Читать интересную книгу Книга иллюзий - Пол Остер

В результате он провел ночь у Бриджит. Не потому, что считал, что так будет лучше для них обоих, а потому, что она умоляла его остаться в последний раз, и он не смог ей отказать. Утром он улизнул, пока она спала, и с этой минуты в его жизни начались перемены. Закончился контракт с Хантом: началась совместная работа с Блаустайном над «Точкой, тире»; уточнились свадебные планы. От Бриджит ничего не было слышно вот уже два с половиной месяца. Нельзя сказать, чтобы это молчание его совсем не беспокоило, но он столько времени проводил со своей Сент-Джон, что как-то не очень задумывался на эту тему. Бриджит исчезла, потому что она человек слова и потому что гордость не позволяет ей стоять у него на дороге. Он объяснился с ней начистоту, и она отошла в сторонку: сам выплывай или иди на дно. Если выплывет, скорее всего он ее больше не увидит. Если пойдет на дно, возможно, в последнюю секунду она вытащит его из воды.

Эти мысли убаюкали его совесть, он вообразил Бриджит существом высшего порядка, нечувствительной к боли, когда в нее вонзаются ножи, не кровоточащей, когда ее ранят. При отсутствии достоверной информации, почему бы не принять желаемое за действительное? Ему хотелось верить, что с ней все в порядке, что она продолжает отважно рассекать волны. Он заметил, что ее статьи перестали появляться в журнале «Фотоплей», но, может, она куда-то уехала или сменила работу; более мрачные варианты до поры до времени им просто не рассматривались. И только когда она вдруг снова объявилась (в Сочельник подсунула письмо ему под дверь), до него наконец дошло, до какой степени он себя обманывал. В октябре, через два дня после их разрыва, она вскрыла себе вены в ванной. Если бы вода не протекла этажом ниже и домовладелица не открыла дверь своим ключом, спасти Бриджит уже бы не смогли. «Скорая» отвезла ее в госпиталь. Физически она через пару дней окрепла, но ее дух был сломлен: она бормотала что-то бессвязное, постоянно плакала, и врачи решили понаблюдать ее какое-то время. Дело кончилось двухмесячным пребыванием в психбольнице. Бриджит была готова к тому, что ее законопатят туда насовсем: она вознамерилась любыми путями покончить с собой. Она уже готовилась к новой попытке, когда случилось чудо. Точнее, оно случилось два месяца назад, но все это время она жила в неведении. Когда врачи подтвердили, что это факт, ей расхотелось умирать. Я давно утратила веру, писала Бриджит. Последний раз я исповедовалась в школе. И в то утро, когда медсестра сообщила мне результаты теста, мне показалось, что Господь вдохнул в меня новую жизнь. Она была беременна. Это случилось осенью, в их последнюю ночь, и сейчас она носила под сердцем его ребенка.

После госпиталя она съехала с квартиры. На оплату жилья, без постоянной работы, ее сбережений просто не хватило бы, а с работы она ушла. Она нашла дешевый номер с железной кроватью, деревянным распятием на стене и полчищем мышей, но названия гостиницы и даже города она ему не скажет. Искать ее бесполезно. Зарегистрировавшись под чужим именем, она решила затаиться до тех пор, пока большой срок не сделает всякие разговоры об аборте с его стороны запоздалыми. Она твердо решила родить, стать матерью его ребенка, вне зависимости от того, женится он на ней или нет. Письмо заканчивалось словами: Судьба соединила нас, мой дорогой, и, где бы я теперь ни оказалась, ты всегда будешь со мной.

И снова молчание; неделя, две. Бриджит, как и обещала, затаилась. Хотя Гектор ничего не сказал невесте о письме, мысленно их брак он уже похоронил. Как он мог думать об их будущей совместной жизни, когда его голова была занята Бриджит; он терзался, представляя свою бывшую возлюбленную уже с животиком, с его ребенком; она лежала в каком-то клоповнике в заброшенном квартале и медленно, но верно сходила с ума. Терять Сент-Джон, отказаться от мечты каждую ночь ощущать всей кожей это гладкое наэлектризованное тело ему не хотелось, но мужчина должен отвечать за свои поступки, и, если ребенок родится на свет, он, Гектор, окажется перед непреложным фактом. Одиннадцатого января Хант покончил с собой, но Хант его уже не интересовал, и, когда на следующий день эта новость облетела киношный мир, он не испытал никаких чувств. Прошлое ничего не значило, только будущее, а с будущим все стало непонятно. Надо разорвать помолвку с Долорес, но он не мог этого сделать, пока снова не объявится Бриджит. А где ее, спрашивается, искать? Он и шагу сделать не мог, он застрял в настоящем. Шло время, и Гектору казалось, что его гвоздями прибили к полу.

Четырнадцатого января, в семь вечера, он свернул свою работу с Блаустайном. В восемь Сент-Джон ждала его к ужину в своем доме в Топанга-Кэнион. Он приехал бы гораздо раньше, но пришлось менять спустившее колесо. Сорок пять минут было потеряно. Если бы не эта злополучная покрышка, события, изменившего всю его жизнь, могло и не произойти. Ведь именно тогда, уже в сумерках, на обочине бульвара Ла-Сьенега, когда он начал поднимать домкратом переднее колесо, именно в этот момент Бриджит О’Фаллон постучала в дверь к Долорес Сент-Джон. А когда, сменив покрышку, он снова сел за руль своего синего «ДеСото», в эту самую минуту Сент-Джон всадила пулю тридцать второго калибра в левый глаз О’Фаллон.

