— У нас кончились деньги? — спросил Болен.
— С чего ты взял?
— Ты залила плохое масло. Посмотри, сколько дыма от него!
— Я залила то, что нашла в кладовой.
— Почему это не сделала служанка?
— Я никого не хотела пускать в свою комнату. Никто не имеет права видеть моих слез и страха, понимаешь? Все должны знать: Новаки ходят с гордо поднятой головой, им не о чем беспокоиться, они не совершали преступлений и не нажили долгов. Поэтому у меня должен быть свой угол, где никто не заметит ужаса в моих глазах.
— Прости меня, — Болен опустился на колени перед сестрой и прижался лицом к ее платью. — Я не должен был тебе всего этого рассказывать. Действительно, выглядит очень вздорно и нелепо.
— Тебе нужно больше спать! — Агнешка погладила брата по голове.
— Да-да! Ты только скажи мне перед сном, что веришь в меня! И… и пообещай сразу же уехать отсюда, если вдруг со мной что-нибудь случится.
— Куда уезжать! Я не хочу. Я останусь навсегда с тобой, что бы ни случилось. Это ведь наш родной город. Мы родились здесь. Здесь могилы наших родителей. Здесь будут когда-нибудь и наши могилы. И могилы наших детей. Все будет хорошо… Давай, я расскажу тебе сказку на ночь!
В детстве Марко-королевич пас свиней и был такой слабый мальчик, что его постоянно колотили товарищи. Однажды он набрел на прекрасного вилина ребенка и, видя, что дитя лежит на солнцепеке, перенес его в тень. Тут пришла вила и промолвила древнее заклинание. После этого приказала Марко ступать, куда тот захочет, и никто его отныне не одолеет. Королевич сковал себе огромную боевую палицу и отправился на богатырские подвиги. С тех пор он был непобедим в бою; вилы постоянно помогали ему в кровавых сечах. Сражаясь с русским царем, он воскликнул: «Вила, помоги мне!» И победил неприятельские рати. А однажды повстречался Марко-королевич с Мусой Кеседжия. После первых ударов изломалось у обоих воинское оружие; они соскочили с коней и схватились врукопашную; долго бились витязи, кровавая пена капала с них на землю, но вот Муса повалил противника и сел ему на грудь. И возопил Марко к вилам. Явилась тогда вила из облака и сказала: «Зачем жалуешься, Марко-королевич? Не я ли, бедный, тебе говорила, чтобы не начинал ссоры в воскресенье? И разве у тебя нет змия за пазухой?» В последних словах был намек на острый нож. Заслышав голос вилы, Муса взглянул на облако, откуда она вещала; а Марко выхватил нож из-за пазухи и распорол Мусу от пояса до самого горла.
А еще все вилы любят танцы, пение и музыку. Собираясь в особых местах — в лесах и горах, они водят хороводы, играют на свирелях и дудках, поют, бегают и резвятся. Морские вилы выходят при свете месяца из своих подводных жилищ, затягивают чудные песни и в легких грациозных плясках носятся по берегу или по зыбкой поверхности вод. Вилы охотно пляшут и под гусли, на которых играет пастух; они так пристрастны к танцам, что предаются им до полного изнеможения. Но смертным небезопасно смотреть на их веселые забавы, всякий, кто набредет на их хоровод или вечернее пиршество, всякий, кто расположится станом на их дивном игралище, дивном певалище, подвергается страшному мщению. Однажды Марко-королевич шел по горам мимо того места, где играли вилы. Они увидали его и пригласили состязаться с ними в танцах. Но витязь был крепок ногами и одержал уверенную победу над всеми вилами, которые, несмотря на свою воздушную природу, попадали от усталости на землю. Побежденные вилы заключили с королевичем братский союз и с той поры состояли у него на службе, помогая ему во всякой беде.
Напевы вил до того притягательны, что человек, услышав их однажды, не может наслаждаться песнями земных дев и всю жизнь томится и тоскует.
— Ну вот ты и спишь, мой маленький Болен… — Агнешка наклонилась и поцеловала брата в макушку. — Так и будем спать, стоя на коленках?
А про себя добавила: «Хоть на коленках, да лишь бы поспал. А я посижу. Ничего. Спокойных снов, малыш Болен!»
ГЛАВА 9
В конце сентября 1632 года пан Божен Войцеховский получил от главы города неожиданное назначение на пост воеводы восточной стены. «Вспомнили наконец старого служаку!» — не скрывая улыбки, произнес пан, когда к нему пришел посыльный с пакетом. Вверенный ему участок тянулся от Никольских ворот до башни Орел. Именно здесь поляки ожидали самого яростного штурма.
Хоть и не молод был пан Войцеховский, но ратное дело знал великолепно и твердо держал в руках свой страшный чекан. Зловеще звенели о камни второго яруса крепостной стены его шпоры, когда он шел от Никольских ворот до Орла. Туда и обратно — за день не один десяток раз. Оглядывал и ощупывал бойницы, проверял на прочность каждый зубец и крепеж настила в башне. Все собственноручно. Брезгливый до тошноты, помешанный на чистоте до приступов ярости, он заставил волонтеров настроить для солдат нужников чуть ли не через каждые пятнадцать метров. Как истинный шляхтич, ненавидящий все русское и особенно безжалостный к крестьянству, он принадлежал к той партии, которая боролась за «полноеочищение Смоленска от москальского духа». Войцеховский часто любил повторять слова папы Григория Девятого, произнесенные еще в 1239 году, что схизматики — это те, от кого самого Бога тошнит. Тошнило от схизматиков пана до судорог. И он мстил им за это, за вечное свое недомогание на почве лютой неприязни.
Партия пана Войцеховского победить не могла, поскольку среди польской знати большинство все же понимало — если сделать Смоленск сугубо польским, то восстаний не избежать. Поэтому пану приходилось терпеть, но он не упускал случая отомстить русским за то, что они вообще существовали. За то, что жили, рожали, пили и ели вопреки тому, что самого Бога от них тошнит.
Грозно стучал клюв чекана о красный кирпич стены, позвякивали шпоры, развевались седые кудри, словно позаимствованные у самого красивого демона. Пан Войцеховский хотел войны. Мечтал о ней. Видел в самых сладких снах, как убивает ненавистных русских схизматиков: топит в их собственной крови, душит голыми руками, расчленяет на плахе.
От зари и до зари готовился польский воевода к битве. Приказал даже соорудить рядом с воротами небольшую пристройку, чтобы отдыхать днем. Домой возвращался лишь на ночь, а точнее, на несколько часов. К нему вдруг опять вернулись молодость, задор и былая сила, когда он мог не спать сутками, а если ложился, то на три-четыре часа. Сердце его бешено колотилось от предчувствия любимого дела, душа пела от радости и предстоящего полета над полями, усеянными трупами москалей.
Он яростно сражался в успешной кампании двадцать с лишним лет тому назад и в числе первых ворвался в осажденный город. Даже когда Смоленск сдался, Войцеховский не желал останавливаться, ему хотелось перебить всех жителей до единого.