Читать интересную книгу Не верь его улыбке (СИ) - Owl Eugenia

— А это значит, что твоя теория подвергается сомнению. Студента, который радуется, ты поздравишь и скажешь, что он отлично постарался. Второй вариант будет похож на первый, но здесь ты, возможно, добавишь немного больше участия, чтобы не только похвалить, но и как-то успокоить. А вот третий вариант самый сложный, ведь тебе нужно будет разобрать психологию поведения, факторы, которые повлияли на его реакцию. Докопаться до сути, почему же ему было всё равно на свой успех. Это долгий процесс. Как я уже говорил, ситуация может быть абсолютно одинаковой, но ты не сможешь применять одни и те же приёмы, иначе последствия будут необратимы.

— Говоришь так, будто испытал это на себе.

— Не отходи от темы. Я пытаюсь достучаться до тебя, чтобы ты поняла, что все твои записи бесполезны.

— Но если бы, — начала она, решив не сдаваться без боя. — Если бы мы изначально знали, чего хочет каждый из этих студентов, то всё было бы гораздо проще. Первый и второй мечтали сдать экзамен на отлично, а третий, предположим, не собирался никуда поступать, а хотел заняться любимым делом, но из-за строгих родителей ему пришлось усердно учиться, поэтому он и не рад результату. Если бы он смог обсудить всё с родителями, то и финал истории был бы другой.

— Тебе так нравится эта фраза «если бы»? — поинтересовался я.

— Да. — Утвердительно кивнула она в ответ, при этом её губы растянулись в улыбке. — Мы часто взвешиваем за и против уже после случившегося, и в голове всегда звучит эта фраза. Но я думаю, что её нужно применять перед тем, как что-то сделать. Ты так не считаешь? — спросила она и посмотрев мне прямо в глаза, наклонила чуть голову вбок, что придавало ей более озорной и любопытный вид.

— Никогда не задумывался над этим. Я сказал, что хотел и теперь собираюсь домой. Тебя подвезти?

— Нет, я уйду сразу, как закончу анализ происшествия. Увидимся завтра, — ответила она и погрузилась полностью в свой блокнот, который заполнялся новыми фразами, и был уже пятым по счёту с тех пор, как я работал с ней. Мне всегда было интересно, сколько же у неё всего таких полностью заполненных, но так и не спросил.

Наши дни. Детская площадка

Пока я мысленно погружался в прошлое, солнце уже скрылось за горизонтом и уступило место краскам ночи.

Металлические столбы, державшие качели, поржавели со временем и стали неприятно скрипеть от каждого нашего движения, но меня почему-то это даже успокаивало. Лео убрал руки в карманы кожаной куртки и слегка пожал плечами, от внезапно сорвавшегося ветра. Я поднялся на ноги и направился к выходу, но, не услышав следом шагов друга, обернулся. Он всё также сидел на своём месте и что-то рисовал на песке носком кроссовка.

— Ты не идёшь? — поинтересовался я.

— Доверяешь ли ты мне? — спросил он в ответ.

Эти несколько дней я только и делал, что думал о том, кому я могу довериться. И не находил лучшего варианта, чем друг, который знал меня с самого детства и принимал таким, какой я есть. И если вдруг я всё же ошибаюсь на его счёт, то буду злиться лишь на себя, поэтому посмотрев на него, с толикой надежды в голосе, произнёс:

— Не подведи меня.

Лео тут же воодушевился, и я отметил про себя его изменения, которые всегда происходили, когда что-то действительно имело для него значение. Спустя годы он не утратил присущего ему качества жизнерадостности и оптимизма. Имея возможность расположить к себе абсолютно любого человека за счёт своей искренности, он оставил в своём окружение всего пару человек, среди которых был и я, чему до сих пор не находил объяснения. А если спрашивал Лео, то тот отвечал всегда одной и той же фразой, тогда я решил ещё раз задать этот вопрос повзрослевшему другу:

— Почему ты всё-таки решил общаться со мной?

— Потому что ты — это ты, — ответил он.

— Ничего не изменилось, — сказал я, обнажая зубы в яркой улыбке, на которую был способен человек без эмоций (или уже частично без эмоций). — Давай поговорим в другом месте, становится холодно.