Во всяком случае, так она сказала, и, судя по ужасу в ее остановившемся взгляде, у Гектора не было оснований ей не верить. Якобы она понятия не имела, что пистолет заряжен. Три месяца назад, когда она переехала в каньон, в этот дом на отшибе, театральный агент дал ей эту штуку – на всякий пожарный. Когда Бриджит обрушила на нее весь этот бред про будущего ребенка Гектора, и порезанные вены, и решетки на окнах психушки, и кровоточащие раны Христа, Долорес не на шутку испугалась и попросила ее уйти. А та стала кричать, что Долорес украла у нее мужчину, угрожала ей дикими требованиями, называла дьяволом, развратницей и грязной шлюхой. Каких-то полгода назад Бриджит была задушевным репортером из «Фотоплей» с чудной улыбкой и тонким чувством юмора, а сейчас это была буйная сумасшедшая, которая металась по комнате и рыдала во весь голос. И Долорес не выдержала. Вспомнив о револьвере, лежавшем в среднем ящике бюро, здесь же в гостиной, в трех метрах от того места, где она стояла, Долорес просто подошла, откинула верх и выдвинула ящик. Она не собиралась нажимать на курок. Она подумала, что при виде оружия Бриджит испугается и уйдет. Но когда Долорес наставила на нее пистолет, он вдруг выстрелил. Совсем негромко. Слабый хлопок, сказала она. А Бриджит издала какой-то странный звук и рухнула на пол.

Долорес отказалась идти с Гектором в гостиную (Я не могу на нее смотреть, сказала она, мне страшно), и он пошел один. Бриджит лежала на ковре возле дивана, лицом вниз. Она была теплая, из затылка вытекала кровь. Гектор ее перевернул, и, когда увидел ее изуродованное лицо с отверстием на месте левого глаза, у него перехватило дыхание. Невозможно было смотреть и дышать одновременно. Ему пришлось отвести взгляд, а на вторую попытку его уже не хватило. Все кончено. Назад не вернешь. Ни ее, ни младенца. Через какое-то время он поднялся и вышел в холл. Он нашел в стенном шкафу какое-то одеяло, вернулся в комнату (невольный взгляд, остановка дыхания) и накрыл одеялом маленькое жалкое тело.

Его первым побуждением было позвонить в полицию, но Долорес замахала руками. Как она им будет пересказывать, по десятому разу, этот невероятный клубок событий, объяснять про пистолет, про беременную женщину двадцати четырех лет лежащую с простреленной головой у нее в гостиной? Даже если они ей поверят, что пистолет выстрелил случайно, общественный скандал ее погубит. На ее карьере можно будет поставить точку – и на его, кстати, тоже. Но почему они должны страдать, если они ни в чем не виноваты? Надо позвонить Реджи, сказала она. (То бишь Реджинальду Доусу, ее агенту, тому самому болвану, что дал ей пистолет.) Реджи соображает в таких делах, он знает все ходы и выходы. Реджи подскажет, как им спастись.

Но Гектор знал, что его уже ничто не спасет. Все рассказать – скандал и публичная порка; промолчать – того хуже. Им предъявят обвинение в убийстве, и ни один человек в суде не поверит, что смерть Бриджит была чистой случайностью. Вот и выбирай из двух зол. Решать надо было Гектору -за них обоих. Но, что бы он ни решил, это не выход из положения. Забудь о Реджи, сказал Гектор.

Если он краем уха услышит об этом, – всё, ты его рабыня. До конца дней будешь ползать перед ним на коленях. Обращаться не к кому. Выбор небогат: говорить с полицией или ни с кем. А если ни с кем, то надо самим позаботиться о теле.

За эти слова, он знал, гореть ему в аду, как знал и то, что сегодня видит Долорес в последний раз, но он сказал эти слова, а затем они сделали все, что требовалось. Это не был вопрос добра и зла. Это было стремление свести потери к минимуму, не загубить ни за что ни про что еще одну человеческую жизнь. Они погрузили тело Бриджит в «крайслер»-седан и взяли курс на север от Малибу, в горы. В багажнике, кроме тела, завернутого в одеяло и ковер, лежала еще и лопата. Гектор нашел ее за домом, в сарае для садового инвентаря. Через час, когда они выбрали подходящее место, лопата пошла в ход. Это было то немногое, что он мог сделать для Долорес. В конце концов, он ее предал. Поразительно, но она продолжала ему верить. Все, что она услышала от Бриджит, не произвело на нее никакого впечатления. Она восприняла это как бред сумасшедшей, как фантазии неуравновешенной и вдобавок ревнивой женщины. Даже когда ей в нос, красивый, заметим, нос, пихнули голые факты, она не восприняла их всерьез. Возможно, всему причиной было тщеславие этой женщины, непомерное тщеславие, которое не желало видеть ничего неприятного для себя, а может, всему причиной была любовь, любовь настолько слепая, что ему оставалось только догадываться, как далеко она могла их завести. Что это было на самом деле, он так и не узнал. Когда их страшная миссия закончилась, Гектор вернулся домой, и больше он ее не видел.