уже темнота, лауданум, тёплая серебряная ложка…
— И, если обратиться к Священной книге, то там сказано: «Всякий имеет право на милосердие. Право дарованное Святым Ангелом». И этот символ у входа в сенат, — Виго указал на статую Святого Ангела, стоявшую на специальном постаменте между лестницами, ведущими в зал, — не для того ли находится здесь, чтобы напомнить нам о том самом милосердии, которое мы должны проявить, голосуя не только умом, но и сердцем. Они не прокажённые. И не бешеные собаки. И, самое главное, о чём все забывают — это был не их выбор.
Этими словами Виго закончил свою речь, и в сенате снова наступила полнейшая тишина.
— Ну ты и дурак, племянничек! — пробормотал дон Диего и вытер платком вспотевший лоб. — Ты даже не представляешь, куда ты только что вляпался!
Тишина оборвалась внезапно.
— Ну теперь понятно! Значит, вы теперь хотите заработать ещё и на патенте на изобретение! — воскликнул кто— то из ложи напротив. — А потом на лекарстве!
Снова поднялся шум, и граф Морено принялся стучать молотком по подставке, призывая к тишине, но угомонить этот улей, вкоторый только что бросили горящую головню, было невозможно.
Люди вскакивали с места и кричали, стараясь перекричать друг друга. Виго поднял руку, дождался пока страсти немного утихнут, и затем добавил:
— Я передам своё изобретение городу безвозмездно. А пока прошу внести в протокол, что закон отклонён и отправлен на исправление.
Все снова загалдели, а граф Морено несколько раз с силой ударил молотком по подставке, едав её не расколов, и крикнул:
— Закон о резервации отклонён и отправлен на доработку! Заседание объявляется закрытым!
Дело сделано.
Что было дальше, Виго запомнил смутно. Головная боль нарастала, весь мир стал казаться тошнотворно ненавистным, и лица замелькали, как в калейдоскопе.
Растерянно — недоумённые лица грандов, и их помощников, которые до конца не понимали, что произошло, и каков настоящий мотив дома Агиларов. Ведь не может же быть мотивом какое-то там милосердие?! Перекошенные от злости лица дона Диего и Джулиана, которые, как раз понимали, что произошло. Недоумение в рядах сторонников зелёной ложи. Удовлетворённость Дельгадо, и самодовольная ухмылка графа Морено, мертвенная бледность сеньоры Кэтэрины…
Всё смешалось.
Виго поспешил покинуть своё место, чтобы быстрее выбраться на воздух и избавиться от этого шума, бьющего по голове молотком. К счастью Морис быстро понял, что произошло нечто экстраординарное и, словно угорь, проскользнул за Виго, следуя по пятам так, чтобы каждый раз оказываться между ним и остальными людьми.
Лишние вопросы сейчас точно ни к чему хорошему не приведут.
А Виго поднимался по лестнице, едва чувствуя подногами твёрдость гранитных ступеней. С ним только что случилось нечто странное. Внезапно навалилось ощущение, что он находится где-то очень далеко: звуки стали тише, краски утратили свою яркость и он внезапно увидел сенат совсем в ином свете.
«…Обычный человек этого не видит. Не видит того, что под куполом здания висит плотное облако пепла. Это старые всплески эмоций, которые покрывают купол сената, как сталактиты потолок пещеры. Так много судеб решалось здесь, что стены обросли словно мхом серым слоем людских эмоций. Злости, ненависти, зависти, тщеславия…»
Это прозвучало в голове голосом Эмбер, как будто он смог услышать её мысли. И на него неожиданно нахлынуло ощущение дежавю, как будто сейчас он был на её месте, как будто шёл по этой лестнице и испытывал то, что испытывала она, когда была в сенате в прошлый раз.
Серые потёки на стенах, хлопья серой пены на полу…
В таком виде сенат представлял ужасное зрелище.
Почему он это видит? Откуда эти мысли? Что это такое вокруг него?!
Ему казалось, голова сейчас лопнет. Наверное, это галлюцинация, следствие головной боли. С ним такое бывало пару раз. Но то, что он видел сейчас, выглядело поистине пугающе.
Он хотел взяться за перила, но и они были покрыты серой слизью от бесконечных прикосновений тысяч пальцев, и Виго брезгливо отдёрнул руку.
За дверями зала заседаний его догнал дон Диего, проявивший для своего возраста и болезни небывалую прыть и, буквально оттащил племянника в сторону большого балкона, вцепившись в его руку. Дядя даже не кашлял и был без своей привычной трубки, но то, что он в бешенстве, сомнений не вызывало. Всё его лицо пошло красными пятнами, а глаза налились кровью.
— Такую — то ты решил свинью подложить семье, да?! — воскликнул дон Диего и набросился на Виго с обвинениями.
Он, наверное, хотел бы накричать в голос, но ему приходилось всё время оглядываться, чтобы его не услышали другие члены сената, и поэтому обвинения лились потоком хриплого полушёпота, но так интенсивно, что дядя, буквально, брызгал слюной.
Появился Джулиан и стал поодаль, чтобы не дать возможности кому — либо подойти, а Морис, перегородил проход к балкону с другой стороны.
Виго молча выслушал обвинения, и когда дядя сделал паузу, ответил ему негромко, но твёрдо, и даже жёстко:
— Ты врал мне, дядя. Врал про бриллиант. Врал про банк. Врал про нападения эйфайров. Я знаю про ваши с отцом дела. Про чучело, которое должны сегодня сжечь. Про твои долги… И не только. Может и письма с угрозами тоже ты писал? Вы с моим отцом опустились до грязной лжи и мошенничества. Это мерзко. Это недостойно. Своей жадностью и ненавистью к эйфайрам вы породили чудовище, которое сожрёт нас всех. Или ты ничего не слышал о Пророке и его армии грязных последователей? Так чего ты хочешь от меня сейчас? Чтобы я тоже извалялся в вашей грязи? Нет. Этого не будет. Я теперь глава дома Агиларов, согласно завещанию отца. Я не стану голосовать за этот закон и буду поступать так, как считаю нужным. И тебе, дядя, не советую больше лезть в мои дела и указывать мне, что делать. Надеюсь, ты понимаешь?
— Ты… Ты… — дон Диего казалось не мог подобрать слов.
Он в ярости потянул галстук, ослабляя его, чтобы вдохнуть, закашлялся, а потом выплеснул на племянника всю свою злость:
— Ты щенок! Желторотый юнец, который не понимает, что натворил! Ты испоганил полугодовую работу и подгадил многим уважаемым людям! Ты перешёл черту и