— Сколько… прошло? — губы чуть шевельнулись, слабость мешала внятно говорить.
— Не так уж много, полтора дня. Радьяну я… предупредил. Она не уследила за вами, что не слишком хорошо, — в спокойном тоне была угроза.
— Она не виновата, ано! Неужели уже нельзя и в праздничный день по улицам пройти! — я попыталась приподняться, едва не шипя от досады. Пусть только вздумает наказать Ради из-за моей собственной промашки! Конечно, я не повысила голоса, даже не попыталась кричать. С такими… существами… в разговорах надо быть вдвойне осторожной.
— Вы что, так и не поняли? — глаз, затянутый бельмом серебристой пленки, в упор уставился на меня. Лицо мужчины ничего не выражало, но пальцы, так и не отпустившие моё запястье, сжались, вызывая негромкий вскрик.
— Не поняла чего? — уточнила тихо, комкая пальцами второй руки одеяло.
— Что напали именно на вас, намеренно. Ждали вас! Что вас хотели убить! — на миг показалось, что бесстрастное лицо исказит сейчас вспышка ярости, но этого не произошло. — Шайка Осы это не какие-то там головорезы тупые. Это наемный отряд, который кочевал по островам уже долгие годы — и их не могли поймать. Чтобы их нанять — нужно очень сильно кого-то ненавидеть. И иметь очень много денег. Кому же вы так насолили, дорогая Мара? Или мне лучше называть вас Каарра дель Гиррес?
Сердце замерло. Губы пересохли. Проклятье, как я могла подумать утаить что-то от высокопоставленного анорра? Сердце бухало гулко, отдаваясь неприятный звоном в ушах, тело скрутил ужас. Это было почти против воли — отчаянный, животный страх. Казнит? Узнал, что я иномирянка, пусть теперь лишь номинально? Посадит в тюрьму или отдаст брату на расправу? Мозг прокручивал тысячи вариантов, страх въедался в кровь все сильнее, когда горячие ладони мягко подхватили под спину, прижимая к сидящему мужчине.
Его ладонь легла мне на затылок, большой палец мягко погладил шею. И меня поцеловали. Чужие губы не просто ласкали — брали свое. От его прикосновения тело вспыхнуло пламенем, как к фитилю поднесли бы огонь. Его пальцы зарылись в волосы, чуть оттягивая и дергая темные пряди, пока губы продолжали свою антиобщественную деятельность. Язык обвел контур губ, проник дальше, поцелуй стал более жадным, ярким. Стало жарко, почти душно. Хотелось пить и пить этот сладкий яд, вдыхать запах чужих эмоций, врасти в них, рассыпаться искрами, впитавшись в чужую силу.
Это дурман. Это неправильно и мерзко. Это лишь сила чаэварре! Я хотела бы так сказать. Но правда в том, что моя сила изменилась. И теперь — я чувствовала ясно — рассудок был трезв. Анорр волновал не силу, не тело — душу. И это пугало гораздо сильнее, заставляя загонять предательские мысли как можно дальше.
Уперлась руками в грудь — и он отстранился. Только пальцы продолжали поглаживать растрепанные волосы.
— Интересный метод лечения… — в голосе прозвучала хрипотца — откровенная, едва не соблазняющая. Пришлось откашляться, ощущая лихорадочно пламенеющие щеки.
Смутилась, как девчонка, стараясь не показать и виду. Я и чувствовала себя этой самой девчонкой — и в очередной раз осознавала, что не могу предсказать поведение этого мужчины.
Так, успокоиться немедленно! И оторваться от этого… экспериментатора.
Оторваться не удалось. Держали меня крепко и уверенно.
— Зато действенный, — дыхание анорра прошлось по макушке, — вы уже не трясетесь от страха и не думаете, что я прикажу вас казнить немедленно. Правда, я так и не понял — за что? Ваша семья не обращалась ни с какими обвинениями. Даже не объявляла о вашей смерти. Вы наследница клана — и этого никак не изменить. Вернее, вероятная, конечно, наследница. Но едва ли вашему братцу что-то светит в перспективе происшедшего. Отпустить женщину одну с периферии в столицу… Не хотите мне ничего рассказать?
