— Как вы меня находите?
— Вы… очень красивы, — с некоторой растерянностью ответила Мари.
— Не в этом дело! Мне всегда говорили, что я очень похожа на королеву. У меня тот же рост, такая же посадка головы, даже в чертах лица есть определенное сходство. Да, я помню, что у меня волосы рыжие, а ее величество блондинка, но волосы можно осветлить…
— Господи! — воскликнула Мари, поняв суть замысла. — Уж не собираетесь ли вы занять место королевы?
— Разумеется, Шарлотта собирается это сделать, — прошептал де Бац с восхищением, которое он даже не пытался скрыть. — Это пример истинной преданности, друг мой. Ведь, заняв место королевы, вы страшно рискуете.
— В деле спасения королевы нельзя обойтись без риска, — добродушно сказала леди Аткинс. — Когда обман раскроется, возможно, мне удастся купить себе свободу. Я ведь очень богата, вы не забыли? Ну, а если предложение о выкупе не будет принято, может быть, вы найдете средство избавить меня от эшафота.
— Последнее время мне плохо удаются такого рода авантюры, — с горечью заметил де Бац. — Но… в любом случае я не думаю, что ваш план можно будет осуществить. Если верить тому, что мне говорили, королева очень изменилась. Ее волосы поседели, а глаза утратили цвет от пролитых слез. Кроме того…
— Кроме того, я актриса, и притом хорошая! Держу пари, что мне удастся обмануть ее тюремщиков хотя бы на несколько часов. Выигранное время позволит ей бежать.
— Но ради чего вы идете на это? — с изумлением воскликнула Мари. — Вы молоды, красивы, богаты, любимы, у вас есть сын!
— Скажем, что из любви к риску, — усмехнулась леди Аткинс, но внезапно голос ее изменился. — Что же до всего остального, то я не так любима, как вам кажется. И не думаю, что меня будет недоставать сыну, над которым трясется его отец. Не за горами возраст, который унесет все то, что я вижу сейчас в зеркале, и в моей жизни ничего не останется. Наконец, я бы очень хотела, чтобы мне позволили сыграть эту роль… самую прекрасную роль в моей карьере. И если дело кончится этой вашей гильотиной, то я, по крайней мере, получу возможность умереть на сцене. Ведь эшафот — это всего лишь театр под открытым небом! Хорошо или плохо, но на нем играют одну-единственную сцену, и исполнителя никогда не вызовут на бис, пусть даже он и сыграл свою роль божественно…
Не отходя от зеркала, актриса с гордостью рассматривала свое отражение, в котором появилось теперь некоторое величие. Очень медленно она поднесла свою красивую ухоженную руку к изящной шее, словно проверяя ее сопротивляемость железу, и улыбнулась:
— Да… Мне кажется, я отлично сыграю эту роль! Вместо ответа Жан де Бац подошел к Шарлотте и поцеловал ей руку с огромным уважением.
— Если наш собственный план не удастся, мы можем попробовать, Шарлотта. Но только в том случае, если у нас не будет выхода!
— Необходимо придумать что-то другое! — воскликнула Мари, ее глаза были полны слез. — Сама мысль о подобной жертве мне невыносима!
— Если такова цена свободы для этой восхитительной женщины, я уверена, что и вы бы согласились ее заплатить, — сказала леди Аткинс. — Во-первых, потому что вы и сами актриса, а во-вторых… Не печальтесь обо мне, Мари. Вы, по крайней мере, будете знать, что я умру счастливой.
На следующее утро Мари получила письмо от Русселя, предназначенное на самом деле для барона. В нем было еще одно письмо, на этот раз от Люлье, который исполнил свое обещание: «Имя человека, сообщившего полиции о вашем приезде, — Луи-Гийом Арман. Он один из тех, кто готов на все, но не способен ни к чему и шпионит ради собственного удовольствия. Мы поговорим о нем с вами при встрече, но пока не приходите ко мне. Это опасно. Что же касается Армана, то он узнал вас, когда увидел несколько дней назад на почтовой станции в Аббевиле. Я отправил его в тюрьму за нанесение оскорбления магистрату и ложный донос на добропорядочного гражданина Русселя. Но так как он всегда играл роль подсадной утки и следил за другими заключенными, его скоро выпустят. Берегитесь! Этот человек вас ненавидит».
Де Бацу незачем было перечитывать дважды этот листок без подписи, и он бросил его в пламя камина. Он лучше Люлье знал этого самого Армана, который служил когда-то в драгунском полку, а потом в королевской жандармерии. Как только началась, революция, Арман дезертировал и расцвел пышным цветом, словно сорняк на куче навоза. Он стал провокатором. Арман участвовал в деле с фальшивыми ассигнациями и в решающий момент выдал своих сообщников, многие из которых были отправлены на гильотину. Его самого, разумеется, оправдали. Потом Армана частенько видели в Пале-Рояле, где он проигрывал доставшиеся ему иудины серебряники.
Де Бац, не знавший этих подробностей, встретил Армана в салоне у графини де Сент-Амарант. У него оказалось приятное лицо, он проповедовал вполне роялистские взгляды. Барону этот человек показался искренним, и он пригласил Армана к себе на улицу Менар. Там Арман познакомился с Мари, и она имела несчастье пробудить в нем мрачную, грубую страсть. Как раз в это время Бенуа д'Анже, который был в курсе дела о фальшивых ассигнациях, рассказал подробности барону. Вернувшись в тот день домой, де Бац застал там Армана, который пытался насильно поцеловать Мари. Барон выбросил мерзавца на улицу. С тех пор он его не встречал.
Больше всего тревожило Жана то, что этот негодяй явно научился гримироваться и принимать облик разных людей. Если Арман видел его в Аббевиле, как же ему самому удалось остаться неузнанным? Барон решил, что впредь нужно быть осмотрительнее и как следует заботиться о безопасности Мари.
Глава IV
УЖИН У ТАЛЬМА
Следующее собрание заговорщиков состоялось в доме де Жарже. Было решено избавиться наконец от Лепитра и отказаться от плана освобождения всей королевской семьи. Все согласились с тем, что сначала нужно помочь бежать королеве: было совершенно очевидно, что именно ей угрожает наибольшая опасность.
В течение нескольких дней заговорщики верили в успех своего нового плана. Поддавшись уговорам золовки и дочери, Мария-Антуанетта согласилась бежать одна… Но вечером накануне побега заболел маленький Людовик — пребывание в средневековой башне подорвало его здоровье. Всю ночь мать и тетка провели у его изголовья. Когда наступило утро, королева поняла, что никогда не сможет купить свою свободу ценой разлуки с сыном. Она знала, что окруженному заботами сестры и тетки мальчику будет хорошо, но сердце ее навсегда осталось бы здесь, в Тампле. Королева написала записку шевалье де Жарже, и он показал ее барону.
«Это была лишь прекрасная мечта, — писала Мария-Антуанетта. — Вы лишний раз доказали, насколько преданы мне. Я бесконечно доверяю вам, но не могу воспользоваться вашим предложением, если мне придется оставить детей. И поверьте мне, я об этом не жалею».