отвечала затравленными взглядами. «А ведь я легко могла бы оказаться в таком же положении», — подумала девушка, — «Если бы мой отец послушал епископа и отдал бы меня ему в услужение». Кассии стало не по себе.
Кассия разместилась. Не прошло и четверти часа, как вернулись ее соседки по комнате. Едва они успели познакомиться, как пришла служанка с тазом, наполненном водой с лепестками роз. Девушки вымыли руки и отправились в трапезную.
Когда все расселись за длинным столом, Кассия внезапно почувствовала на себе чей-то тяжелый и пристальный взгляд. Девушка повернулась и едва не задохнулась от ужаса. Во главе стола, среди рыцарей-наставников сидел и сверлил ее взглядом преподобный Туллий, епископ Каллатиса. Тот самый, который вместо оброка хотел взять ее служить в свой замок. Тот самый, который велел сжечь ее отца за оскорбление церковного иерарха, упорство в ереси и богохульство, когда тот отказался отдать ему Кассию. Тот самый, который выгнал из дома и обрек на голодную смерть ее семью. И Туллий узнал ее.
— Братья и сестры, — епископ поднялся из-за стола, указывая на девушку мясистым пальцем. — Эта девица — самозванка. Ее отец был моим крепостным, которого я лично приговорил к смерти за недостаточное уважение к служителям Церкви, богохульство и упорство в грехах. А ее семью и ее саму я лишил своего покровительства и отпустил на волю Единого.
Наступила зловещая тишина. Взоры учеников и наставников обратились к Кассии.
Молчание нарушил брат-капеллан:
— Что ты скажешь на эти обвинения, Кассия Гаура?
Девушка тоже поднялась и собрала в кулак все свое самообладание:
— Поскольку эти обвинения ложны, мне нечего сказать. Пусть их доказывает тот, кто предъявляет.
— Это резонно, — кивнул брат-капеллан. — Но, поскольку обвинение в самозванстве — это очень серьезно, я вынужден задержать тебя. Стража! Уведите ее в тюрьму.
Кассия вышла из-за стола с гордо поднятой головой, не обращая внимания на перешептывания и насмешки.
***
Тюремная камера, в которую поместили Кассию, была маленькой и полутемной. Стены Цитадели Света были настолько толстыми, что свет едва проникал в узкое окошко. Из обстановки в камере едва помещались деревянная, грубо сколоченная кровать и такие же неуклюжие стол и стул. На кровати лежали соломенный матрас и подушка, а сверху — колючее шерстяное одеяло.
Для тюрьмы это помещение было вполне удобным. Это означало, что Кассию пока не признали виновной. Девушка слышала, что для настоящих преступников у Ордена есть тюрьмы куда хуже.
Кассию очень пугала неизвестность. С тех пор, как ее поместили в эту камеру, прошла уже целая декада, и все это время к ней никто не приходил. Три раза в день стражник приносил девушке поесть, но на вопросы не отвечал.
Ожидания мучили Кассию. Что еще рассказал брату-капеллану преподобный Туллий? Будет ли суд? И если будет, что ее ожидает — позорная казнь или что-то похуже? Девушка слышала, что простолюдинам, выдающим себя за знатных особ и изобличенным в этом, вырывают язык и надевают на голову раскаленный докрасна медный обруч. А некоторым перед таким наказанием еще назначают порку кнутом. Таким образом, осужденный получает и позор, и страдания.
В таких размышлениях прошли еще несколько дней. Наконец, дверь камеры, где держали Кассию, открылась. В камеру вошел Веттоний в сопровождении стражи. Девушка встала, чтобы их приветствовать. Брат-капеллан сел на стул и сделал знак девушке подойти поближе. Кассия послушалась.
— Тебе, наверно, интересно, какие новости есть по твоему делу?
Девушка молча кивнула.
— Ты должна понимать, что находишься в плачевном положении, Кассия Гаура. Или не Кассия и не Гаура? — прищурился брат-капеллан.
Вот оно! Девушка внутренне сжалась, всем существом ощущая беду. Но сдаваться она не собиралась.
— Ты видел мои документы, брат-наставник, — твердо сказала она. — Ты сомневаешься в их подлинности?
— Я — нет, — ответил брат Веттоний. — Но епископ уверен, что узнал тебя. Ты должна понимать, что, если твое низкое происхождение и самозванство подтвердятся, это покроет Вечный Орден позором, а позор смывается только кровью.
— Отец Туллий дерзнул смертельно оскорбить меня и память моего отца, — не менее заносчивым тоном ответила девушка. — Для того, чтобы утверждать подобное, даже такому высокородному человеку нужны неоспоримые доказательства. Или же ему придется принести мне публичные извинения, потому что подобные подозрения покрывают позором саму меня.
Главное — продолжать играть роль. Не прекращать быть Кассией Гаурой даже тогда, когда весь мир вокруг будет вопить, что ты — не она.
Брат-капеллан одобрительно посмотрел на девушку:
— Между нами, мне тоже кажется, что брат Туллий серьезно заблуждается. Доказательств у него нет, кроме одного. У тебя ведь не осталось родных, девочка?
— Кровных родственников у меня не осталось, это так, — призналась Кассия.
— Есть еще кто-то, кто был бы рад с тобой повидаться, и он ждет здесь, за дверью, — брат Веттоний, поднялся со стула, подошел к двери и, открыв ее, сказал тем, кто ждал его в коридоре:
— Впустите сюда нашего гостя.
Все это время он внимательно наблюдал за реакцией Кассии. Девушку вновь захлестнула ледяная волна страха, лишая ее уверенности, но послушница держалась изо всех сил. Кассия улыбнулась настолько радостно и лучезарно, насколько могла.
В дверь неспешно, шаркающей походкой вошел совсем дряхлый старик в коричневом одеянии служителей Единого. Он был сгорбленным и сморщенным. Голова на тонкой шее неуверенно тряслась. Пожилой жрец был настолько худым, казалось, что он может несколько раз завернуться в робу, которая была на нем надета.
— Входи, преподобный отец, прошу тебя! — загромыхал брат-капеллан. Судя по тому, как он повысил голос, посетитель был еще и тугоух.
Услышав Веттония, старик вздрогнул и вздернул голову, стараясь рассмотреть обстановку слезящимися подслеповатыми глазами. Брат Веттоний встал, уступив пожилому жрецу свой стул.
Все это время Кассия стояла столбом, лихорадочно соображая, кто это такой. Внезапно ее осенило: это был духовник сэра Аурелиана Гауры, каноник Урсин. Тот самый, который написал рекомендательные письма для настоящей Кассии. Реагировать надо было быстро.
— Отец Урсин! — девушка, почти натурально всхлипнув, бросилась на колени перед стариком и стала целовать ему руки. — Как же я рада, что ты здесь! Я так по тебе скучала! Как ты себя чувствуешь? Путешествие было не слишком тяжелым?
Каноник слегка потрепал ее по голове, растерянно посматривая то на девушку, то на рыцаря.
— Кто ты, дитя? — удивленно пробормотал жрец.
Брат Веттоний напрягся. Кассия мысленно уже увидела себя на плахе, но сдаваться она не собиралась:
— Отец Урсин, — она немного отстранилась от старика, давая ему возможность себя разглядеть. — это же я, Кассия!
Вручая ей бумаги, Одноглазый Энний сказал, что старый каноник настолько подслеповат, что не отличит кружевную