С разных сторон к Белкиной потянулись люди.
«Человек тридцать», — мысленно прикинул До–рогин.
Каждому Варвара находила пару ласковых слов, она умудрялась одним кивком головы здороваться сразу с пятью людьми, и каждый из них считал, что кивок предназначен ему персонально.
Завидев стоящих в нерешительности Дорогина и Тамару, Белкина помахала им рукой.
—Подходите, чего вы стали? Мне всех пришедших сосчитать надо.
— У меня такое чувство, что мы лишние, — призналась Тамара на ухо Дорогину.
— Это тебе только кажется.
Белкина развернула блокнот, выхватывала из собравшихся взглядом тех, кого приглашала лично, сверялась со списком.
— Извините, но меня и в самом деле подвели, предупредили только с утра, что нужно собрать своих друзей.
— Варвара, зачем ты извиняешься? — сказал мужчина в узких дорогих очках. — Что я, не знаю телевизионных порядков?
— Ты знаешь, другие не знают. Пошли, я вас всех проведу.
Возле милицейского поста произошло целое столпотворение. Пропусков было заказано больше, чем пришло народа, кто‑то из приглашенных уже сумел проскользнуть в студию, воспользовавшись журналистским удостоверением.
Наконец все знакомые Варвары Белкиной перекочевали на другую сторону барьера.
— Пойдем быстрее, — скомандовала Белкина, — через час выход в эфир, а у нас еще ничего не готово.
Она шагала по коридору не оборачиваясь, знала, что приглашенные следуют за ней.
В студии было жарко и, как показалось Дорогину, пыльно. Он с удовольствием отметил, что стены студии задрапированы светло–бежевой материей.
«А ведь могли повесить и черную, тогда бы Тамара в черном костюме растворилась на фоне стен.»
С трех сторон невысокого подиума амфитеатром на подставках высились стулья, одинаковые, поблескивающие никелированными трубками. Человек двадцать уже сидели на них.
Тамара взяла Дорогина под руку и зашептала:
— Столько знакомых лиц, хотя раньше ни с кем из них я не встречалась. Но всех не раз видела по телевизору, в газетах.
— Видишь, в какую компанию мы с тобой попали!
«Теперь мне придется уважать Белкину еще больше, чем прежде. Если она в состоянии собрать массовку из таких величин, то, выходит, она сама в этой жизни кое‑что значит.»
— Варвара, ты почему так поздно? — набросилась на Белкину женщина режиссер, одна из немногих в студии, кто мог позволить себе носить джинсы и свитер. Ей самой в кадре работать не предстояло.
— Будешь возникать, я сейчас всех своих людей заберу. Ты же видишь, Аня, это профессионалы, им твои репетиционные прогоны ни к чему.
— Аня, отвяжись от человека, — к режиссеру спустился седой мужчина в темных очках и повел ее к подиуму. — Ты лучше следи за тем, как свет выставлен. Лица плоские получаются на правой трибуне.
Началась обычная предсъемочная кутерьма, когда кажется, что ничего не успеют сделать к выходу в эфир, когда в самый последний момент выясняется, что не хватает одного микрофона–петлички, когда прямо над головами сидящих взрывается киловаттная лампа в софите. Все нервничают, кричат друг на друга, но стоит зазвучать в студии голосу режиссера, усиленного динамиками, с напоминанием о том, что через минуту — после рекламного ролика — начинается выход в эфир, как тут же лишние люди исчезают, микрофон мгновенно находится, в киловаттном софите исчезает надобность, хотя еще минуту тому назад оператор уверял, что передача без него немыслима.
Тамара Солодкина с завистью смотрела на тех, кто абсолютно не волновался. Сама же она никак не могла унять дрожь в руках и крепко сжимала ладонь Дорогина. Варвара Белкина, сидя на подиуме в мягком кресле, покосилась на монитор и, видя, что там только начинается заставка ее передачи, негромко сказала:
—-Чего такие мрачные сидите? Улыбайтесь, — и высунула язык.
— Не прячь, тебе так идет, — сказала вторая ведущая.
— Я его и не собираюсь прятать.
— Студия, внимание! — прозвучало в динамиках.
