Наряду с крестьянством на борьбу поднималось и плебейство — городская беднота. Уже в семидесятых годах голодные бунты, нападения на продовольственные склады и магазины происходили в Руане, Реймсе, Дижопе, Невере, Лионе, Париже и других городах. Во второй половине восьмидесятых годов, особенно начиная с 1788 года, голодные бунты вновь вспыхнули в ряде городов — Лилле, Камбре, Дюнкерке, Марселе, Тулоне, Эксе и других — с прогрессирующей силой. Народ требовал хлеба и дешевых цен на продукты питания.
Все пришло в движение. Все были охвачены недовольством. Сознающая свою силу, экономически могущественная, политически бесправная, буржуазия проявляла готовность идти на союз с народом, чтобы добиться власти. Все третье сословие сплачивалось против феодально-абсолютистского режима; классово неоднородное, оно выступало единым в борьбе против абсолютистского произвола.
«Партия философов», «партия вольнодумцев», преследуемая и травимая правительством и церковью, приобрела такое моральное влияние и авторитет, каким она ранее никогда не располагала.
Когда Вольтер в 1778 году, после двадцатилетнего перерыва, приехал в Париж, он был встречен такими шумными овациями, таким единодушным и бурным проявлением чувств уважения, симпатии, восхищения, которых не удостаивался король даже в первые, лучшие годы своего царствования. Восьмидесятичетырехлетний Вольтер вступил в столицу Франции триумфатором.
Сторонний наблюдатель Денис Иванович Фонвизин, автор «Недоросля», путешествовавший в тот год по Европе и оказавшийся в марте — апреле в Париже, так передал в одном из писем свои впечатления о восторженном приеме, оказанном знаменитому писателю:
«Прибытие Вольтера в Париж произвело точно такое в народе здешнем действие, как бы сошествие какого-нибудь божества на землю. Почтение, ему оказываемое, ничем не разнствует от обожания. Я уверен, что если б глубокая старость и немощи его не отягчали и он захотел бы проповедовать теперь новую какую секту, то б весь народ к нему обратился…» И далее Фонвизин рассказывал, какие почести оказывались Вольтеру в Академии, в театре, на представлении его трагедии «Ирена», на улице, где огромные толпы народа сопровождали с факелами в руках карету знаменитейшего из французов, приветствуя его до самого дома возгласами: «Да здравствует Вольтер!»
В этих стихийно возникших, общенародных манифестациях весной 1778 года, потрясших Париж, а за ним и всю Францию, проявлялось не только признание великого таланта и больших заслуг писателя, в них выражалось одобрение той политической критике слева, тому духу «вольнодумия», авторитетнейшим представителем которых в глазах народа был Вольтер.
Великий писатель, не выдержав огромного душевного и физического напряжения этих дней триумфа, в мае 1778 года умер в Париже.
Другой «властитель дум» современников, обретший огромное, еще большее, чем Вольтер, влияние на молодых людей своего века, — Жан Жак Руссо, умер в том же 1778 году. Руссо никогда не испытывал таких волнующих часов общенародного признания, которые довелось пережить Вольтеру. До последних своих дней он жил все той же неустроенной, нескладной, бездомной жизнью.
«И вот я один на земле, без брата, без ближнего, без друга — без иного собеседника, кроме самого себя», — так начинал Руссо последнее свое произведение, начатое за два года до смерти. Недоверчивый, подозрительный, чувствовавший себя всегда чужим среди своих великосветских поклонников, он не искал громкой славы и шумным встречам предпочитал «прогулки одинокого мечтателя»2. Он умер в чужом доме, в Эрменонвиле, в имении маркиза де Жирарден, куда он бежал из опостылевшего ему Парижа.
Но когда «одинокого мечтателя» не стало, вся молодая Франция оплакивала потерю великого человека, которого она вскоре провозгласила «апостолом равенства».
Через несколько лет умерли Дидро, Д’Аламбер, Мабли, Гольбах, несколькими годами раньше — Гельвеций. Самые выдающиеся представители «партии вольнодумцев» один за другим сходили со сцены…
Век Просвещения не закончился со смертью самых замечательных его представителей — он продолжался. Молодые люди, знавшие уже Вольтера или Руссо по мраморным бюстам или потемневшим переплетам их книг, побывавших в руках сотен читателей, открывали в этих пожелтевших страницах новый, сокровенный смысл. Они прочитывали эти старые сочинения глазами поколения, приближавшегося вплотную к революции, и для них идеи и слова великих классиков восемнадцатого столетия приобретали болеё радикальный, а порою даже более революционный смысл, чем тот, который придавали ему некогда авторы.
Новая поросль литераторов — публицистов, философов, социологов, драматургов, поэтов — продолжала дело старшего поколения. Среди них не было звезд первой величины, «титанов», какими представлялись теперь отделенные уже несколькими годами посмертной славы Вольтер, или Руссо, или вся великая плеяда «энциклопедистов».
Но эти новые писатели, пришедшие им на смену, были в некоторых отношениях смелее, решительней; они выдвигали на первый план политические вопросы и трактовали их в радикальном духе, острее и дерзновеннее.
Разносторонне талантливый Антуан Никола де Кондорсе, математик и социолог, поборник идеи народного суверенитета; публицист и социолог Жан Пьер Бриссо; последователь Руссо, автор «Размышлений гражданина» Госселен; плодовитый автор социальных романов с утопическими мечтаниями Ретиф де ла Бретонн; наблюдательный, зорко видевший бытописатель «Картин Парижа» Луи Себастьян Мерсье; острый памфлетист, человек большого таланта и необузданных страстей, честолюбивый, жадный к жизни граф Оноре де Мирабо; умный, расчетливый, резко ставивший в своих памфлетах главные политические вопросы аббат Сиейс — таковы были лишь наиболее известные из имен нового, младшего поколения политических писателей, продолжавших дело прославленных литераторов «века разума».
Между этими новыми авторами, овладевшими общественным вниманием, были немалые различия в политических взглядах, программных целях и, наконец, в таланте. Но при этих существенных различиях всех их объединяло глубокое отвращение к абсолютистскому режиму и его институтам, сознание необходимости больших политических и социальных перемен. Все они — каждый по-своему — революционизировали умы и сердца своих соотечественников.
Может быть, в еще большей мере подготовке общественного сознания к надвигавшейся революции помогали мастера, чье творчество по самой своей природе казалось далеким от передовой политической литературы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});