Читать интересную книгу Эксперт № 23 (2014) - Эксперт Эксперт

Византия, по крайней мере в своих духовно-образных основах, — это прекрасный лик, за которым множество слоев сакральных смыслов. Если мы говорим об архитектурных образах, то Византия — это София Константинопольская, такое захватывающее, может быть лучшее, храмовое пространство всех времен и народов. А если говорим об иконных образах, то Византия — это лик Владимирской Богоматери, это «Троица» Андрея Рублева. Понимаете, как только приводишь такой странный неполитологический аргумент, все эти политологические мифы улетают. К примеру, рассуждения о том, что Византия — это тоталитарное государство (как писал Тойнби). Какое тоталитарное государство? Посмотрите на лик Владимирской Богоматери!

Там была очень своеобразная и сложно организованная власть, которую нам трудно представить, даже с точки зрения наших понятий о русском самодержавии, в частности о средневековой русской монархии семнадцатого века. Приведу вам один пример: византийский император входит в свой главный храм, Софию Константинопольскую, в торжественной процессии на праздничное богослужение в императорском наряде и несет в руке мешочек с прахом — так называемую акакию, которая должна ему напомнить, что как император он образ Божий, а как человек он прах земной. И император при входе в храм совершает проскинесис и приносит глубочайшее покаяние. Проскинесис — это такой глубокий поклон, когда человек не только стоит на коленях, но и лицо опускает к земле. Это совершенно диссонирует с нашим представлением о власти, которая защищает интересы правящего класса и обеспечивает ему процветание, чтобы низы ему не угрожали и он максимально обогащался под контролем высшей власти.

— Это скорее марксистское представление?

— Но оно широко распространено у людей. И во многом, согласимся, даже когда мы говорим о современном мире, справедливое, при всех уловках и «демократических» декорациях. В Византии же это было совсем не так: император видел свою главную социальную роль в том, чтобы защищать так называемых пенитес, то есть низшие классы, или, как бы мы сказали, простой народ, и защищать их именно от притеснения динатов — тех, кого мы обычно называем правящим классом. Большинство указов византийских императоров именно про это. Такое понимание роли императора, кстати говоря, приходит на Русь. И этот культ царя на Руси, и какое-то невероятное доверие народа к царю — это как раз продолжение жизни византийской модели императора-защитника.

Там было на удивление разумно организованное общество. А у нас существует представление о таком темном Средневековье, которое восходит к понятию, что по-английски называется dark ages.

— Да, «темные века».

— Темные, необразованные, дикие. Вот была замечательная Римская империя, потом все рухнуло. Нашествие варваров, отсутствие образования. И дальше отсюда же возникает Ренессанс. Это все понятия, к Византии неприменимые, потому что в ней никаких «темных веков» никогда не было. Там были блестящие века расцвета культуры. Они не потеряли ничего из того, что не хотели потерять сознательно, и продолжали это естественное развитие на своем уровне. А при этом в чем упрекают Византию? В том, что, по мнению людей Запада, она была творчески неплодотворной. Где открытия, сравнимые с открытиями Ренессанса, и прочее? Забывают, что они ничего не теряли и им не надо было ничего открывать заново. Все, что им было нужно, они несли и естественным образом наследовали от предыдущих столетий. И это совершенно, принципиально другая картина исторического развития. Что сделало Европу Европой? Именно соединение античного наследия и христианских ценностей. И в этом смысле, когда есть попытки сказать, что Византия не Европа или «недоевропа», это выглядит и смешно, и тенденциозно, потому что если кто-то это и осуществил в самой естественной и органичной форме, то именно Византия. Если мы смотрим на источники, то Византия — это, по крайней мере до тринадцатого века, до четвертого Крестового похода, предмет восхищения и зависти. Для них это было что-то запредельное, во всех смыслах: и в смысле культуры, и в смысле духовности, и в смысле богатства. И совершенно очевидно, что Западная Европа смотрела на Византию снизу вверх.

