– Но я выбрала не тебя. Я выбрала свое «желание» сделать всех счастливыми и рассталась с тобой. Я должна была оставить тебя, если собиралась сохранить свой смысл жизни.
И вот что получилось в результате моего выбора. У Кадзуки была только я; когда мы расстались, он не выдержал. У него не было иного выхода, кроме как начать бесплодный и мучительный поиск меня.
Я в ответе за это, поскольку не понимала его истинного характера.
– Достаточно. К черту «смысл жизни» – мне плевать, если я потеряю этот смысл и стану совсем пустой… Беспомощно смотреть, как ты теряешь себя, гораздо хуже. Я хочу спасти тебя, Кадзуки! Потому что я… я лю-…
Внезапно я замечаю кое-что и прикасаюсь к своим щекам.
Они мокрые.
…Слезы.
– Не может…
Я все еще способна лить слезы? Я все еще настолько слаба?
Если я это осознала, дальше притворяться бесполезно.
– У… аа… уаааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!
Слезы текут и текут по моим щекам.
– Кадзуки… Кадзуки… КАДЗУКИ!!!
Кадзуки вернул мне слабость, от которой я давным-давно избавилась.
Он сумел изменить меня.
Раз так, я –
_Я___б_о_л_ь_ш_е___н_е___«ш_к_а_т_у_л_к_а».
– УАААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!
Я превратилась обратно в человека.
– Если я больше не «шкатулка»… если я больше не обязана посвящать всю себя своему «желанию»…
И я ору:
– Мне уже наплевать на «желание»! Просто спасите Кадзуки! Пожалуйста, спасите его! …Прекратите… Кадзуки, я хочу видеть тебя. Я хочу слышать твой голос. Я хочу ощущать твое тепло. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня. Я хочу, чтобы ты посмотрел на меня хотя бы еще один разочек. Кадзуки… Кадзуки… Кадзуки!..
Бам-бам-бам-бам-бам!
– Вернись ко мне… верни те прекрасные дни! Хватит. Хватит! Я не хочу больше терять тех, кого люблю! Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… Кадзуки… Кадзуки… останься со мной!..
Внезапно в голове у меня возникает мысль. Что было бы, поменяйся мы местами?
Я уверена – я сделала бы то же самое, что сделал он, как бы глупо это ни выглядело.
Я бы отбросила все, только чтобы встретиться с ним, даже если бы мне пришлось отказаться от самой себя, даже если бы он сам был против.
Со слезами на глазах я горько улыбаюсь.
– Мы… мы оба странные, правда? Кадзуки?
Что бы ни случилось, мы будем тянуться друг к другу.
Что бы ни случилось, мы будем пытаться жить вместе.
Почему так? Я не знаю. Я не знаю, но других вариантов просто не существует.
– Ч_т_о_-_т_о___н_а_с___с_о_е_д_и_н_я_е_т.
– Ч_т_о_-_т_о,___ч_т_о___м_ы___з_а_п_о_л_у_ч_и_л_и.
– Ч_т_о_-_т_о___ц_е_н_н_о_е___и___н_а_м_н_о_г_о___б_о_л_е_е___с_и_л_ь_н_о_е,___ч_е_м___«ж_е_л_а_н_и_я».
Бам-бам!
– Неужели ты не можешь слышать меня, Кадзуки?
Бам-бам!
– Неужели ты в самом деле не можешь слышать меня?
Бам-бам!
– Что ж, тогда я сделаю так, что меня будет слышно!
Я утираю слезы и сжимаю губы.
Я приняла решение.
Я уничтожу «Ущербное блаженство» и встречусь с Кадзуки, чтобы остаться с ним навсегда, пусть даже он сейчас лишь тень прежнего себя.
Но возможно ли это?
Ситуация с Кадзуки – не единственная проблема; мое собственное положение не менее затруднительно. Погоня за «желанием» долгое время заставляла меня жить на пределе и даже за ним. Если долго тянуть веревку, она либо порвется, либо растянется, но в начальное состояние не вернется. Если я потеряю «Ущербное блаженство» и всякую надежду когда-нибудь заполучить новую «шкатулку», то, вероятно, потеряю рассудок. И мы не сможем быть вместе.
Что же тогда делать?
(Найди ее.)
Я распахиваю глаза, услышав голос. Ко мне обращается «осадок».
(Найди нулевую Марию, которая плачет.)
– …Кто или что такое эта «нулевая Мария»? Я смогу быть с Кадзуки, если найду ее?
Однако «осадок» больше не отвечает. Я даже не могу сказать с уверенностью, что его слова имеют отношение к моей проблеме. Тем не менее я решила довериться этим словам.
Ведь это слова Кадзуки.
Я возвращаюсь в утратившее прозрачность море и тут же слышу голос.
