Как вы выбирали место для съемок? Когда мы говорили о «Фата-моргане», вы упомянули, что важно было поймать «ритм и чувственность» пустыни. Можно ли то же сказать о джунглях?
Безусловно. Это в Голливуде пейзажу отводится роль просто красивой картинки, декорации, но в моих фильмах — никогда. В «Агирре» нет буйной экзотической растительности, как в рекламном ролике. Порой мир джунглей в фильме настолько странен и неправдоподобен, что можно подумать, это какой-то специальный эффект. Джунгли — это воплощение наших грез, наших самых сильных эмоций, наших кошмаров. Это не просто место, это состояние души. Они обладают почти человеческими качествами. Джунгли — неотъемлемая часть внутреннего ландшафта героев. Впервые столкнувшись с джунглями, я спросил себя: «Как, используя эту природу, создать психологические пейзажи?» Я не бывал в Перу до съемок «Агирре», но и пейзаж, и атмосферу воображал во всех подробностях. Любопытно, что когда я приехал туда, все в точности так и оказалось. Как будто пейзажу ничего не оставалось, как «подстроиться» под мое представление о нем.
Я направляю пейзажи, так же как направляю актеров и животных на площадке. Все думают, что это шутка, но я вполне серьезен. Я стремлюсь вдохнуть в пейзаж определенную атмосферу, наделить его вполне конкретным характером при помощи звука и изображения. Большинство режиссеров используют пейзаж просто в качестве украшения для происходящего на переднем плане. Мне нравятся отдельные работы Джона Форда. Долина монументов в его работах никогда не выступает в качестве декораций, скорее, она символизирует дух героев. Вестерны, как известно, повествуют о торжестве справедливости, и когда я вижу Долину монументов в фильмах Форда, я каким-то удивительным образом начинаю верить в американскую справедливость. Думаю, дар понимать пейзажи достался мне от деда. Как я уже говорил, он был археологом и как-то по-особенному чувствовал землю. Обнаруженный им Асклепион до этого безуспешно искали восемьсот лет. Последний доживший до наших дней участник тех раскопок — турок Ахмед, который хотел, чтобы я женился на его внучке, — устроил мне экскурсию по огромному полю на Косе. Другие археологи копали в десяти разных местах, но ничего не нашли. А мой дед по каким-то неведомым причинам решил копать посередине этого поля и сразу нашел римские бани.
Пейзаж всегда адаптируется к ситуации. Вспомните «Носферату», как Джонатан возвращается в Висмар. Общий план, экипаж едет по дороге, по обе стороны озера и деревья. Покой и красота, безмятежная картина — и в то же время в ней есть нечто странное. А в фильме «И карлики начинали с малого» вы сразу ощущаете значение пейзажей, как природа Лансароте усугубляет жесткую, пугающую атмосферу. Эта бесплодная земля, опустошенная извержениями вулканов более ста лет назад, напоминает лунный пейзаж. Когда мы там снимали, остров был практически черно-белым, никакой растительности.
Или кадры с ветряными мельницами в «Признаках жизни», где также чрезвычайно важен звук. Начал я с того, что взял запись аплодисментов тысячной толпы на концерте и искажал звук при помощи электроники, пока не добился звука ударов по дереву. Потом добавил еще одну дорожку — такой звук можно услышать, если припасть ухом к телеграфному столбу на проселочной дороге. Это гудение ветра в проводах мы в детстве называли «песней ангела». Я совместил «удары по дереву» с «песней ангела», и получился шум ветряных мельниц. Ни мельницы, ни пейзаж от этого не меняются, но зато меняется наш взгляд на них. Я хотел добиться свежего, непосредственного восприятия, эмоционального воздействия более сильного, чем могли бы оказать «реалистичные» звуки.
С вашим чувством пейзажей как-то связано то, что вы с самого начала снимали не в Германии, а в других странах, на разных континентах? «Признаки жизни» и «Агирре» «домашними» фильмами уж никак не назовешь.
Трудно объяснить, почему я снимаю далеко от дома. Если вкратце, я ищу некое место, расположенное к человеку, достойное человека. Утопические пейзажи, наверное, можно искать бесконечно, но одно я знаю точно: если сидеть на месте, сами они не придут. Для Ингмара Бергмана[43], хотя по большей части мне его фильмы не нравятся, отправной точкой, похоже, является человеческое лицо. Для меня же это очень часто пейзаж, реальный ли, воображаемый или пригрезившийся. Много раз я описывал в сценарии места, которых никогда не видел, но знал, что где-то они существуют, — и всегда находил их. Хочу отметить, что пейзажи становятся не только толчком к созданию фильма, но и его душой, и порой следом легко приходят сюжет и герои.
Пейзаж в «Агирре» — не экзотический фон. В нем чувствуется биение жизни, сила, энергия, которых вы не найдете в развлекательном кино, — там природа всегда какая-то искусственная. В поисках идеально подходящего для съемок места я сплавлялся по нескольким притокам, и выяснилось, что многие участки реки слишком опасны для группы и актеров в тяжелых костюмах. Наконец я нашел несколько впечатляющих и очень опасных на вид (но не слишком опасных в действительности) порогов, где могли пройти плоты, на которых мы собирались снимать.
Съемки, наверное, были трудными, особенно учитывая мизерный бюджет и небольшую съемочную группу.
Мы тщательно подготовились к съемкам. Неподалеку от Рио-Урубамбы был разбит лагерь на четыреста пятьдесят человек, включая двести семьдесят индейцев из горных селений, занятых в массовке. По ходу съемок мы перебрались на Рио-Уальягу, где наш лагерь затопило. Всего съемки заняли около полутора месяцев, причем одна неделя целиком ушла на переброску актеров и съемочной группы с одной реки на другую на тысячу шестьсот километров. На Рио-Нанай мы жили прямо на плотах, на одном из них оборудовали кухню. Джунгли в низинах затопило на многие мили вокруг, и суши не было в принципе. Все плоты должны были на милю отставать от того, на котором мы снимали, чтобы на излучинах они случайно не попали в кадр. И еще, поскольку берег как таковой отсутствовал, ночью приходилось привязывать плоты к свисающим ветвям деревьев.
Не забывайте, что бюджет картины всего триста семьдесят тысяч долларов, причем треть пошла на гонорар Кински, так что выбирать особенно не приходилось. Я просто не мог взять с собой на реку слишком много народу, поэтому в съемочной группе было меньше десяти человек. Пленки мы отсняли совсем мало, и опять в фильм вошел почти весь материал.
Когда не на что было позавтракать, я продавал свои вещи: часы, например, или ботинки. «Агирре» в буквальном смысле босяцкое кино, дитя бедности. Некоторые из актеров и статистов воспринимали это как достоинство фильма и не снимали съемочных костюмов даже в перерывах на отдых, хотя из-за влажности они очень быстро покрывались плесенью. Но знаете, в студии весь бюджет улетел бы за три дня. И, конечно, подлинную атмосферу Амазонки не воссоздать в четырех стенах. Ничего не оставалось, только идти в джунгли и снимать. Иногда происходили какие-то неожиданные вещи, и я включал это в сюжет. Один раз во время съемок река поднялась на пятнадцать или даже двадцать футов — съемочную площадку затопило, смыло все подчистую, даже несколько наших плотов. Но я нашел применение этому наводнению в эпизоде, когда испанцы решают, идти ли им вперед, строить ли новые плоты или вернуться к основной группе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});