Когда принц вышел из зала малых приемов, стража уже стояла наготове, но государь появился вместе с сыном и шел, опираясь на его плечо. А монахи Королевского храма окружили их плотным кольцом, вытянув вперед руки с открытыми ладонями, в которых вдруг заплясали алые язычки пламени…
Начальник стражи колебался недолго и упал на колено прижав к сердцу кулак.
— Слава государю! Слава хэтану-ару!
Стражники, помедлив, подхватили клич.
Из харадских «Хроник Тринадцатилетней войны»
«…В шестой месяц двести первого Года Змея, в правление государя Анхир-анны-ару Благословенное Солнце в Керанане было явлено знамение. Государь, устав от бремени правления, пожелал передать власть достойнейшему. Князья и хэтаннайн-айя, верховные жрецы шести главных храмов, настаивали на том, чтобы государь, следуя древнему закону, передал власть не сыну, но одному из „первых родичей“ — из государевой родни второго и третьего колена, как по мужской, так и по женской линии. А были среди них хэтан-айя Техменару из храма Всадника Батта, что в княжестве Симма, и двоюродный брат государя князь Эрханна, и брат его матери старый князь Дулун-анна с сыновьями и дочерью-воительницей Тисмани, и многие другие.
А люди говорили — слетелось воронье терзать тело Ханатты.
И тогда вышел хэтан-айя Королевского храма, или Храма Солнечной Девы-Праматери, и заговорил, и голос его был слышен каждому так, словно говорил он только ему, и проникал он в сердце, возвышая дух благочестивых и устрашая сердца злонравных. И сказал он о явлении Посланника Солнца в храме Солнечной Девы-Праматери и о Мече. Так говорил он:
— Меч этот ниспослан тому, кто станет истинным государем и чья власть и слово будут благословенны перед Солнцем!
И тогда встал государь Анхир-анна-ару, и простер руку, и взял меч, и тот вспыхнул в руках его подобно лучу солнца. И сказал государь:
— Ныне слагаю я власть свою, — и в знак сего распустил волосы и срезал их мечом, и меч в его руке погас. — Пусть же возьмет этот меч тот, кто считает себя достойным принять вместе с ним власть в Ханатте! — И положил он меч на Солнечный Престол и отошел в сторону, встав рядом с отцом Маараном, и жрецы Девы-Праматери окружили его, а в руках их плясал огонь.
И сразу трое бросились к мечу. Хэтан-айя Техменару взял меч, но не вспыхнул он в его руке, а сам жрец завопил от боли и выронил его, и рука его была сожжена, как если бы схватил он раскаленный металл. Тогда старший сын князя Дулун-анна обернул руку плащом и взял меч, но тут же закричал и уронил его. А когда сняли плащ с его руки, то был он прожжен.
И люди стали насмехаться, и кричать злые слова, и славить государя. И тогда хэтан-ару Керниен взял меч, и тот не опалил его руку, а вспыхнул золотым лучом, и закричали все:
— Вот анна-ару истинный! Да будет властвовать!
И никто из «первой родни» не посмел сказать ни слова против, но разъехались тут же по своим уделам, затаив в душе злобу. А госпожа Асма-анни из храма Гневного Солнца склонилась перед государями старым и молодым первой и воскликнула:
— Ныне Солнце явило Ханатте милость свою!
А хэтан-ару сказал:
— Не посмею я назвать себя Священным Правителем, ибо жив мой отец, но меч приму. Ныне да будут дела священные уделом отца моего, ибо благ он и мудр, а моими станут дела власти и войны. Анна-ару, «святой владыка» будет отец мой, а мне прозвание — керна-ару, «владыка-копьеносец», доколе жив отец мой. Отныне же будет верховный правитель и владыкой Меча, и владыкой священного Зеркала, и верховным военачальником, и верховным жрецом, и так будет навеки, и никто сего более не изменит».
Из донесения начальнику разведки двенадцатого легиона «Ангрен»
«По сведениям, полученным вчера ночью, Харад на грани междоусобной войны. Государь проявил неожиданную решимость и передал власть воинскую и государственную старшему сыну, человеку отважному и жестокому. Князья Дьяранна и Дулун-анна через легата Линтора намерены просить помощи у Нуменора»…
…Они остановились, когда только-только начали загораться первые звезды. Усталости он не ощущал. Каждый вечер он как убитый засыпал где придется — на камнях, на траве, в путевой хижине. Мыслей в голове не было никак Только тоскливая злость и нетерпение.
Нынешней ночью сон не шел.
Горы уже остались позади, теперь перед ними расстилались холмистые предгорья, поросшие чахлым колючим лесом. В сумерках миновали первую харадскую заставу. Стража выглядела относительно прилично, хотя у нуменорца иных чувств, кроме брезгливой жалости, эти перепуганные вояки не вызывали. Они действительно с плохо скрываемым страхом смотрели на всадников, явившихся из опасной страны. Оттуда редко кто появлялся. Приказ Эрхелена еще никто не отменял.
А тут явились целых двое, один здоровенный и лицом — вылитый морской варвар. А второй заговорил — и стража в полном составе вдруг почему-то поняла, что вот этих они пропустить просто обязаны. И пропустили. Почему — потом никак в толк взять не могли, так что решили промолчать. Правда, никто и не спрашивал, а потом времена настали другие…
А Эльдариону-Хэлкару-Аргору хотелось, чтобы у коня выросли крылья. Ожидание раздражало неимоверно. Он летел навстречу великим деяниям. Он отправлялся строить Нуменор. Свой Нуменор.
Дорога была паскуднейшая. Ничего, тут еще проведут новую, нуменорскую. Достойную его Нуменора.
Небо постепенно светлело. Два всадника остановились. Где-то впереди и слева вставало солнце, наливая туман золотым и алым — цветами королей. Слева от дороги виднелась тропа, поднимавшаяся по каменистому холму наверх, в заросли кривоватых деревьев с блестящими темными листьями. В сильно заросшем распадке журчал ручей, уходя под дорогу, в каменную трубу.
По едва заметной дорожке оба поднялись к небольшой площадке. Тут явно ходили, и часто. Оставили коней. Майя тихо коснулся рукой небольшой монолитной глыбы, и она бесшумно отошла в сторону, открыв узкий каменный ход в стене холма.
— Идем.
Аргор шагнул вперед, еще ничего не видя. Постепенно глаза его привыкли к темноте. Коридор освещали пробивавшиеся сквозь щели между камнями лучики света, в которых плясала пыль. Пылища была везде. Хотелось чихать. Терпение нуменорца иссякало, и в груди опять начинала подниматься холодная черная волна злости на все окружающее. Но тут майя толкнул дверь, и они попали внутрь.
Это был очень старый храм, построенный еще по приказу того самого вождя, что когда-то не то вонзил копье в этот холм близ гор, не то совокупился здесь с кобылой солнечной масти. Храм был невелик. Человека здесь не подавляло могущество божества; скорее тут нисходило в сердце спокойное благородное раздумье, ощущение беседы с доброжелательным собеседником. И собеседником был бог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});