Вспомним, как был организован Константинополь, в котором существовали самые разные цеха ремесленников, живших по достаточно строгим уставам. Византийская столица была не только главным центром торговли, но и средоточием высокотехнологичных производств. Очень сильной была городская власть (глава города назывался эпархом), которая регулировала все сферы социальной жизни. Вообще, если задуматься о Константинополе до его уничтожения крестоносцами в 1204 году, то это несопоставимо ни с чем, что в тот момент существовало на Западе. В эту эпоху, к примеру, Париж или Лондон выглядели грязными поселениями «городского типа» по сравнению с чистым, цветущим, буквально утопающим в садах Константинополем-Царьградом, сияющим мрамором, золотыми куполами, бесчисленными фонтанами. Западных путешественников потрясала роскошь одежд, многообразие народов, не говоря о произведениях античного искусства и христианских святынях, которые были собраны со всего Средиземноморья. И сейчас, в том числе на Западе, происходит разоблачение антивизантийского мифа.

— На Западе сейчас?

— Да, там есть очень серьезные историки, некоторые из них мои близкие друзья. К примеру, профессор Лондонского университета Джудит Хэррин написала невероятно популярную в мире книгу, ее перевели на двенадцать языков: «Византия. Удивительная жизнь средневековой империи». Она, надо сказать, историк либерально-социалистических взглядов, но очень серьезный профессионал, который анализирует источники. То есть можно доверять каждому ее слову. И она, в каком-то смысле даже удивляясь сама, разрушает существующий миф. Она показывает, что Византия была на удивление терпимым государством, в котором, например, иные религии, помимо православного христианства, в целом чувствовали себя комфортно и были защищены и законами, и властью. Да, случались какие-то бунты и мелкие погромы, конфликты и прочее, когда разозленные западной политикой жители столицы могли сжечь Галату, «западный» квартал в Константинополе, но то все-таки были эксцессы. А в целом это было одно из самых терпимых обществ из всех, которые мы знаем в Средневековье. Эта империя была очень толерантной, говоря современными терминами.

Второе открытие — это для Хэррин уже тема всей жизни — огромная роль женщин в византийском обществе. Она все это показывает последовательно: это и византийские императрицы, которых было не одна и не две, и, например, огромная роль женщин в защите иконопочитания и в победе над иконоборцами. Антивизантийский миф, столетиями формировавшийся на Западе, благодаря научной честности лучших западных историков сейчас трещит по швам, но негативные стереотипы в массовом сознании, увы, остаются. Хотя мне уже не раз приходилось слышать упреки, что я романтизирую и идеализирую Византию, но ведь существуют источники, на которые опираются эти представления. Это не идеализация, а реальность, но реальность, которая не согласуется со стереотипом, который присутствует в массовом сознании, о какой-то коварной варварской тоталитарной Византии с бесконечными подковерными интригами.

— Ну, уж не варварской-то ни в коем случае.

— Действительно, этот тезис выглядит как откровенная ложь, потому что уровень массового образования этой цивилизации был поразителен. И до сих пор, когда я говорю со своими западными коллегами, которые не византинисты, — они, опираясь на привычные клише, спорят: «Ну уж здесь вы преувеличиваете, такого образования быть не могло». В ответ предлагаю посмотреть источники, из которых следует, что практически каждый житель Константинополя получал начальное образование, занимавшее несколько лет. В это образование входило знание Плутарха, Платона, Софокла. Речь идет не о интеллектуальной элите или придворных, а о простых ремесленниках, то есть о начальном массовом образовании. И очевидно, что практически все умели читать и писать, что для средневекового Запада кажется чем-то невероятным, потому что там книжность была уделом узкого слоя клириков. Я говорю о цивилизации в целом, потому что эти культурные представления распространялись на весь византийский мир, включая Древнюю Русь (яркий пример — массовая грамотность в Древнем Новгороде, что хорошо известно из берестяных грамот).

— Каким же образом традиция этой высочайшей цивилизации могла быть передана на Русь, где даже читать-писать еще не умели?

— Для начала тут есть очень интересный геополитический момент. Арабское завоевание перерезало торговые морские, средиземноморские, пути, существовавшие всегда. В результате актуализируется путь «из варяг в греки», и как крупный торговый центр на этом пути возникает город Киев, при активном участии тех же варягов. И дальше начинается собирание земель и племен вокруг этого нового мощного центра, экономически могущественного в силу своего геополитического стратегического положения. Так что парадоксальным образом мы возникновением нашего государства обязаны пророку Мухаммеду.