Читать интересную книгу Страна последних рыцарей - Халил-бек Мусаясул

Он был прав, ощущая нелепость и несоответствие всего происходившего его положению в светском обществе. От патриархальных взглядов наших отцов, считавших брак и воспитание детей важным и почетным делом, а любовные похождения смешными и бессмысленными, он давно отошел. Однако уважение к обычаям оказалось достаточным, чтобы заставить его в этот раз почувствовать их силу, и он, никогда не любивший ждать, сидел тут в вынужденной и праздной изоляции. Мы пытались поднять ему настроение, испытывая при этом легкое злорадство.

Между тем настало время, когда мы, родственники и друзья жениха, должны были выехать навстречу невесте, приближающейся со своей свитой, и сопровождать ее до нового дома. Избранница была из рода Гитинавасул, а Гуниб был местом встречи обоих тухумов, чтобы затем вместе направиться в Чох. Я был тогда еще подростком, неопытным в оценке женщин, но я искренне обещал Алтаю, если мне удастся увидеть невесту без покрывала, обязательно сказать ему сразу свое компетентное мнение «художника».

За невестой ехало сорок наших мужчин во главе с пожилым, седовласым дядей майором Хаджи-Мохама. Когда конная процессия вышла из горных теснин на широкую речную долину, наш предводитель презрительно сказал: «Нынешняя молодежь стала какой-то вялой и медлительной. Не то, что в наше время, когда поездки за невестой оживлялись смелыми и мужественными поступками. При виде такой прекрасной равнины мы не могли спокойно ехать и тут же пускали лошадей вскачь и делали всякие выкрутасы!» Всадники не заставили себя ждать, стараясь превзойти друг друга в исполнении смелых трюков. Но, по мнению главного, это не шло ни в какое сравнение с тем, что совершали смельчаки в годы его юности. Подстегиваемый своими горячими и громкими возгласами, он вдруг вскочил ногами на седло своего коня и, стоя подстрелил кружившего над нами орла. Ликование, вызванное его поступком, примирило офицера с настоящим.

У Гунибского моста, как и было условлено, мы встретились со свадебным поездом невесты. Она, вся закрытая, сидела со своими нарядными подружками в тройке. Ее сопровождали пятьдесят всадников, среди них молодые красиво одетые юноши и пожилые мужчины. Вслед за ними в повозках, запряженных волами, ехали женщины. Они везли приданое и подарки: ковры, одежду, посуду и приборы. Окруженные любопытными зеваками, мужчины приветствовали друг друга громкими возгласами, после чего все снова пришло в движение. И мы направились с нашими гостями в Чох. Обратный путь казался более длинным из-за неисправности многих повозок, а также потому, что в каждом встречавшемся на пути ауле по обычаю свадебному поезду преграждали путь молодые веселые парни и требовали в качестве выкупа вино и звонкую монету. Для выплаты шутливой пошлины нас заранее снабдили всем необходимым.

Наконец, наш свадебный кортеж вошел в Чох, где он был встречен радостными, ликующими возгласами и музыкой. Когда мы добрались до дома жениха, навстречу невесте во всем своем величии вышла тетя Мури. Одетая в пышный праздничный наряд, она подошла к девушке, обняла ее, не открывая лица, затем взяла из протянутой пиалы ложку меда и дала ей отведать, потому что именно так выражают у нас невесте пожелание будущей сладкой и приятной жизни в супружеском доме. Потом она проводила девушек в гостиную, находившуюся на первом этаже. Мужчины пошли в противоположном направлении, в большое помещение, где те, кто постарше, сели на ковры и вели беседу, а те, кто помоложе, стояли вдоль стен, потому что уважение к старшим не позволяет им садиться без разрешения. Вскоре началось долгое, состоявшее из многих блюд застолье. Женщины и мужчины сидели, как у нас принято, раздельно. Напрасно я старался заглянуть в кунацкую, где находилась невеста, чтобы увидеть ее.

Вечером мы, двоюродные братья, вручали невесте подарки: шелка, шитье и украшения, а она, в свою очередь, раздавала нам, родственникам будущего мужа, свои дары. Во время этой церемонии лицо ее было открыто, и когда я принимал из ее рук отделанную золотом каракулевую папаху, шелковый бешмет * тонкой работы и серебряный портсигар, я увидел, что у нее прекрасные темные и улыбающиеся глаза и движения, полные изящества и скромности. Выполнив свою задачу, я тут же побежал к Алтаю, который все еще в одиночестве сидел в своей комнатушке и воспринял мое сообщение со смиренной улыбкой, бедняга.

