Словом, на день, два, а то и больше я обречена вкушать все роскошества «Тангейзера». Захоти я выйти за порог, мне придется напялить маску, да еще перчатки. С другой стороны, у нас в номере есть экран во всю стену, и стоит только пожелать, как на нем появится запись или прямая трансляция из любого театра или клуба Венусбурга. Цветная и выпуклая. Некоторые «развлекательные» программы — я смотрела их, когда поблизости не было ни Кларка, ни дяди Тома — изрядно расширили мой кругозор. Надо сказать, что у нас на Марсе культура, в общем-то, пуританская. А на Венере нет законов как таковых, только инструкции и правила Венерианской Корпорации, но они не касаются личного поведения. Я выросла с убеждением, что Марсианская Республика — общество личной свободы, и до сих пор так считаю. Но оказалось, что между марсианской свободой и венерианской — огромная разница.
Венерианская Корпорация владеет здесь всем, чем стоит владеть и контролирует все более-менее прибыльные гешефты. Дела здесь делаются так, что любой марсианский бизнесмен хлопнулся бы в обморок. Но и венерианам, наверное, пришлись бы не по вкусу наши обычаи. Одно я могу сказать точно: одна девушка с Марса покраснела в первый раз за много лет и переключила программу, хотя и не поверила, что такое может быть на самом деле.
Но экран во всю стену — не единственная достопримечательность нашего номера. Чтобы обследовать его целиком, надо запастись пищей и водой, а бассейн такой огромный, что в нем наверняка бывают бури. Моя «личная» ванная побольше иного гостиничного номера, и в ней столько разных штучек, что без инженерного диплома там и рук не вымоешь. Но я все-таки научилась ими пользоваться и теперь даже удивляюсь: выходит, что я всю жизнь обходилась без элементарных удобств.
Короче говоря, я просто влюбилась в ванную! До сих пор верхом моих притязаний по этой части был отдельный умывальник. При таком братишке, как Кларк, в пузырьке, где еще вчера был лосьон, вполне может оказаться азотная кислота, а то и что-нибудь похуже. Он считает, что ванна придумана не ради гигиены, а для химических опытов.
Но самое дивное в нашем номере — рояль. Нет, милые мои, это вовсе не клавиатура с электронной схемой, это настоящий рояль. Деревянный. На трех ножках. Громадный. Грациозный и неуклюжий одновременно. Такой не задвинешь в угол, он предназначен для зала. И внутри все без обмана: стоит приподнять крышку и вам откроется сияющая арфа и весьма сложный механизм.
По моим подсчетам, на всем Марсе не более четырех роялей. Один стоит в музее и, наверное, сломан — на нем никто не играет. Второй — в Академии Лоуэлла, но внутри у него — электроника. Третий — в Розовом Доме, будто у Президента есть время музицировать. Четвертый — в Зале Изящных Искусств, на нем иногда играют заезжие знаменитости, хотя сама я ни разу не была на таких концертах. Появись на Марсе пятый рояль, об этом долго бы трубили в новостях.
«Наш» рояль сделал некий Стейнвей. Наверное, у него ушла на это вся его жизнь. Репертуар у меня бедный, лучше всего у меня выходят «Палочки для еды». Этот опус я и исполняла, пока дядя Том не зажал уши. Потом я его наглухо закрыла: мне не понравилось, как Кларк смотрит на рояльную механику. Я пообещала переломать ему во сне руки, если он хотя бы пальцем дотронется до рояля. Именно так. Вежливо, но твердо. Он сделал вид, что не слышит, но я-то знаю, что говорила не в пустоту. Рояль служит Музам и не должен стать жертвой нашего Маленького Архимеда.
Что бы ни говорили электронщики, разница между «роялем» и Роялем огромна, пусть даже их глупые осциллоскопы показывают, будто звук у них одинаковый. Одно дело — закутаться в сорок одежек и совсем другое — забраться на колени к Па и согреться по-настоящему.
Когда закончился мой домашний арест, я побывала в казино с Герди и Декстером Куной. Декстер — родной сын мистера Курта Куны, Председателя Правления. Кстати, Герди собирается остаться на Венере, и это очень меня огорчает.
Мы с ней сидели одни в нашем огромном номере. Герди тоже живет в «Тангейзере», но она сняла весьма скромный номер, он чуть больше ее каюты на «Трезубце». Я от большого ума пригласила ее к нам и только потом сообразила, каково ей было смотреть на весь этот блеск и великолепие. Я попросила Герди помочь мне одеться. Дело в том, что я теперь ношу целую сбрую, чтобы не расплюснуться, как амеба, при 84 % земной нормали. В туфлях у меня — супинаторы, то тут, то там — разные штуковины. Я умолчу, как их называет Кларк, он грубиян, невежа и вообще варвар.
Тошно мне от них, но никуда не денешься, а упражнения, которыми я изнуряла себя на «Трезубце», помогли мало. Одно это вполне может отшибить охоту жить на Венере и на Земле, будь они даже столь прекрасны, как наш Марс.
Герди помогла мне надеть эту сбрую. Кстати, именно она и купила ее для меня. Но сначала она раскритиковала мой грим, а ведь я в точности скопировала его из последнего номера «Афродиты».
— Иди умойся, Подди, — сказала она, едва глянув на меня, — а потом начнем все сначала.
— И не подумаю! — решительно ответила я, надув губы.
С первых же шагов, я заметила, что на Венере все женщины раскрашены, как Кранокожие Индейцы, которые стреляют в Славных Ребят. Мария и Мария, например, на работе носят втрое больше грима, чем мама на званом ужине. А когда мама на работе, она и вовсе не пользуется косметикой.
— Подди, ну будь же умницей!
— Я и так умница. Даже малый ребенок знает, что нужно все делать так, как делают местные жители, иначе покажешься невежей. А ты сама? Посмотри-ка в зеркало!
Грим Герди был явно из того же журнала.
— Я знаю, как выгляжу. Но я вдвое с лишком старше тебя, и никто не поверит, будто я молода, нежна и невинна. Оставайся собой, Подди, никогда никем не прикидывайся. Вспомни миссис Грю. Она толстая пожилая дама, но с ней приятно, потому что она не корчит из себя кошечку.
— Ты хочешь, чтобы меня приняли за какую-нибудь деревенщину?
— Я хочу, чтобы тебя приняли за Подди Фрайз. Давай-ка попробуем найти золотую середину. Конечно, здесь даже сопливые девчушки мажутся сильнее, чем взрослые женщины на Марсе. Я предлагаю компромисс. Вместо того чтобы размалевывать тебя под венусбургскую шлюху, мы сделаем из тебя юную леди из хорошей семьи, прекрасно воспитанную, много путешествовавшую, терпимую к любым обычаям и нравам и настолько уверенную в себе, что гримасы местной моды оставляют ее совершенно равнодушной.
Герди — истинный художник. Она возилась со мной больше часа, а когда закончила, невозможно было понять, есть на мне грим или нет. Получилось вот что: я стала года на два старше, если считать по-марсиански, а по-венериански — на все шесть. Лицо стало тоньше, куда-то подевалась курносость, откуда-то взялось очаровательное выражение легкой усталости от всего мира. Глаза сделались огромными. — Ну как, довольна? — спросила Герди.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});