтя. Герман перевел дыхание. Идет сама, значит, более-менее в порядке.
Подойдя, незнакомый Герману тип с аккуратной круглой бородкой вполголоса обратился к Шаталову, тот повернул голову, чтобы ответить, и Герман воспользовался этим обстоятельством, чтобы приблизиться еще на пару шагов. Приятно иметь дело с идиотами.
Он опасался, что, увидев его, Мышка задергается или заплачет, но она стояла молча и только смотрела на него во все глаза. На ее губах и на подбородке запеклась кровь.
Прежде чем Борис Шаталов вновь посмотрел на него, Герман успел сделать еще одно дело. Быстрым, почти незаметным движением, отточенным до автоматизма, завел левую руку под полу куртки, и в ладонь ему из кожаных ножен, закрепленных подмышкой, скользнула рукоять ножа.
— Так где твой друг сердечный? — процедил Шаталов, глядя исподлобья.
Глаза его, и без того узкие, от злости превратились в щелки. На острых скулах выступили красные пятна.
— Мышка, тебе не причинили вреда? — спросил Герман, держа в поле зрения обоих ублюдков.
— Нет, — хрипло ответила та после паузы. — Только разбили нос. Когда мы с Дашкой в лесу… Больше никакого вреда. Когда я захотела пить, дали воду.
— Правду говоришь?
— Да, Герман. Я не…
— Хватит болтать! — рявкнул Шаталов. — Отвечай на вопрос, Вербицкий. Иначе у твоей подружки окажется разбитым не только нос. Ты понял меня? — И увидел нож, блеснувший на солнце, когда Герман чуть повернул лезвие. — Ах ты, сука…
Но голос дрогнул.
— Когда она будет стоять со мной рядом, тогда я отвечу на твой вопрос, — спокойно сказал Герман. — Вели своему напарнику отпустить ее. Иначе останешься вообще без носа.
— Сука, — повторил Шаталов, возможно, чтобы вернуть себе ощущение собственной крутизны.
Не шелохнувшись, Герман произнес:
— Мышка, иди сюда. — Повысил голос: — Иди ко мне! Я не собираюсь торчать здесь до вечера.
— Да пусть идет. — Удерживающий Мышку бородатый здоровяк разжал пальцы. — Куда они теперь денутся, голубчики…
Герман с самого начала понимал, что дело дрянь, но эти слова убедили его, что все гораздо хуже, чем ему представлялось. Метнуть нож он может в один момент времени только в одного ублюдка. Второму же ничто не помешает его подстрелить. Не убить, так ранить. В том, что оба вооружены, он не сомневался. Речь шла только о том, кто окажется проворнее.
И тут Мышка допустила ошибку, которая заставила Германа признать, что их враги не такие уж дебилы. Почувствовав себя свободной, она кинулась со всех ног к Герману и несколько секунд находилась «на линии огня», лишив его возможности предпринимать активные действия.
— В сторону! — крикнул ей Герман.
Две или три секунды, не более. Но бородатому этого оказалось достаточно для того, чтобы извлечь из внутреннего кармана куртки пистолет.
— Где Леонид Кольцов? — заорал он, целясь в спину бегущей Мышки. — Говори или я стреляю!
Мышка вильнула в сторону, к самому краю дамбы. И вслед за этим практически одновременно произошло несколько событий.
«Не стреляй!» — крикнул Шаталов своему предприимчивому напарнику. Тот не выстрелил, но остановил его не протест Бориса Шаталова, а нож Германа. Лезвие пронзило кисть правой руки, и бородатый, выронив пистолет, со стоном присел на корточки. Кровь его обагрила древние валуны.
Видя такое дело, Шаталов тоже выхватил пистолет. Снял с предохранителя. Навел на Германа.
— Где он?
Подбежавшую Мышку Герман уже поймал за руку и задвинул себе за спину.
— Кто капитан вашей команды бойскаутов? Ты, Борис? — Он смотрел прямо в черный тоннель ствола. — Тогда слушай. Леонид на Анзере. Если вам платят достаточно для того, чтобы ваш интерес к продолжению марафона не испарился от этого известия, можете продолжать. А мы уходим. Проследи, чтобы твой человек больше не включал идиота. Я знаю, ты не собираешься никого убивать, у тебя другие цели и задачи. К тому же ты понимаешь, что в случае моей смерти или смерти этой девочки жрать содержимое тюремной параши придется именно тебе. Твой босс пальцем не шевельнет, чтобы тебя прикрыть.
— А тебе не придется жрать содержимое параши в случае моей смерти? — спросил Шаталов, легким кивком указывая на левую руку Германа, пальцы которой сжимали следующий готовый к работе нож.
— Возможно, — не теряя спокойствия, ответил Герман. — Мне не нужны эти проблемы. Так же, как тебе. Потому я и говорю: расходимся. Никто никого не убивает. Мы отправляемся в Новую Сосновку. Вы, если есть желание, можете отправляться на Анзер. Говорят, там красиво.
— Хладнокровный сучонок, — прошипел бородатый, прижимая к груди раненую руку с торчащим из нее ножом. Кровь текла, но не сильно, нож служил затычкой. Зато боль была довольно мучительной, судя по всему. — И смазливый, как девка. Теперь ясно, почему босс на него запал.
— Придержи язык, — одернул его Шаталов.
— Я бы и сам такому вставил.
— Придержи язык, я сказал.
Не выходя из стойки, удобной для броска, сохраняя полную неподвижность, Герман наблюдал за ними обоими и ждал что будет дальше. Притаившаяся сзади Мышка тяжело дышала, время от времени тихонько шмыгая носом.
— Может, и вставлю. После босса. — Молчать бородатый, похоже, просто не мог. Он подвергся унижению со стороны какого-то молодого паршивца с непонятной сексуальной ориентацией и жаждал мести. — Когда босс наиграется.
Наверняка он слышал об умении объекта преследований обращаться с ножами, но не был готов испытать это на себе.
Ироничная улыбка Германа окончательно вывела его из себя.
— Расходимся, говоришь? Давай, давай, расходись… Все равно мы тебя возьмем, сучонок. И тебя, и твоего любовничка-торчка.
— Хрен свой