Стало светлей. «Ещё лучина», — с полным равнодушием подумал Ардни. Вокруг стояла полная тишина, как будто уши чем-то заткнули. Он почувствовал, как выступили и потяжелели на лице капельки пота. Ему всё хорошело и хорошело. Толи сказывалась бессонная ночь, толи действовала конопля, толи ведьма воздействовала, но он постепенно уплывал в мир грёз. С другой стороны, он чётко осознавал, где он. Жёсткая щетина под щекой, расплавленный воздух, так же вполне осязаемый. Он сжал пальцами шкуру и почувствовал её руками. Всё было реально. Но с другой стороны он опускался в сон. Он балансировал на этой границе между сном и явью. Это было неописуемое ощущение. Он вдруг понял, что его сознание разделилось. Одна его половинка спит, а другая нет. Он чётко осознал, что это состояние очень хрупкое и шаткое и боялся, почему-то, его нарушить. Вот так балансируя как на натянутой верёвке, он замер, восхищаясь равновесием. Чем дольше он балансировал, не давая сознанию вывалиться в явь или провалиться в сон, тем больше его наполняла какая-то непонятная эйфория, восторг, чувство всесилия. Он ощутил, как нечто скребёт его спину. Плавно, нежно и приятно. Он осознал, что к нему возвращаются ощущения и эмоции на каком-то новом доселе неизвестным ему уровне. Сверху вниз… сверху вниз… сверху вниз… Но то что скребут его спину, не нарушало равновесия, а лишь раскачивало его, как на огромных качелях. И чем дальше, тем выше он взлетал и ниже падал. Захватывало дух. Дикая радость рвалась из тела наружу, и от этого вокруг становилось светло и бесконечно просторно. Чьи-то руки завертели его и он, крутясь, взлетел с качели и поплыл, как облако по голубому небу, которое было везде. Он не понимал где верх, где низ. Он понимал лишь, что это не имеет значения, это абсолютно не важно. Мимо проплывало облако, кончик его скользнул по груди, по животу с боку, бедру. Затем второе облако скребнуло по другой стороне. Третье облако коснулось центра груди, окутало живот и сползло оттуда к лобку, где замерло на детородном органе. Клубясь и извиваясь, оно шевелилось и от него во все стороны мягкими волнами растекалось расплавленное блаженство. С каждой волной оно нарастало, нарастало и, дойдя почти до состояния взрыва, медленно и плавно стало растворяться во всём теле, доходя до самых кончиков пальцев. И вновь наступило спокойствие и никуда не качающееся равновесие. Всё замерло. В мире полной тишины и спокойствия откуда-то издалека показалась маленькое облачко. Оно быстро росло. И вот уже заполнило полнеба. Ардни не понял, толи облако двигалось к нему, толи он к облаку, толи они двигались друг другу навстречу, но, долетев до него, захотелось в него нырнуть. И он нырнул, но вместо воздуха, он оказался в прохладной воде, и равновесие мгновенно нарушилось, возвращая его в явь. Он лежал уже на спине. Тело горело, но тут ещё одна волна холодной воды окатила его. Сердце забилось от резкого контраста. Он перевернулся на живот, и на спину хлынула очередная порция холодной воды. В голове стало ясно.
— Хорошо, — пробормотал он и с неохотой сел, свесив ноги с полога.
Голова закружилась, перед глазами всё поплыло и размножилось. Что-то потянуло его за руку, и он поддался. Очухиваться он стал лишь стоя в лесу, на свежем воздухе. Он глубоко вздохнул. Голова опять закружилась, его повело. Навалилась дикая усталость.
Проснулся он уже в избе не лежанке. Рядом возлегала она, не то еби-баба, не то ведьма, не то колдунья, не то нежить с полужитью, а может быть всё и сразу в этой одной заднице. Сколько он проспал, естественно Ардни не знал, но за порогом был день. Это успокаивало. Голова её лежала на подушке и не дёргалась, как раньше, за то дежурная улыбка была на месте. Она гладила его волосы и почему-то тихо, еле слышно поскуливала, или пела что-то таким образом, было не понятно. Последние остатки сна слетели, как будто его и не было. Он понимал, где он, помнил всё, что с ним здесь произошло, но абсолютно забыл, зачем он сюда пришёл. Он выдернул голову из её рук и сел на лежаке, свесил на пол ноги и поворачиваясь к ней спиной. И только тут пришло осознание всего. Первое, что он отчётливо для себя уяснил, не давать ей трогать себя руками.
