Читать интересную книгу Над Москвою небо чистое - Геннадий Семенихин

Бой был жестоким и долгим, и трудно сказать, как бы он кончился, если бы со стороны солнца с головокружительной высоты не бросилась внезапно в драку четверка Султан-хана. С первой же атаки комэск подбил «мессершмитт», а Красильников дал длинную очередь по кабине второго и, видимо, убил летчика, потому что этот «мессер» без дыма и пламени вошел в штопор и, делая виток за витком, врезался в землю. Сбил «мессершмитт» и Василий Боркун. Но в ту минуту, когда он выходил из атаки потерял скорость, к нему в хвост пристроился фашистский летчик. Черной тенью подкрадывался он к самолету Василия. Коля Воронов сверху спикировал на немца.

— Сбил? — прервал его Алеша.

Воронов пальцами засунул под пилотку рыжий вихор.

– Одной очередью! Во как! — похвастался он.

– Ну а дальше?

– Дальше над аэродромом была целая карусель. Старший политрук загнал в землю «юнкерса», потом сел, а за ним к аэродрому подошел твой Султан-хан. У него мотор плохо тянул, скорость была неважнецкая, вот он и отстал. Хотел стать на круг, а его какой-то дикий «мессер» атаковал.

– Откуда же он взялся, проклятый?

– Знаешь, Алеха, — серьезно объяснил Воронов, — мы с тобой во многом еще профаны. Оказывается, фрицы не только большими группами воюют. Есть у них и такие асы, что действуют в одиночку или парами. Подойдут к аэродрому, бац нашего на посадке или взлете, по газам, и за линию фронта. Такой и на капитана бросился. Спасибо, ты своего лихого комэска спас.

Алеша смущенно покраснел и, не глядя на товарища, признался:

– А знаешь, Николка, я и сам не понимаю, как я его.

– Чудак! — фыркнул Воронов. — Откуда ж тебе понять? Тут и все мы рты пораскрывали, когда ты на него в лобовую пошел.

– Так что было делать? Это не от смелости. Просто я его иначе не брал.

– Я-то понимаю! А с земли лобовая страшно выглядит. Ух как страшно. Как в кино каком. Когда между вами метров с сотню осталось, немец не выдержал, решил тебе под брюхо скользнуть. И до земли. Так и сгорел за аэродромом. Сейчас десять автоматчиков на грузовой туда поехали.

– За кем?

– За экипажем с «юнкерса» и к «мессеру». Но туда, я думаю, бесполезно. Сгорел «мессер». А вот с «юнкерса» фрицев привезут. Операцию дядя Костя возглавляет. Знаешь его?

— Видел как-то, — сказал Алеша.

Он вспомнил ПАРМ-овского старшину, обращавшегося однажды за помощью к Султан-хану. Дядя Костя просил тогда мотористов откатить в мастерские два поврежденных самолета. Фамилия его была Лаврухин, но все звали его либо «товарищ старшина», либо попросту дядя Костя, потому что ему было уже под пятьдесят. У него были удивительные ладони: огромные, с синими вздутыми венами и рубцами от мозолей — дядя Костя гнул на спор подковы. Низенький, кособокий, с тяжелыми, словно клешни, висящими вдоль туловища руками и грубо высеченным лицом, он мог показаться нелюдимым. Но на самом деле это было не так.

— Дядя Костя — это орелик, — ухмыльнулся Воронов. — Говорят, будто сам Демидов ему больше, чем какому адъютанту, доверяет. Гляди, вон уже и полуторка показалась.

За балочкой, что подходила почти вплотную к аэродрому, висело облако серой осенней пыли. Ветер медленно сносил его к рыжему бугру с красным деревянным столбом над могилой майора Хатнянского. Это серое, похожее на конус облако волокла за собой старенькая полуторка аэродромного батальона. Вот скрылась в балочке, вынырнула из нее и помчалась по летному полю, весело рокоча мотором. Можно было уже различить головы людей, сидевших на приделанных к бортам скамейках. Солдаты батальона аэродромного обслуживания держали короткоствольные автоматы, а в центре кузова стояли со связанными руками трое худощавых парней: двое в серых комбинезонах с многочисленными блестящими застежками, третий в военной форме.

Шофер лихо подкатил машину к самой землянке КП и затормозил. Скрипнула дверца кабины. Дядя Костя быстрым движением поправил ремень, разгладил волнистые складки на гимнастерке, уверенно шагнул к Демидову:

— Товарищ подполковник, старшина сверхсрочной службы Лаврухин провел операцию по захвату экипажа фашистского самолета, сбитого нашим комиссаром. Пленные в машине.

– Молодец, старшина, — скупо улыбнулся Демидов, — а ну, давай этих рихтгофеновских коршунов сюда.

Старшина подал знак, автоматчики молча откинули заднюю стенку кузова и жестами приказали пленным сойти. Один за другим немцы повыпрыгивали из машины.

