Томас пробежал назад, прячась за рядами бочек. Жерди под ногами похрустывали, указывая его путь. Оба воина наконец углядели ускользающую тень, ускорили продвижение, но не побежали, на что надеялся Томас. Сердце его сжала рука страха: успеет ли спастись невинная женщина от рук убийц, а
что убийцы — надо ли сомневаться? Он много видел разного, не спутает вино с уксусом, а священника с бродягой...
Воины разделились, бежали по краям прохода, почти задевая бочки. Томас выдернул нож, зло повертел в ладони, ощущая крохотность, игрушечность, в сравнении с огромным двуручным мечом. У тех двоих мечи короче — кривые хазарские, но настоящие, а не эта игрушка...
Они замедлили шаги, начали заходить с двух сторон, насколько позволяли стены из бочек, их цепкие глаза оценивали каждое движение загнанного в угол рыцаря. Томас взвесил в руке нож, восстановил в памяти, как его друг ловко управлялся с таким странным оружием, с силой метнул нож. Воин был в четырех шагах, нож с силой ударился о его грудь, отскочил, запрыгал по земляному полу и скрылся под бочками. Воин отшатнулся, в полутьме его лица не было видно, но голос прозвучал квакающим от сдавленного хохота:
— Нет удачи?.. Всему надо учиться!
Его меч внезапно прорезал воздух, одновременно метнулся второй, занося меч. Томас с силой оттолкнулся, вспрыгнул на огромную бочку, перескочил на другую. Сзади страшно хрястнуло, на ноги брызнуло мокрым. Ассасин с проклятиями на арабском вытаскивал меч из разрубленного края бочки.
Второй вскрикнул:
— Держи здесь, а я вернусь запру дверь! Он все равно не уйдет.
Томас измерил взглядом расстояние до того, что остался внизу. Тот нехорошо усмехался, приглашающе помахал свободной рукой. Приди и возьми, пока я один. Меч он держал небрежно, но Томас бывал в переделках, мог отличить битого, за которого двух небитых дают, от желторотого. Если хотя бы нож, что швырнул так глупо...
Он перебрался по влажным деревянным бочкам, щеки горели от стыда и унижения. С четырех шагов! Плашмя! Лучше бы промахнулся вовсе. Хотя бы Чачар успела выскользнуть, должна успеть, пока загоняли, как обезьяну на самый верх...
От двери послышался лязг, воин задвинул засовы, и теперь оба заходили с двух сторон ряда. Томас вскарабкался на самую верхнюю бочку, но едва отдернул ногу, как кончик меча отсек ее нижний край. Он подпрыгнул, спасая ступни, рухнул, упершись руками в соседнюю бочку, тут же другой меч блеснул снизу, вонзился, едва не отрубив пальцы.
Томас выругался, упал, перекатился через бочку, остановившись в выемке между покатыми боками. Снизу засмеялись, один осторожно покарабкался наверх, другой не спускал с Томаса немигающих глаз, меч держал наготове. Первый ударил мечом, пытаясь достать, Томас перепрыгнул на круглый бок следующей бочки. Лезвие с хрустом проломило деревянную стенку, воин выдрал рывком, снова замахнулся. Томас приседал на согнутых ногах, готовился прыгнуть, убийца тоже выжидал, несколько раз замахивался, пытался поймать, наконец ударил мечом очень быстро и коварно. Томас взвился в воздух — у обоих тяжелые мечи, не сабли, это спасало, и теперь, когда они пошли крушить железом, он все же успевал увертываться, но в груди уже стало холодно. Игра в кошки-мышки заканчивается одинаково — мышка сдачи не даст...
Они шли с двух сторон по проходам, а Томас скакал по ряду с бочки на бочку, как по спинам гигантских черепах. В сыром подвале все покрылось слизью, даже заплесневело, ноги ныли от усилий держаться, не сорваться.
До края оставалось три бочки, и его гнали умело к неизбежному концу, дальше — стена. Томас видел смерть, слышал хлопанье ее крыльев над головой. Собравшись с остатком сил, он внезапно прыгнул со среднего ряда бочек на другой. Воин, не ожидая отчаянного прыжка, запоздало взмахнул мечом, рассек подошву сапога Томаса. В прыжке Томас не дотянул, больно саданулся грудью о деревянный край, но мгновенно вскинул ноги, оказался на бочке и откатился. Услышал треск, ругань, послышалось бульканье, запах вина стал мощнее. Сзади раздался злой крик, ругань.
Томас пробежал по ряду, касаясь плечом стены, спрыгнул на землю, ушибся. Хромая, бросился к двери. Сзади услышал топот, но желанная дверь была рядом. Он ухватился за железные скобы, с треском отбросил засов, ухватился за другой... Шаги застучали так близко, что он, успев отшвырнуть второй засов и даже потянуть дверь на себя, бросился вниз головой в сторону ступенек. Жутко лязгнуло железо о железо, меч просвистел, задев его волосы, едва не срубив ухо.
Он упал, ударился лбом о дно бочки, а дверь с грохотом захлопнулась, снова лязгнули засовы. На земле между бочками знакомо блеснуло, он непроизвольно лапнул рукой, еще не соображая, что делает, услышал топот и тут же с непостижимой для себя скоростью оказался на стене из бочек. С удивлением посмотрел на свой судорожно сжатый кулак, где торчала рукоять его ножа. Оба воина дышали тяжело, один сказал гортанным голосом:
— Что ты прыгаешь, как жалкая обезьяна?.. Слазь, будь мужчиной.
— Ты не благородный рыцарь, — обвинил второй негодующе.
— Лучше ты залезай, — пригласил Томас. Воздух со свистом вырвался из его груди, горло пересохло.
— Придется...
Они полезли на бочки, а Томас быстро полоснул по толстой веревке, что держала вместе весь ряд бочек. Чудовищно огромные вместилища вина начали медленно раздвигаться. Воины сперва не поняли, почему те задвигались, но послышался тяжелый шелест, покряхтывание сырого дерева. Один спрыгнул, держа перед собой меч, другой еще цеплялся сбоку за огромную бочку. Она медленно перевернулась, покатилась вместе с другими, набирая скорость, и он отлепился, упал на спину, но меч не выпустил.
Томас повис на обрывке веревки, толстой, как морской канат, болтался в воздухе: бочки раскатились, ушли из-под ног. Первый убийца бежал в страхе, но тяжелые бочки, раскатываясь из высокого ряда, набирали скорость быстро. Второй едва успел вскочить, как огромная бочка сбила с ног и прокатилась сверху. Томас слышал хруст костей, черепа, страшно хлопнула лопнувшая, как бычий пузырь грудь, а из-под бочки брызнули струи крови, в полумраке подвала темные, как деготь.
На миг Томас увидел расплющенное пятно, похожее на снятую шкуру зверя, какие лежат в зимнее время в замках перед постелями, затем прокатились другие бочки, громыхая и толкаясь, Томас больше не видел распростертого тела.
Первый успел добежать почти до стены, но огромные булькающие вином чудища догнали, смяли, скрыли. Бочки трещали, от мощного запаха вин кружилась голова, Томас чувствовал себя более пьяным, чем когда-либо в жизни.
Только сейчас услышал тяжелый грохот, дверь содрогалась, грозя слететь с петель. Томас выпустил веревку, упал на пол с воплем: