Читать интересную книгу Капитан Крокус (все иллюстрации) - Федор Кнорре

— Пусти!

— Хорошо, я тебя отпущу, если ты обещаешь…

— Обещаю залепить в нос!

— Ну, так я не буду торопиться. Может быть, у тебя кончится завод.

Наконец брыканье стало ослабевать, и вцепившиеся в Капитана Крокуса руки стали совсем вяло подёргивать его волосы.

— Пу… сти…

— Ну, а теперь, когда я тебя отпущу, ты…

— …в нос… — прохрипел мальчик.

Он еле дышал от усталости. Капитан осторожно поставил его на пол и отпустил руки. Мальчик пошатнулся, протёр себе один глаз, залитый слезами злости и потом, с трудом разглядел стоявшего перед ним Капитана, вялым движением отвёл назад руку и… стукнул Капитана прямо в нос!

К счастью, драчун так ослабел, что удар получил не очень сильный.

Потирая нос, Капитан примирительно сказал:

— Ну вот, она сбылась наконец, твоя мечта. Можем мы с тобой поговорить спокойно? Как ты сюда вошёл? Зачем? И не приглядывайся больше к моему носу, хватит!

Мальчик с трудом отвёл глаза от его носа и минуту тяжело дышал, не в силах разговаривать. Он совсем было утих, но вдруг подскочил как ужаленный, принял боксёрскую стойку и крикнул:

— А ты кто такой? Ты чучельщик? Говори! — Он уже шагнул вперёд, чтоб снова кинуться в сражение, но что-то его остановило.

— Да ты погляди кругом, сумасшедший! Не видишь, куда ты попал?

Мальчик удивлённо оглядел длинные ряды клеток с притаившимися зверями и вдруг, что-то вспомнив, безнадёжно махнул рукой, шлёпнулся на пол и заревел, закрыв лицо руками.

Он плакал так самозабвенно и безутешно, что даже не заметил, что его недавний противник стоит, наклонившись над ним, поглаживает по голове и ласково приговаривает что-то успокоительное. Мальчик каким-то образом уже полностью убедился, что Капитан вовсе не принадлежит к тем, кому он так жаждал дать в нос.

Капитан достал носовой платок и стал вытирать мальчику глаза. Сначала тот сердито толкался и отворачивался, но вскоре Капитан почувствовал на своей руке, в которой был зажат мокрый комок носового платка, маленькую шершавую руку. Немного погодя мальчик оттолкнул руку с платком, вскинул голову и, глядя прямо в глаза Крокусу, собравшись с силами, заговорил. У него даже заскрипело что-то внутри от натуги, так трудно ему было заговорить:

— Они его набили, жабы противные!.. Ненавижу!.. Набили моего Уголька, вот что они сделали!

— Это собака?

— Что значит — собака! — ожесточённо вскинулся мальчик. — Это мой Уголёк, и вот что они с ним сделали! Я его прятал в стиральной машине, когда за ним приходили. Один раз он просидел три часа в холодильнике и молчал, потому что он всё понимал. Но они его выследили без меня, схватили и увезли, когда я хотел с ним убежать куда-нибудь из города совсем! И я бросился за ними, под фургоном проехал сюда и пробрался, чтоб его спасти, и вот я его нашёл… А теперь мне всё равно, я никому не верю, и тебе тоже, и я всех ненавижу и ничего не боюсь, и я… Эх, хоть бы дать кому-нибудь в нос за это!

Капитан понимающе кивал, слушая его рассказ. Чучело угольно-чёрной собаки с грустным выражением пожилой морды лежало на боку сразу за раздвижной дверью.

— Видно, что славная была собачка, — сочувственно заметил Капитан.

— Что ты понимаешь! — опять взвился мальчик. — Он был щенком, когда я родился, но потом он рос быстрее меня и стал уже пожилой. Он всегда тосковал, когда мы уходили из дому, и так радовался, когда мы возвращались благополучно. А когда я был один раз очень болен, он ничего не пил и не ел и лежал у моей двери много дней, и я знаю, он собственной лапы не пожалел, чтоб меня вылечить. Даже когда я просто купался, он бросался в воду и старался меня вытащить на берег! И теперь он был уже почти старый, и он так привык, чтоб с ним обращались с уважением… Ну, хоть бы уж его просто убили. А его сначала напугали, очень обидели, швырнули в фургон, привезли сюда, и он ждал и надеялся, что я ему помогу!.. Теперь всех буду ненавидеть всю жизнь! Не желаю разговаривать! И ни на одну собаку больше не посмотрю!

Капитан едва успел схватить его за плечо, так стремительно он кинулся к выходу.

— Отстань! Ненавижу! И тебя ненавижу! — вырываясь, кричал неуёмный мальчишка.

— Нельзя ненавидеть всех! — не отпуская его, твердо сказал Капитан. — Если ты ненавидишь тех, кто сделал чучело из твоего Уголька, тыне можешь ненавидеть тех, из кого тоже хотят сделать чучела.

— На всех мне теперь наплевать! Уголька мне никто не вернёт!

— Нет, стой, сперва посмотри в глаза всем этим зверям, кошкам, собакам, белкам, еноту. Ты не хочешь им помочь?

— Я сюда пришёл за Угольком, а теперь…

— Ты думаешь, что ты его очень любил? Чушь! Можешь уходить! Если бы ты любил его по-настоящему, ты не бормотал бы всякой чепухи. Ты бы просто стал защищать всех других попавших в беду. Всех обиженных — за одного обиженного. А тебе бы только по носам щёлкать. Безмозглый, бездушный щелкун! Уходи!.. Брр!.. С каким отвращением твой Уголёк сейчас отвернулся бы от тебя! Лапы бы тебе не подал!

— Врёшь, подал бы!.. — топнул ногой мальчик.

— Ни за что! — презрительно отчеканил Капитан и отвернулся, прислушиваясь к натужному сопению у себя за спиной.

Немного погодя он почувствовал, что его потихоньку толкают пальцем в поясницу и дёргают за штаны.

— Ну, а как их спасать-то? — сварливо пробурчал вполголоса мальчик. — Ты дело говори, а нечего там рассуждать… Ой, да тут и обезьянёнок! Я таких маленьких не видел! А этот как называется, в очках, на меня уставился? И всех их сюда притащили на чучела! У-у, гады! Говори скорей, чего делать. Я, знаешь, отчаянный человек теперь!

— Ты выход знаешь?

— Я уже и сам запутался. Да всё равно четыре железных дурака сторожат выход и один живой. Они никого не выпустят.

Стараясь ступать как можно более неслышно, они пошли по длинному, без единого окна полукруглому бетонному коридору. В полутьме поблёскивали вделанные в пол рельсы для вагонеток, на которых доставлялось сырьё на конвейер Чучельномеханического комбината. В тишине глухо ворчали вентиляторы.

Что-то зловеще шипело у них под ногами. Включались с мягким шорохом и начинали жужжать какие-то механизмы. Тонкие трубы тянулись вдоль стен, то убегая к самому потолку, то, ныряя, исчезали в полу.

На развилке безоконного коридора рельсы ушли влево. Нерешительно переглянувшись, они двинулись вправо по тому ответвлению, где не было рельсов. Несколько глазков, вделанных в стену на разной высоте, чуть поблёскивали. На всякий случай они проползли так, чтоб не попасть в поле зрения их лучей.

Наконец они добрались до чего-то очень похожего на обыкновенную лестницу чёрного хода. Здесь было полутемно, грязно, на площадке валялись полуразломанные ящики — видно было, что сюда давно не ступала нога человека. А если и ступала, то не для того, чтобы хоть немножко прибрать и подмести.

Перелезая через ящики, они поднялись наверх, вышли в новый полукруглый коридор и увидели первое и единственное окно, проделанное на высоте четвёртого этажа. Внизу виднелся со всех сторон замкнутый высокой каменной стеной двор, гладкий, как бетонный стол, без единой травинки или трещинки.

Всё было мертво, голо и освещено, как днём, только за стеклом что-то неровно шелестело и шуршало: там шёл обыкновенный, живой дождь и водяные капли, прилетевшие с тёмного ночного неба, начинали светиться, попадая в свет ярких фонарей.

С каким-то облегчением мальчик и Капитан постояли у окна страшного комбината, радуясь, что есть ещё на свете дождь.

Не успели они отвернуться от окна, как что-то ярко сверкнуло в полутьме, промчавшись сверху вниз. Это была маленькая кабина узкого, как снаряд, лифта. Рядом с шахтой лифта вилась винтовая лестница. Капитан ощупал свой громадный пистолет и бесшумно двинулся по лестнице вниз, туда, куда умчался лифт.

Нижнее помещение было ярко освещено, и они остановились, прижимаясь к стене и не решаясь перешагнуть порог света.

Глава 22. ВЫХОД ИЗ ЛАБИРИНТА

апитан отлично понимал опасность заблудиться в бесконечных коридорах и переходах Чучельномеханического комбината.

Он даже подозревал, что они уже слегка заблудились. Приближалось утро, и Капитан чувствовал, что те самые длинные, медлительные минуты, которые еле ползли, пока он мучился без дела в ожидании у задвинутых железных дверей, теперь стали какими-то коротышками и помчались вскачь.

Капитан с отчаянием чувствовал, что надежда на спасение несчастных зверей тает в нём, как ледяная сосулька на горячей сковородке.

Рядом, в ярко освещённом помещении, слышалось какое-то пошаркивание, невнятное бормотание и причмокивание. Вдруг явственно донёсся смешок. Неприятный смешок. Так может хихикать от удовольствия человек, увидев, что другой шлёпнулся в грязную лужу. Ничего более приятного такой смешок не мог выражать.