Затаив дыхание, Алеша вглядывался в их лица. Враги! Он впервые видел их так близко живыми. Вот они стоят в трех шагах от него, эти люди, пришедшие на подмосковную землю издалека, посланные сюда Гитлером. Он переводил взгляд с одного немецкого летчика на другого. Один из них, очевидно, командир экипажа. На грязно-зеленом френче выше левого кармана холодно поблескивает черной эмалью Железный крест.

У немца худое продолговатое лицо с довольно правильными чертами. На щеке огромный кровоподтек. Из бледного стиснутого рта сочится кровь.

Рядом с ним, в комбинезоне и шлемофоне, щуплый веснушчатый подросток беспокойно озирается синими испуганными глазами, часто подрагивает покрасневшими веками. Голенища его кожаных унтов разодраны. Вероятно, зацепился за ветку, когда приземлялся с парашютом . Чуть поодаль, вытянувшись в почтительном безмолвии, застыл третий член экипажа, по всей видимости штурман: белая счетная линейка торчит у него за голенищем унта.

Демидов нахмурился и бросил на дядю Колю суровый взгляд.

– Это ты, что ли, его так разделал? — кивнул он на первого немца.

Старшина воровато отвел глаза, нагнул голову, извиняющимся голосом пробормотал:

– Так я же его только маленько. Он, подлюга, кусался.

– Смотрите мне, — сердито сказал Демидов. – Охрану пленных возлагаю на вас, старшина Лаврухин. Только чтоб этого «маленько» больше не было.

Заложив руки за спину, Демидов неторопливо с подчеркнутым достоинством зашагал вниз, в землянку. За ним Петельников и Румянцев, Боркун и Султан-хан.

– А мы как? — озадаченно посмотрел Алеша на Воронова.

– Что «как»? — насмешливо передернул плечами его друг. — Мы тоже с ними воюем. Можно, наверное, и нам присутствовать на допросе. Только на всякий случай, забьемся в темный угол. Нечего Демидову глаза мозолить.

Летчики быстро сбежали в землянку, сели в самом темном углу.

В проеме двери показались немцы. Первым спустился командир экипажа сбитого «юнкерса», за ним штурман и стрелок-радист. Из соседней комнаты с блокнотом в руке вышел красноармеец Челноков. Демидов поманил его пальцем.

– Садись, Гомер.

– Почему Гомер? — улыбнулся Челноков.

– Потому что рано или поздно ты «Одиссею» нашего девяносто пятого полка напишешь. Только не гекзаметром, разумеется, а как-нибудь поновее. Как Маяковский, что ли. А пока — помогай командиру, когда начну запинаться, и пиши.

Демидов исподлобья посмотрел на немцев. Алеша с удивлением услышал, как он быстро спросил по-немецки летчика с подбитым глазом:

– Ваше имя?

Гитлеровец молчал. Нижняя губа, покрытая корочкой засохшей крови, презрительно дернулась.

Демидов задал тот же самый вопрос штурману и стрелку-радисту.

– Кранц Отто, — сиплым голосом ответил штурман.

– Густав Келлер, ефрейтор. Их кайн национал-социалистише. Их кайн «Гитлерюгенд», — торопливо, тонким мальчишеским голосом забормотал безусый стрелок-радист и с ужасом посмотрел на стоявшего рядом с ним дядю Костю.

Летчик, молчавший до этой минуты, сделал резкое движение и плюнул Келлеру в лицо.

– Швайн! — крикнул он в бешенстве.

– Ого! – воскликнул Румянцев.

Немец с яростью одну за другой бросил несколько коротких фраз членам своего экипажа.

– Что он им сказал? — наклонился к Челнокову Демидов.

Челноков поднял глаза:

– Ругается и угрожает им смертью. Говорит, что гитлеровские войска уже близко и скоро их всех освободят. Тогда и Кранца и Келлера вздернут по его приказу на первой осине. Запрещает им давать показания.

– Ясно, — кивнул седеющей головой Демидов. — А ну, старшина Лаврухин, уведите пока ефрейтора и штурмана. Они будут отвечать, это по всему видно. Я хочу поговорить с этим типом без них.

Алеша из своего темного угла еще раз посмотрел на немецкого летчика. Тот стоял, сомкнув каблуки, и свысока озирал окружающих зелеными холодными глазами.

– Будете говорить? — спросил Демидов.

– Да, — ответил немец, — я буду говорить. Но не о том, что вас интересует. И если вы хотите что-либо услышать, развяжите мне руки.

— Развязать ему руки! — приказал Демидов. Дядя Костя неохотно выполнил эту команду. Немец с наслаждением расправил затекшие руки, усмехнувшись, посмотрел на следы от веревок на запястьях.

— Вы, разумеется, можете связать рядового летчика великой Германии, по недоразумению попавшего к вам в плен, — заговорил он быстро и сухо, — но я бы не советовал вам это делать в те дни, когда наша доблестная армия набросила смертельную петлю на ваше государство. Пора кончать комедию. Обещайте мне жизнь, и я позабочусь о том, чтобы всем вам было обеспечено гуманное обращение, когда вы попадете к нам в плен или будете интернированы.