В том же письме Радищев говорит Воронцову, что он «почел бы благодеянием в своем положении, если бы ему позволено было отлучаться от места ссылки для изучения естественных богатств Сибири. Причина сему единственное научение»… Свидетели моих мыслей будут небо и земля; а тот кто зрит в сердца тот знает, что я, чем быть бы мог и что буду».
Здесь Радищев опять подчеркивает ту мысль, что не только не отказался от своих взглядов, но что один бог (а не чиновники из уголовной палаты) может оценить достойно его выступление, духовные силы и «способности».
Но тем не менее на суде он кается, просит помилования.
Мы знаем, что духовные силы и мужество вождям, томящимся в тюрьмах, дает широкое сочувствие и активная поддержка того класса, интересы которого они защищают и который за стенами тюрьмы продолжает свою борьбу. Эта уверенность в победе дала возможность Степану Шаумяну под дулом винтовки мужественно воскликнуть: «Мы умираем за дело коммунизма — проклятье злодеям!». Эта же уверенность дает духовные силы тысячам, революционеров, томящимся в застенках капиталистических тюрем. Уверенные в победе, окруженные вниманием и активной поддержкой трудящихся масс, они стойко и мужественно переносят страдания.
Как мы уже выяснили выше, ничего похожего на такое сочувствие и поддержку со стороны порабощенного крестьянства Радищев не встречал, равно как и со стороны буржуазии и «просвещенного» дворянства.
В этом кроется коренная причина его растерянности и покаяния на суде. Удивительней всего то, что Радищев сам великолепно понимал весь трагизм своего положения. В Сибири он глубоко продумал причины своего поражения и пришел к выводам, которые поражают своей правдивостью. Для успеха в борьбе нужны были «поборствующие обстоятельства».
А без того, — говорит он, — Иоанн Гус издыхает во пламени, Галилей влечется в темницу, друг ваш в Илимск заточается».
Между тем, реальные?обстоятельства» того времени прямо-таки препятствовали Радищеву. Отсюда то трагическое чувство одиночества, которое ощутил Радищев с болезненной остротой в каземате Петропавловской крепости. «Я чувствую, я один — писал он в письме к Шешковскому. — О лютое чувствование! Тысячекратно сердце мое преломляется и скорбь становится не изобразимою!»
Но не отказавшись от своих идей, Радищев после ссылки все же переменил свою тактику борьбы и значительно растерял былой юношеский задор, пыл и страсть.
Очень многие исследователи Радищева (казенные профессора, лакействующие либералы и убежденные адепты самодержавия) всячески экоплоатировали поведение Радищева на суде. Эти «объективисты» в своих работах старались уверить себя и других в том, что выступление Радищева было не «идейное», не «общественное», а личное, причиной которого были личные моменты (неудачи по службе, зависть, карьера, злоба против Екатерины). Некоторые из них и суд Екатерины над Радищевым (Павлов-Сильванский) оценивали как выражение личной мести оскорбленной Екатерины. Целью этих утверждений было смазать социально-политическое значение выступления Радиева, свести его к личным моментам.
В этом они, как раз, сходятся с оценками этого дела самой Екатерины. В своих пометках на «Путешествии» она следующим образом оценивает мотивы выступления Радищева: «Подвиг сочинителя, по которому он все написал, об заклад можно биться, тот, что вход не имеет в чертоги».
Так же точно объяснил причины выступления Радищева известный поборник самодержавия Лонгинов.
Если Павлов-Сильванский считает, что «в деле осуждения Радищева Екатерина II руководствовалась исключительно личной обидой, личным оскорблением, «раздражением» ш, снижая тем самым глубоко социальное значение выступления Радищева, сводя его к взаимоотношению двух личностей, то Лонгинов выполняет роль клеветника с другой стороны. Он считает, что «приговор ему (Радищеву) был вынесен не Екатериной, а всей Россией». Так как, видите ли, по его мнению, и «публика (?) и народ (??) одинаково осудили Радищева», Екатерина тут совсем не виновата, даже больше того, «Екатерина, исполняя волю народа (?), всячески смягчала этот приговор».
Это «исследование» заканчивается хвалебным панегириком по адресу Екатерины и лицемерной, снисходительной жалостью к судьбе Радищева. «Будем жалеть о судьбе несчастного Радищева, но будем благоговеть перед гением и душою великой Екатерины».
Из всего того, что мы говорили выше, совершенно ясно, что выступление Радищева против самодержавия и крепостного права носило глубоко социально-общественный, а не личный характер. Субъективно Радищев так изображает причины своего протеста. «Я взглянул, — говорит он, — окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала»… «Я узрел, — продолжает он, — что бедствия человека происходят от человека… я человеку нашел утешителя в нем самом… Тогда, — говорит он, — воспрянул я от уныния, в которое повергли меня чувствительность и страдание, и ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению. И — веселие неизреченное! Я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть в благоденствии себе подобных. Се, — заканчивает он, — мысль, побудившая меня начертать что читать будешь». Вот непосредственные, так сказать, причины выступления, корни которых уходили глубоко в социально-экономическое развитие России второй половины XVIII века.
Радищев меньше всего мог жаловаться на личные обиды. Успехи по службе он делал поразительные так, ко времени написания «Путешествия», он занимал ответственный пост директора крупнейшей в России таможни, за добросовестную службу был награжден чином коллежского советника и орденом св. Владимира 4-й степени и даже был на хорошем счету у самой императрицы. «Уверенная в непоколебимой честности и совершенном бескорыстии, — сообщав Бантыш-Каменский, — государыня удостоила его важным поручением: при начале войны с Швецией ему было поручено арестовать и описать все шведские купеческие корабли и сделать обыск всех запрещенных товаров во всех петербургских лавках и магазинах». Все это свидетельствует, что для личного недовольства не было никаких причин.
Радищев был не из тех
Кто славы, денег и чиновСпокойно в очередь добился.
Принципы истинной добродетели, окружающая социальная несправедливость толкали его на мужественный подвиг в духе республиканских героев Плуарха.
В СИБИРИ
«Земля наша велика и обильная, а порядка в ней
нет».
(Из послания русских к варягам).
«Безотраднейшая картина: горсть людей, оторванных от света и лишенных всякой тени надежд на лучшее будущее, тонет в холодной черной грязи грунтовой дороги. Кругом все до ужаса безобразно: бесконечная грязь, серое небо, обезлиственные, мокрые ракиты и в растопыренных сучьях нахохлившаяся ворона. Ветер то стонет, то злится, то воет и ревет».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});