Лео кивнул головой, соглашаясь с моей идеей, но стоило нам сесть в машину, как его телефон яростно запел, оповещая о том, что ему стоит сейчас же ответить, что он и сделал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Старший инспектор Элизабет, — произнёс он, и я тут же напряг свой слух.

По ту сторону линии моя бывшая напарница что-то бурно рассказывала, как всегда и делала. Даже если она сокращала свои мысли до одного предложения, всё равно и эти пару слов были произнесены с особой интонацией и приобретали больший смысл, чем был в них заложен.

— Скоро буду, — закончил разговор Лео, и прежде, чем он успел мне что-либо мне объяснить, я выпалил:

— Я еду с тобой.

Сигнал в голове маякнул мне, что это может быть опасно, ведь директор Андерсон предупреждал меня несколько раз, чтобы я держался, как можно дальше от девушки. Но чем больше мне запрещали, тем больше я был уверен, что главная тайна и его слабость кроется именно в ней. Возможно, это было эгоистично с моей стороны, так рисковать, но в то же время, я дал себе обещание, что не позволю ей пострадать, чего бы мне это не стоило.

Лео проехал несколько кварталов и свернул по направлению к главной картинной галереи в городе. По дороге он успел мне коротко изложить произошедшее, точнее то, что услышал от Элизабет, полную же информацию мы могли получить, только пройдя на место преступления.

Здание было огорожено жёлтой лентой, в попытке сдержать самых любопытных. Среди разговоров, я ловил обрывки фраз, скорее всего очевидцев происшествия. Каждый наперебой старался рассказать свою версию, думая, что это сделает его каким-то особенным в глазах остальных. В такие моменты внутри меня зарождалось неизвестное чувство, как потом объяснила мне Элизабет, это было отвращение. Впервые, я ощутил его после раскрытия дела об убийстве шестнадцатилетней школьницы. Это было наше четвёртое по счёту общее расследование с тяжёлым исходом.

Около шести месяцев назад

Обветшалое здание старой библиотеки было перетянуто жёлтой лентой, а вокруг собрались те, кто даже и не ходил никогда этим путём, и, возможно, даже не знал о существование этой библиотеки. Но новости разлетелись быстро, и вот сотни любопытных глаз ждут зрелища, чтобы потом, за чашкой чая травить эту историю своим соседям и родственникам, приукрашая это всё вуалью таинственности. Через десять минут после нашего прибытия, мы услышали в толпе надрывный голос женщины:

— Моя девочка! Как это может быть правдой!??

Элизабет поспешила ей навстречу, чтобы успокоить, но никакие слова сейчас не могли помочь. Я же услышал разговор двух женщин в возрасте, которые и открыли во мне новое чувство.

— Представляешь, я как раз направлялась домой, как из окна выпала эта девица, — сказала она, изображая на лице нечто наподобие испуга.

— Молодёжь сейчас из-за всякой ерунды глупости совершают, и куда только родители смотрят, — вторила другая.

Они говорили так громко, что каждый мог отчётливо расслышать каждое слово. Я бросил взгляд в сторону напарницы, которая поддерживала за плечи рыдающую мать девушки, и в этот момент мы думали об одном и том же. Позже, когда, толпа зевак разошлась, а женщину забрали в участок для дачи показаний, я подошёл к напарнице, которая стояла, прислонившись к капоту полицейской машины, держа в руке стаканчик с дешёвым кофе.

— Что это было? — поинтересовался я.

— Ты о чём? — ответила она, сделав глоток уже остывшего напитка.

— Выражение твоего лица, когда ты услышала разговор.

— Ты об этом. Привыкай, чувство отвращения к таким личностям ты часто будешь видеть на моём лице.

Наше время. Картинная галерея

Не знаю, было ли сейчас моё выражение лица таким же, как у Элизабет тогда, но одно я знал точно, чувство отвращения снова пробиралось наружу, и чтобы подавить его, я надел перчатки, и вошёл следом за Лео в здание.

В большом зале было всего четверо: криминалист, который всегда работал с нами, директор галереи, Элизабет и мужчина, которого я видел впервые. Он что-то тихо, но эмоционально объяснял, при этом жестикулируя руками, и почему-то из-за этих действий показался мне знакомым.