И тут Тамара увидела, как на мониторе сквозь последние кадры заставки проступила студия, тот самый подиум, улыбающаяся Варвара Белкина, и почувствовала, как страх покинул ее. Ничего ужасного не произошло, мир остался прежним.
Когда она заметила саму себя на дальнем плане, ей захотелось помахать ладошкой. Раньше эту передачу ни Тамаре, ни Дорогину никогда смотреть не приходилось. Они вообще мало смотрели телевизор, отдавая предпочтение беседам, хотя, казалось бы, живя за городом, только через телевидение и можно ощутить причастность к остальному миру.
Замысел передачи был прост и в то же время привлекателен для зрителей. Кроме зрителей, пассивных участников, Белкина и ведущая пригласили нескольких героев журналистских репортажей Варвары — тех самых, имена которых в газете так и не были раскрыты. Их усаживали в отдельно стоящие кресла, отгороженные от яркого студийного света ширмочками, и в полумраке практически невозможно было разобрать их лиц. Начинался откровенный разговор о довольно‑таки страшных вещах, о взятых в долг и невозвращенных вовремя огромных деньгах, о торговле наркотиками и проституции, об убийствах. Но самое странное, это Тамара отметила для себя, о каких бы ужасах ни говорила Белкина, слушать ее было забавно и смешно. Она могла со смехом рассказывать о полуразложившемся трупе, при этом журналистка оставалась такой же милой и абсолютно не казалась циничной.
Минут через пятнадцать Солодкина и думать забыла о том, что передача идет в прямом эфире. Ей казалось, что она просто очутилась в гостях у Белкиной, куда пришли ее друзья, интересные, образованные люди. Иногда взглядами она выхватывала из сидевших в студии знакомые ей лица и каждый раз поражалась: это же надо, какие у Белкиной знаменитые друзья! Не отказались же, пришли, чтобы просто позировать в массовке!
Она и представить себе не могла, какие усилия, порой шантаж, пришлось использовать Варваре, чтобы заполучить такую завидную для других массовку.
В эфир пошла реклама. Белкина, улучив момент, крикнула Дорогину:
— Сергей, может, и ты хочешь сесть в кресло, пооткровенничать?
— Нет уж, Варвара, так мы не договаривались. Тамара не сразу поняла, что это всего лишь шутка, ведь передача распланирована наперед и время появления каждого из героев в кадре строго ограничено. Она всерьез испугалась за Сергея, схватила его за руку.
— Ты никуда не пойдешь!
— Ну конечно же, —- он мягко обнял женщину, ради нее он мог оказать даже Варваре, — я не заставлю тебя волноваться.
— Как хочешь. Мое дело предложить.
Эфир подошел к концу почти незаметно. На экранах мониторов пошли финальные титры. Микрофоны в студии отключили, публика поднималась, возле Варвары образовалось кольцо из людей.
— Пойдем, — сказала Тамара, заметив, что никто ими не интересуется. — Ты уверен, что мы найдем отсюда выход сами?
— Как получится.
— Разве ты не знаешь расположения студийных коридоров?
— Я тут бывал довольно редко, — взяв Тамару под руку, Дорогин повел ее к выходу.
Белкина догнала их возле огромной, массивной, звуконепроницаемой двери студии.
— Ребята, вы куда направляетесь? Наш праздник еще не закончился.
— Все, спасибо тебе, Варвара, мы прекрасно провели время.
— Не дурите! В нашем распоряжении всего лишь двадцать минут и три ящика шампанского.
— Ты знаешь, чем можно соблазнить Тому.
— Шампанским можно соблазнить любую женщину.
На ярко освещенном студийными софитами подиуме уже устанавливали подносы с бокалами, которые были составлены замысловатым образом. На плотно сомкнутые нижние ряды ставили второй слой, на них третий, четвертый и так, пока вся пирамида не завершалась одним бокалом. Шампанское лили в верхний, и шипучее вино, как по террасам в фонтане, пенясь, стекало в нижние бокалы.
— Красиво жить не запретишь, — комментировала Белкина.
Пробки вылетали одна за другой, шампанское пенилось, текло по рукам, капало на покрытие подиума. Никто не обращал на это внимания, всем было весело.