Он вел себя, как ни в чем не бывало. Как будто не целовал меня так жадно и исступленно несколько тактов назад. И это к лучшему. Симпатия к этому существу для меня смертельно опасна. Напоминание отрезвило — и сердце успокоилось. Больше я не вырывалась — но не испытывала и страха или смущения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет, не думаю, что хочу. Я не называла своего имени лишь из опасения, что кто-то может оказаться знакомым с моей семьей и сообщить им о моем местонахождении, — голос звучал спокойно и прохладно, почти деловито. Меня отстранили. Синий глаз чуть щурился — неужели кому-то не понравилось, что я не сияю от счастья после произошедшего? — Что же касается того, что произошло со мной… я действительно не помню, — почти и не соврала. — От шока я потеряла память, и даже не помнила большей части своих путешествий. И приходить-то в себя начала только месяц назад.
— Почти правда, — уголки губ мужчины не дрогнули, но я снова ощутила его удовлетворение, смешанное с легким недовольством.
Почему же тогда Ради говорила, что этот анорр не может испытывать эмоций?
Ради!
Я даже ухватила уже поднимающегося спасителя за рукав. Неблагодарная дурочка. Все из головы вылетело.
— Ано…
Мужчина обернулся. Удивительно вылепленные черты лица. Резкие, правильные, нездешние.
— Я хотела поблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь. Снова. Чем я смогу вам отплатить за это? — голос надломился. — Только, прошу, не наказывайте Радьяну, она не виновата!
— В том, что на вас накинули заклятье, рассеивающее внимание, и вы заблудились, оставшись в одиночестве? Нет, может и не виновата. Но каждый должен нести ответственность за нарушенные обещания. Вы мало помните, чаэ дель Гиррес, если обращаетесь с такими просьбами, — Шиэрту чуть склонил голову. Чисто хищная птица! — но я учту ваше прошение, — голос звучал все так же холодно, — в обмен на это будете мне должны.
Я и так с ним никогда уже не расплачусь.
Почему по телу бежит дрожь предвкушения? Вскинула подбородок, кивнув.
— Буду. С долгами расплачиваюсь. А… — мысль о Поющей озарила, наполняя стыдом за собственную забывчивость. Слабость мутила мысли слишком сильно, не давая сосредоточиться.
Но он каким-то непостижимым образом понял.
Сделал шаг вперед. Отбросил мешающие пряди за спину.
Ноздри чуть раздулись.
— Ваш клинок в безопасности, чаэ.
— Спасибо вам, — я сказала от всей души, чувствуя, как на сердце становится легче.
Вот так, ничего, кроме благодарности за помощь — это правильно. Слишком сильный мужчина. И слишком неоднозначные чувства он вызывает.
Я закрыла глаза, делая вид, что устала. Особенно притворяться не приходилось, короткий разговор и безумный поцелуй совершенно вымотали.
— Отдыхайте. Здесь вас никто не побеспокоит. Вам стоит набраться сил.
Анорр ушел, а я провалилась в беспокойный сон.
Он не принес особого облегчения, слишком много в голове перемешалось и плохих, и хороших воспоминаний, но хотя бы позволил почувствовать себя лучше.
Ещё три дня ко мне приходили только слуги — вышколенные и молчаливые, никак не реагирующие на попытки расспросов.
Конечно, через пару дней я набралась сил, чтоб встать, но вид из окна позволял лишь разглядеть великолепную панораму города.
На ярмарку я опоздала… дурацкие мысли! Тут бы выжить! И счастье ещё, что часы никто не нашел, хотя меня переодевали. Видимо, моё личное проклятье было предназначено лишь для моего устрашения.
Бояться больше было невозможно — и я отбросила любые мысли о будущем с уверенностью фаталиста. Я сделаю все необходимое, а там… будь, что будет. Отчего-то после встречи с Ш’Аартом и схватки проклятье перестало казаться проблемой.
Кто-то хотел меня убить. Брат? Дель Тайш, глава клана-конкурента? Белобрысый Торрес? Едва ли они бы смогли меня найти, до ярмарки я почти не выходила из дома. Увидели уже там?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вспыхнуло воспоминание о злом взгляде в спину. Кому он мог принадлежать?
Я зябко поежилась. Нужно скорее выбираться из этой золоченой клетки и попытаться вернуться под крылышко Ради. Как она там? А как Грета и Альга? Им досталось или не очень? Девушки ведь совершенно ни в чем не виноваты!