Лишь на второй день свадебных торжеств жениху разрешалось появляться на людях. Так одиночество Алтая подошло к концу. Он вышел в свадебный круг в роскошной новой черкеске, подошел по обычаю к невесте, чтобы пригласить ее на танец. И в это время две подруги приблизились к ней, и взяв за концы накинутое на нее покрывало, открыли ей лицо. И тут суженые впервые увидели друг друга воочию. Алтай, уже вошедший в свою роль, окинул взглядом девушку, похожую на еще нераспустившийся бутон, ее по-детски мягкое лицо и тени длинных опущенных ресниц на раскрасневшихся от смущения щеках. И невеста, вероятно, несмотря на скромно опущенные вниз глаза, успела чисто по-женски заметить все, что заслуживало ее внимания. Под доброжелательные аплодисменты гостей они исполнили танец, в котором ей, трепетной лани, убегающей от преследований, и ему, отважному охотнику, была предоставлена возможность для яркого проявления своей индивидуальности. После этого мулла закрепил молитвой брачный союз. А в конце длинного дня, сопровождавшегося праздничным весельем, пиршеством, музыкой и танцами, невесту повели в брачные покои. Ушли последние гости. Вечерняя звезда сияла чистым блеском над вершинами гор, все ниже опускался бархат ночи. И тут три выстрела разорвали уютную тишину ночи, дав тем самым знать, что невеста пришла к жениху чистой и непорочной.

Но это были еще не все требования, которые строгие обычаи гор предъявляли ротмистру Алтаю. Ранним утром следующего дня, когда муэдзин еще не спел свою призывную молитву, он вышел и направился в бассейн при мечети, в ледяной источник которого наши мужчины погружали свои тела после брачной ночи, тем самым давая обет в том, что их мужество не должно под влиянием любовного удовлетворения предаваться чувственным наслаждениям. Как и полагалось в таких случаях, Алтай накрыл здесь, прямо в бассейне, прощальный стол для друзей, и, наконец, по древнему языческому обычаю об стенку был разбит глиняный сосуд с бузой в качестве жертвоприношения.

Около месяца прожил Алтай в родительском доме с Кусум, своей супругой, когда он получил приказ незамедлительно вернуться в свой полк в Грозном. Известный своей жестокостью разбойник Зелим-хан {59} совершал со своей бандой набеги на местность, и полку Алтая был отдан приказ о преследовании и захвате абрека. Мать была очень встревожена опасным призывом, молодая жена пролила много слез. Алтай же спокойно уехал на своем резвом танцующем коне, чтобы в гарнизоне начать свою прежнюю, мало в чем изменившуюся жизнь.

Поймать разбойника оказалось нелегким делом, так как он по доброй старой привычке абреков отнимал у богатых и помогал бедным, и поэтому пользовался симпатией народа. Однажды он даже умудрился вручить Алтаю через посыльного письмо следующего содержания: «Знай, молодой земляк, что это в моей власти убить тебя. Сотни раз я был вблизи тебя, сидя в засаде за скалами или спрятавшись в густой листве дерева. Я знаю, что ты, как слуга царя, обязан преследовать меня, но не воображай, что ты такой уж герой, потому что твоя жизнь в моих руках. Сидя на коне, ты радуешь мои глаза, сокол, и я сдерживаю пулю в стволе и не хочу пока убивать тебя. Да сохранит тебя Аллах! Зелим-хан».

Алтай пришел в ярость от этого вызывающего и хвастливого послания, и это удвоило его усилия. Женщины в большом доме в Чохе дрожали от страха, когда до них дошла эта весть. Но разбойник неожиданно исчез из поля зрения Алтая, не успев выполнить свою угрозу.

Впрочем, Зелим-хану повезло, он не увидел триумфа своих врагов. А произошло это так. Две тысячи рублей пообещало русское правительство за голову бунтаря, когда он однажды ночью, смертельно больной, постучался в дом одного земляка, бедного дровосека. Абрек попросил хозяина: «Разреши мне несколько дней передохнуть в твоем доме, друг. Если я умру, то завещаю тебе свое тело, ты можешь, прострелив его несколькими пулями, отдать русским и заработать две тысячи рублей. Если же твои заботы спасут меня от смерти, ты получишь от меня вдвое больше». Бедняга ухаживал за больным разбойником, как за королем. А когда гость умер, он не решился дотронуться до трупа, но сообщил властям о случившемся. Русские не хотели верить в смерть хитрого и ловкого абрека, постоянно водившего их за нос. Отряд солдат двинулся к полуразвалившемуся домику и начал стрелять по нему, несмотря на заверения дровосека, пока он полностью не рухнул. Среди развалин лежало холодное тело разбойника, тихо ушедшего от преследователей. Ни с чем повернули оттуда русские солдаты.