Почему я до сих пор не обращала на него внимания? Потому что он тонул в смехе? Потому что я не хотела слушать? Так или иначе, я слышу голос, которого не замечала раньше.
По морю разносится плач девочки.
Мне совершенно не хочется этого признавать, но ее голос похож на мой.
Он исходит из самой глубокой части моря, покрытой черным слоем беспокойства. Не знаю, что будет, если я нырну в эту черноту – возможно, я застряну там, как в ловушке, и утону, – но я ныряю без всяких колебаний.
Чернота затвердевает вокруг меня, как вязкий бетон, густая чернота расстилается передо мной. Чернота. Чернота. Я не могу дышать, мне мерзко, мне больно, мне страшно, но я не останавливаюсь. Наощупь я плыву сквозь черноту в ту сторону, откуда доносится плач.
– Уу, ууу!..
Сейчас чернота меня проглотит.
Едва я успеваю так подумать, черная вуаль исчезает, и я прибываю в заброшенное место.
– Это место…
Ах… оно мне знакомо. Ни за что в жизни я его не забуду.
Едко-соленый запах моря. Дорога вдоль берега, неухоженная – потрескавшийся бетон, ржаво-красное ограждение; а за обрывом – захватывающий вид на океан. По другую сторону дороги высится заросший кустами и несколькими чахлыми деревцами холм.
Эта заброшенная дорога отняла у меня всех родных.
Однако это место – не реальность. И не то, что отложилось у меня в памяти. Потому что, когда я была здесь взаправду, непоправимое уже произошло. И кран успел поднять две рухнувшие с обрыва машины.
А значит, машины, которые, проломив ограждение, падают у меня на глазах, не настоящие. Это просто виртуальный образ.
Впрочем, воспроизведение того происшествия выглядит идеальным и до тоски реалистичным. Иллюзия кажется более реальной, чем сама реальность.
Смерть людей, которую я наблюдаю, тоже жутко реалистична.
Даже если я потянусь к ним в надежде спасти, не смогу даже прикоснуться – я ведь всего лишь зритель. Я могу только смотреть, как машина моих родителей пролетает мимо меня вниз. Я не могу изменить прошлое.
Мой отец и второй водитель погибли сразу. Мама умерла, не приходя в сознание. Сестра была в сознании, но умерла от потери крови по дороге в больницу. Таковы непоправимые факты.
Этот кошмар преследовал меня до самой потери памяти – нет, даже после. Однако сейчас на месте происшествия появляется новое действующее лицо.
Это я из среднешкольного времени. «Я» горько плачет возле дыры в ограждении, пробитой столкнувшимися машинами.
– Почему?.. – выдавливает «я», глядя вниз с обрыва. – Почему ты это сделала, сестричка?
«Я» смотрит на окровавленную сестру – Аю Отонаси, – чья нижняя часть тела раздавлена в аварии.
Ая Отонаси пытается взобраться по обрыву. Она умирает, но все равно улыбается; у нее по-прежнему та чарующая улыбка.
– Ты ведь знаешь, почему, Мария, не так ли? Я хотела отомстить семье за то, что они создали внутри меня пустоту!
– Ты мне не это говорила, сестричка! – восклицает «я». – Разве ты не собиралась заполнить эту пустоту, сделав всех людей счастливыми?
– Это была моя цель, да, но не единственная. Месть была не менее важна. Свою цель сделать всех счастливыми я решила оставить тебе, Мария.
– Ты не можешь так сделать!..
– Могу. Как только я лишусь жизни, ты перестанешь быть Марией Отонаси…
Она улыбнулась.
– Ты станешь Аей Отонаси.
Верно, она сделала такое предсказание.
«Сейчас я предскажу твое будущее».
«Ты станешь мной – нет, тебе придется стать мной».
«Я имею в виду, что тебе придется делать других людей счастливыми».
«Мария, когда мне будет четырнадцать, я тебя покину».
«Мария Отонаси станет Аей Отонаси».
Все пошло так, как она планировала. Ей подчинялся весь мир. Ая Отонаси манипулировала людьми и управляла временем. Она была больше чем просто человеком.
Не было ничего, что она не смогла бы сделать.
– Я не умру, даже если умрет мое тело, Мария. Я завладею тобой и буду жить через тебя. Когда я тобой завладею, для тебя места уже не останется. Ты станешь существом, единственная цель которого – исполнить мое «желание». А если ты отбросишь мое «желание», то превратишься в пустую, бездушную оболочку.
Она права.
Я не Мария Отонаси. Я Ая.
Кадзуки показал мне сладкий сон, но я уже не могу снова стать Марией.
Конечно, я уничтожу «Ущербное блаженство» и выпущу его. Это я решила твердо.
Но большего я сделать не смогу. Я не смогу быть рядом с –
(Мария, п_е_р_е_д___т_о_б_о_й___н_е___А_я___О_т_о_н_а_с_и.)
Мои глаза распахиваются от изумления.