— Есения…
— Простите, Христа ради. Есения с напоминашками о Валере .
— Кто такой Валера? — хитро дергает уголками губ.
— Да есть один пилот с обломанными крыльями в свободном падении.
Она смеется и соблазнительно прикусывает губу. Утащить бы ее сейчас с глаз и не выпускать из объятий, пока силы не кончатся.
Стиснув зубы, хрипло рычу. Воспоминания вчерашнего совместного душа лезут под кожу. Она может сколько угодно ломаться, но я уже знаю ответ. Лиза без меня и дня не проживет.
— Константин, — прерывает нашу беседу Кайсаров, — как Марьяша?
— Хорошо, — отвечаю, не глядя на него.
— Тогда предлагаю всем нам сесть и поговорить.
— Это будет очень долгий разговор.
— Мы никуда не торопимся.
Смотрю Лизе в глаза. Романтизм момента заметает следы. Не горю желанием базарить с Кайсаровым, но понимаю, что Лизе нужен этот разговор. Они с матерью должны помириться.
— На цокольном этаже есть кафешка, — отвечаю Кайсарову. — Ты же не побрезгуешь сосиской в тесте, Иван Григорич?
— Ждем вас там.
Он уходит, и Лиза выдыхает.
— Знаю, тебе обидно. Я тоже бычусь, когда моя мать заходит слишком далеко. Но как отец скажу, я чувствую себя ничтожеством, когда Бусинка на меня обижается. Твоей матери тоже тяжело. Тебе не обязательно прощать ее прямо сейчас. Просто выслушай ее, дай шанс. Вдруг другого случая не представится.
— Царев, — недоумевающе тянет она, — откуда ты такой взялся?
— Какой — такой?
— Идеальный…
Глава 14. Лиза
Глава 14. Лиза
Царев несовершенен. Этот человек спотыкается снова и снова. Но никогда не падает. Он всегда готов к худшему. Способен выбраться из любого болота. Помнит, что только движение вперед приведет его к цели.
За три дня, что Марьяна лежит в больнице, он не только умудряется помирить нас с мамой, но и зарыть топор войны с Кайсаровым. Причем, в самом прямом смысле этого слова. Они действительно едут в лес и закапывают купленный в строительном магазине топор. Еще и нас с мамой в качестве свидетелей с собой берут. Смешно, но именно в тот момент я понимаю, что без ума от нелепых поступков Царева.
Мама и Кайсаров возвращаются домой на день раньше нас. Царев предполагает, что готовят какой-то сюрприз. Я особо ни на что не рассчитываю. Когда мама узнает, чья Марьяна дочь, возможно, выдвинет мне новое обвинение. А пока я просто жду выздоровления этой куклы, привыкая к роли самой настоящей мамы.
— Что это? — спрашивает Царев, когда мы уже поднимаемся в лифте.
Я потратила много часов на составление списка всего необходимого для комфортного детства нашей дочери. Склеивала страницы в единое полотно, сворачивала рулончиком, повязывала бантиком. Ради этого момента — паники в глазах Царева при виде моего бесконечного заказа.
— Да так, кое-какие мелочи, — пожимаю я плечом и подмигиваю улыбающейся Марьяне. Некоторые позиции в список были включены с ее инициативы.
Царев сворачивает рулончик и улыбается нам самой широкой улыбкой:
— Как же я люблю вас, девчонки.
Наша собачонка первой выскакивает из лифта. Обнюхивает дверь квартиры Царева и мчится к моей. Там ей вкуснее пахнет. Тем более дверь гостеприимно открыта. Музыка, голоса, смех, аромат праздничного стола.
У Марьяны глазки загораются, когда она видит гелиевые шары под потолком.
— Это все для меня?! — ахает, напоминая нам о своей операции только приложенной к животику ладошке.
Из кухни вылетает Сенька с полным салатником в руках. Увидев меня, радостно взвизгивает и чмокает в щеку, но при появлении Царева за моей спиной меняется в лице. Чувствую, им долго придется притираться друг к другу. Там патологическая неприязнь. На уровне несошедшихся звезд.
— Есения, поспеши, — торопит ее мама. — С возвращением! Давайте проходите, — зовет нас.
Я раздеваю Марьяшу и веду ее в гостиную, где для нее готов праздник. Иван Григорьевич взрывает хлопушку с конфетти, Яська зажигает свечки на торте, и все дружно просят Марьяшу задуть их, загадав желание.
— Но у меня же не день рождения, — хлопает она ресничками.
— Скажем так, — подключается Яська, наклоняясь к ней, — это твой внеплановый день рождения.
— Ну ладно, — соглашается наша малышка и, закрыв глазки, задувает свечи.
— Ты знала? — шепчет Царев мне на ухо, пока Яська усаживает Марьяшу во главе стола, а Иван Григорьевич ходит вокруг и всех фотографирует.
— Вчера я созванивалась с сестрой. Она спросила, что можно сделать для меня, чтобы я простила ее. Я попросила организовать этот небольшой праздник.
— Ты попросила для Бусинки?
— Тебя это удивляет? — Поворачиваю голову и смотрю ему в глаза. — Она же теперь и моя дочь.
Он облизывается. Надеется, что я соглашусь выйти за него. Наивный.
К нам подходит Кайсаров и протягивает Цареву бумажный конверт.
— Это еще что? — напрягается мой настойчивый ухажер.
Опасается, как бы не очередной список пожеланий. Тихонько смеюсь. Несладко ему будет с двумя блондинками.
— Подарок крестнице в честь выздоровления, — поясняет Кайсаров.
Царев осторожно открывает конверт, вынимает документы и пробегает глазами по содержимому. Показывает мне два нотариальных отказа от прав на Марьяну. От Алины Чайкиной. И от моего отца.
— Как ты их получил? — спрашивает Царев, убирая документы обратно в конверт.
— Какая уже разница? Главное, что эта девочка только ваша. Никто никогда не предъявит на нее права.