— Ну, что? Поговорим? — спросил он спокойно и как-то даже буднично и каждодневно, что, в общем-то, было на него не похоже.
— Нет, — ответила она быстро.
— Почему?
— Потому что ты ещё не засеял меня.
Он повернулся к ней, встретившись с её разноцветными глазами.
— А может не надо? Мне и так хорошо, да так хорошо, что дальше некуда.
Она не сменила позы. Как лежала, так и продолжила лежать.
— Ты не засадил моё поле, — повторила она, — пока во мне нет твоего семени, я тебя не чувствую и ничего не смогу тебе сказать. Ты ведь за этим пришёл?
— Да.
— Тогда засевай.
С этими словами она перекатилась на спину и распахнула огромные ляхи, забрасывая длинные груди за плечи на подушку. Ардни аж передёрнуло от этой картины.
— А если я не смогу?
— Значит не сможешь получить ответы, — как-то тихо и загадочно ответила она, при этом засовывая свой длинный ноготь в нос и выковыривая оттуда козюлину.
Омерзение, стыд и паника охватили его, и всё это явилось по одному и тому же поводу. Ардни плюнул, отвернулся и задумался. Пройти такой путь, почти достигнуть цели и не смочь сделать элементарного мужского дела. Ардни конечно знал, что у речников мужчина, в подобной ситуации, не могущий овладеть женщиной, переставал быть мужчиной и изгонялся из рода. Но тут все его метания и стенания прервала одна конкретная мысль, которая всё ставила на свои места, в том числе и его. Мысль была чёткая и до простоты понятная: «Это — испытание! Мне необходимо его пройти. Это — плата за те знания, за которыми я пришёл!».
Он резко встал. Подошёл к входному проёму. Задёрнул шкуру и в избе наступил мрак. На ощупь он нашёл лежанку. Нащупал её тонкую лодыжку и положил на неё ладонь. В темноте, пока глаза не привыкли к сумраку, охватывая рукой тонкую лодыжку, ему неожиданно вспомнилась Утренняя Заря. Он, нежно касаясь кожи лишь подушечками пальцев, медленно повёл их вверх, отчётливо представляя себе свою жену. Пальцы проскользнули поднятые колени и стали спускаться вниз по внутренней стороне бедра. Уже не надо было заставлять себя думать об Утренней Заре, она думалась и воображалась сама собой, и когда он коснулся пальцами зарослей дремучего междуножья, он был уже готов…
После того, как всё закончилось, он не стал ложиться, а пристроился на лежаке сидя в пол оборота и привыкшими уже к полумраку глазами, внимательно наблюдал бурю эмоций, которая разрывала её мимику. Поначалу ничего не происходило. Она лежала, прикрыв глаза, как будто к чему-то прислушиваясь. Потом резко распахнула глаза и уставилась на него в упор. Они расширились от ужаса, на лице застыла маска страха, затем ужаса, переходящего во всё поглощающую панику. Как будто она увидела его только что, и он был для неё невообразимый кошмар. В следующий момент она пронзительно завизжала, закрывая лицо руками и сжимаясь в позу эмбриона. Ардни сам от неожиданности вскочил с лежака и отпрыгнул к противоположной стене от этой идиотки подальше. Визг прекратился и она, медленно раздвигая пальцы, начала смотреть на него сквозь них. Быстро, как будто задыхаясь, тяжело и звучно дыша, она резко села, прижав колени к груди. Схватила подушку и вытянула перед собой, как бы защищаясь. Постепенно истерика утихала, и выражение её лица плавно переплыло от гримасы ужаса к маске восхищения. Глаза, оставаясь расширенными, тем не менее, каким-то необъяснимым образом поменялись. Они засветились восторгом. Рот приоткрылся, подушка сползла по голени к стопам. Глаза её быстро забегали по его фигуре, примерно так же, как раньше у неё дёргалась голова, как-то по-птичьи. Правая рука медленно поднялась и прикрыла рот, как бы предотвращая крик. Ещё мгновение и выражение лица стало каменно-спокойным. Глаза наполнились слезами и закрылись, от чего слёзы тут же побежали по застывшим щекам. Она вдруг заговорила не своим голосом, он был низким, грудным: